Подари мне себя до боли (СИ) - Пачиновна Аля

— Я понял.

— Выбьешь все пятнадцать точек, получишь супер-приз. Фирменные часы тира «Арсенал» и вот, — он кивнул в угол на огромного белого плюшевого медведя.

Макс перевёл взгляд на Соню. Она застыла, глядя на этот айсберг плюша и синтепона и помотала головой.

«Да, детка, ты запомнишь этот день. Хотела романтики — получи!»

— Давай семнадцатый, — Макс вынул из бумажника ещё одну купюру.

Мужик по еврейски прищурился, цапнул бумажку и нажал кнопку пульта взведения мишеней; выдал четыре пары наушников и очки. Наклонился куда-то за стойку и положил перед Максом два уже заряженных магазина.

Он взял только один, подошёл к огневому рубежу, заправил в пистолет. Надел очки. Правой рукой плотно обхватил рукоять, левой зафиксировал под ней. Автоматика. Ничего взводить не надо. Ударник находится в полувзведенном положении всегда, когда пистолет подготовлен к выстрелу.

Макс прицелился и нажал на спусковой крючок. Хлопок, пистолет вздрогнул, как ото сна, но мишень пробил. Даже пристрелочный не нужен. Прицелился в следующую — выстрел, попал. Следующий — в цель. Четвёртая, пятая, шестая. Гильзы отлетали, как попкорн и дзынькали на бетонный пол. Между выстрелами вдох-выдох, цель. Пистолет в ладони уже, как ручной. Десятая, двенадцатая. Рука чуть затекла, но не критично. Костяшку вот на большом пальце бьет, но это у Макса с глоками личные траблы. Пятнадцатая — есть. Макс убрал палец со спускового. Положил пистолет на столешницу.

— Хочешь выстрелить? — спросил он Соню. — Тут ещё два патрона есть.

Она кивнула и подошла. Надела протянутые Максом очки.

— Бери пистолет. За рукоять, — он подошёл сзади вплотную, запах волос ударил не только в нос, но и в мозг; окутал, опьянил. — Вот так. — Макс обхватил ее руки своими, чуть наклонил ее вперёд, подтолкнув сзади бёдрами. Поздно осознал, что в таком положении его член все равно, что бык перед красной тряпкой.

— Целься. Сфокусируйся не на мишени, а на мушке, совмести ее с прицелом и с целью на мишени, — горячая, нежная, манит, дразнит, — теперь плавно подушечкой указательного пальца дожимай спусковой крючок до конца. Не резким движением, а именно плавно, чтобы ствол не "клевал" и не улетал сильно вверх.

Соня нажала. Пистолет дёрнулся вверх сильнее, чем нужно для меткого выстрела. Мимо.

— Давай ещё раз.

Прицелилась, нажала. Рядом, но мимо. Надо будет научить ее стрелять.

— Спасибо, отец, — сказал Моронский, отдавая наушники и очки.

— Забирай призы. Где стрелять научился? — спросил мужик, с любопытством разглядывая компанию.

— Военная тайна. Часы себе можешь оставить. Нам только медведя.

— Довольна душенька? — спросил Макс, когда они вышли из тира.

— Моронский, у тебя очень искаженное представление о романтических отношениях. Я мороженое хочу!

И пошла вперёд, откручивая крышку мыльных пузырей.

— Мелочь есть? — обратился он к пацанам. Игорь перехватил медведя другой рукой и полез в карман.

— Два косаря есть, шеф. Хватит?

— Верну!

Купил ей мороженое. Взяла рожок, а пузырёк с мыльной жижей Максу вручила. Открыла рот, высунула свой язычок и лизнула белый сливочный шарик. Потом, не отводя взгляда от Макса, накрыла его губами и втянула подтаявшую сладость. Облизала губы. Развернулась и пошла вперёд, виляя бёдрами.

— Фам фаталь, блть…

Макс не спешил догонять. Пусть идёт.

Замедлил шаг ещё и пацанов отозвал, чтобы скорость сбросили.

Только сейчас, оказавшись позади, заметил, как на неё пялятся все вокруг. А она идёт, мороженое ест, не замечает. Бёдрами своими покачивает, лицо солнцу подставляет, жмурится, как киска.

Впереди на лавке двое низкоросликов. Макс их давно срисовал. Сидят на спинке скамейки, сандалями своими сидение пачкают, шакалы. Заметили его девочку, переглянулись. Дождались, когда Соня подойдёт ближе. Один присвистнул:

— Девушка! Ваши ноги бы, да мне на плечи!

