История христианской церкви от времен апостольских до наших дней - Фридрих Ксаверий Функ

Св. Духа, изложенное в связи с тезисами Боннской конференции. 1876. СПб. 1879).

1. После того как Filioque весьма рано попало в символ испанской церкви (§ 49), в VIII в. оно нашло доступ также и во Франкское государство. Архиепископ Павлин Аквилейский провозгласил его на соборе Фриульском 796 г. Карл Великий приказал петь символ в своей придворной капелле с этой прибавкой. Этим примером соблазнились монахи на Масличной горе у Иерусалима и старались провести у себя это нововведение. Впрочем, употребление этой прибавки здесь, в царстве чистого никеоцареградского символа, вызвало споры и упрек латинян со стороны греков в ереси. Когда это дело по жалобе монахов было предложено на рассмотрение Запада, то оно нашло, при поддержке Карла Великого, защитника в лице епископа Теодульфа Орлеанского в его сочинении — «De spiritu sancto». Равным образом за Filioque высказался Ахенский собор 809 г. Вследствие встреченного у греков несочувствия, папа Лев III не согласился на включение этого дополнения в символ, хотя сам по существу ничего не имел против нее. Все же он убеждал франков устранить эту прибавку и поставил даже в храме св. Петра две больших серебряных таблицы, в которых символ цитировался без Filioque. Франки, однако, не пошли навстречу его желанию. Напротив, прибавка эта была сделана и Римской церковью и, по-видимому, в непродолжительном времени спустя, так как позднее об этом различии не было более речи.

2. Когда в 780 г. известный Мигеций в окрестностях Сивилии савеллиански объяснял Троицу троекратным явлением Бога в Давиде (Отец), Христе (Сын) и Павле (Дух), то против него выступил энергично архиепископ Елипанд Толедский с утверждением, что Логос поистине отличное от Бога Божественное лицо, тогда как Христос по своей человеческой природе может быть назван только усыновленным Сыном Божиим. В этом лежит начало лжеучения адопцианизма. Епископ Феликс Ургельский в Каталонии немедленно с этим согласился. Напротив, аббат Беат Либанский и епископ Етерий Осмийский стали оспаривать это, как новое несторианство. Так как часть спорящих находилась во Франкской империи, то Карл Великий заинтересовался этим вопросом и предложил его на рассмотрение соборов Регенсбургского 792 г. и Франкфуртского 794 г., а также и отдельных ученых, именно Алкуина. Когда на Ахенском соборе 799 г. Феликс отрекся от своего лжеучения, то тем самым оно в большей своей части было уничтожено, так как тесно связывалось с его личностью. С Елипандом лжеучение это окончательно сходит со страниц истории.

§ 92. Готтшальков спор о предопределении

Предопределение, которое уже в прошлый период волновало умы, продолжало служить и в это время предметом продолжительных споров. Затеял спор Готтшальк, сын саксонского графа Берно. Послушник Фульдского монастыря, он позднее (после 829 г.) вследствие спора своего с аббатом Рабаном Мавром по поводу обязанности своей тонзуры был переведен в монастырь Обрей в суассонском диоцезе. Понимая предопределение строго по августиновски, как вечное, неизменное определение Божие, Готтшальк признавал одно только частное божественное спасение и говорил о двойном предопределении, о предопределении к смерти и предопределении к жизни. Оспаривая, однако, предопределение ко злу или к греху, он обосновывал предопределение к смерти на Божьем предведении. О ереси здесь едва ли поэтому может быть даже и речь. Но проводя, однако, точно различия между двумя видами предопределения, хотя и не упуская их из виду, Готтшальк неосторожным образом старался распространить свое учение среди неподготовленного к пониманию простого народа. Отсюда легко могли прийти к возникновению ереси. Вследствие этого архиепископ Рабан Мавр Майнцкий немедленно восстал против его спекуляции о предопределении к смерти, как совершенно не доказанной. Соборы Майнцкий 848 г. и Киэрский 849 г. осудили Готтшалька, при чем второй собор приговорил его к пожизненному заключению в Готвиллиерском монастыре.

Если доселе у Готтшалька были только враги, то ныне выступили скорее благочестивые, чем ученые люди за него и за его учение. Тот прием, которым Гинкмар Реймский в своей работе «Ad reculusos et simplices» оспаривал воззрение его о предопределении к смерти, побудил одного монаха по имени Ратрамна Корбиесского выступить на защиту этого учения. Когда Гинкмар возбудил вопрос о предопределении, то аббат Серват Луп Феррьерский и епископы Пруденций Тройесский, Венилон Сенский и Ремигий Лионский высказались за двойное предопределение и частное спасение Божие, другими словами, значит против всеобщности спасения. А так как изложенные воззрения вскоре были запечатлены в соборных постановлениях Гинкмаром на соборе Киерсийском 853 г., а его противниками на соборах Валенсском 855 г. и Лангресском 859 г., то спор вследствие этого только распространился и усилился. На французском национальном соборе в Савониере у Туля (859 г.) явилась опасность столкновения двух теорий. По предложению архиепископа Ремигия Лионского решили отложить дело до ближайшего собора, а на соборе в Туси в 860 г. хотя и не без споров пришли, наконец, к соглашению и к заключению мира. Вопрос о предопределении все же оставался не решенным. Впрочем, воззрение Гинкмара Реймского постепенно стало брать перевес. В соборном послании, им составленном, высказывалась идея всеобщей воли Божией о спасении и о всеобщности спасения.

§ 93. Споры о евхаристии

1. Изречение Господа «ядущий Мою Плоть и пьющий Мою Кровь» доселе принималось просто верующими душами. В IX в. таинство сделалось предметом ученого исследования. Монах Пасхазий Радберт Корбьесский составил сочинение «De corpore et sanguine Domini» (831 г.). Позднее, сделавшись аббатом своего монастыря, он вновь переиздал его с посвящением Карлу Лысому (844 г.). Главное положение гласит: «в евхаристии, хотя и sub figura panis et vini, поистине содержится Тело и Кровь Христовы, и именно „non alia plane caro, quam quae nata est de Maria et passa in cruce et reserrexit de sepulcro“» (с. 1). Он высказывал здесь веросознание церкви. Но упирая слишком сильно на тождественность исторического и евхаристического Христа, не обращая должного внимания на формы явления, а также создавая своими выражениями, оборотами и особо чудесными рассказами благоприятную почву для кафарнаитских или грубо чувственных представлений, Пасхазий возбудил против себя массу возражений. В одном письме к аббату Эгилию Прюмскому Рабан Мавр прямо заявил, что только naturaliter или по существу, но не specialiter или в форме явления действительное Тело Христово и евхаристическое являются единым. Ратрамн, исследовавший по поручению Карла Лысого этот вопрос, в своем сочинении «De corpore et sanguine Domini» это различие выразил настолько сильно, что в новейшее время высказывают даже предположение, что присутствие Христа в евхаристии он представлял только духовным. Предположение это, впрочем, ни на чем не основанное. Вот философ Скотт Эригена, тот, по свидетельству Гинкмара Реймского, действительно говорил только о голой memoria veri corporis et sanguinis Christi в различных местах своих сочинений. Нечто подобное предполагали и некоторые другие; так, из письма