Юморист. Макс почувствовал, как глаза кровью налились. Кулаки сжались рефлекторно.

Соня притормозила, медленно повернула голову на длинной своей шее. Смерила взмахом ресниц этих бандерлогов и сказала:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Приятеля своего попроси. Его ноги на твоих плечах будут, как родные!

Бабах! Уложила одним выстрелом обоих. Да, языком она стреляет лучше, чем из пистолета.

— Чё ты сказала?

Бесстрашный какой. Смертник поднял седалище со спинки лавки, скукожился весь, решил в бой пойти. На девочку беззащитную. Посчитав, что оскорбила его. Наверное, думает, что сейчас все разбегутся в ужасе. Ага!

Спустил табуретки свои на землю и сделал шаг на полусогнутых в сторону Сони.

Даже интересно стало, была ли какая мысль в качане у этого камикадзе или он чисто, как петух безголовый, по инерции членами двигает?

— Сам, — сказал Макс парням и в два шага преградил путь начинающему инвалиду.

— Тебя в детстве не учили, что девочек обижать нельзя? Или ты сразу взрослым дебилом родился?

— Чё ты сказал? — о, он ещё и на ухо слабоват.

— Извинись, говорю, перед дамой!

Второй из этой парочки интеллектом был не обижен. Оценив масштаб конфликта, он извинился, и козликом отпрыгнул в сторону. Первый, судя по стойке — борец. При бросках вылетал за пределы ковра, и головушкой об твёрдое прикладывался и не раз. А может при рождении его обидели. По какой-то из этих причин, оценить обстановку правильно не смог. Ручонки в стороны расставил, корпус вперед наклонил, готовился, видать, в ноги пройти. Борец же. Вот так с орлиным клекотом на Макса и пошел. Поступок, безусловно, смелый. Но борец не учёл, что Макс всю юность отрабатывал джэбы с дальней дистанции.

И озверело пер вперёд башкой…

Макс раскрытой ладонью, как лапой по перчатке, борцу сверху по лбу — дзынь и загасил. Всю тактику нападения ему сломал. Как шел с распущенными перьями, так на землю и присел. Крылья распластал по брусчатке и сидит. Глазками вращает. Ему дружок сумку подает, а он отмахивается от него, как от мухи

— Не делай так! — сказал Моронский, подойдя к Соне, которая, как ни в чем не бывало, продолжала кушать мороженое.

— Как? — и слизала потекшую по вафле сладкую белую жижу.

— Как ты делаешь, — Макс сглотнул.

— А что я делаю? — зачерпнула языком сливочную мякоть.

— Мороженое ешь!

Фыркнула.

— С каких пор это преступление? — и опять облизала губы.

— Ты его ешь, как будто член облизываешь!

— А, может быть, я это себе и представляю? — высунула язык и, не отводя взгляда, лизнула шарик.

— Пацаны, — бросил он Славику с Игорем, хватая Соню за запястье, — погуляйте пока с животным.

Еле дотащил до стоянки, не помня себя. Думал, прямо на улице нагнуть. На суде потом так и сказал бы: не виновен, это все мороженое.

Запихнул на заднее сидение и сам забрался следом.

Чё тут у нас ребятишки слушают? Нагрузил музло на всю. Ну да. У парней три извилины на двоих, оттуда и музыкальные предпочтения. Под неспешный ритм придушенный мужской голос читал про разбросанное по полу белье, про то как он ее то грубо, то нежно. Репчик, что надо. Покатит.

Ухватил за тесемки. Руки ходуном ходят. Простая, вроде, задача, а торпеда, видать, кровоснабжение нарушила, до верхних этажей кровь не доходит.

— Развяжи, а то порву!

Впился зубами в сосок прямо через кружево. Ухватил ладонью вторую грудь. Охнула девчуля.

Пальцем скользнул под узкую полоску стрингов, а она там уже мокрая вся. Вот же заводная. Тебя же всю ночь трахать без остановки, и все равно мало будет.

Оттянул трусы в сторону. Большим пальцем нашёл клитор, покружил вокруг, горошинка под пальцем напряглась. Скользнул меду нижних губок, проник внутрь. Боже, какая она узкая и горячая!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Член пульсирует, тело кипит. Макс стащил с бёдер брюки. Раздвинул сучке шире ноги и толкнул член в неё. А она обхватила ногами и потянула за плечи на себя. Да! Да! Наконец-то!

Скользкая, тугая, горячая. Драть тебя до потери сознания!