Сальвадор Дали. Божественный и многоликий - Александр Петряков

Каждый день в синеве ампурданского неба, сливающегося со Средиземным морем, темные скалы Порт-Льигата словно наливаются молочным светом и превращаются в Швейцарские Альпы. Гала отчетливо видит и будто приросший к горам санаторий в Клаваделе в нахлобученной снежной шапке. Вот из его дверей выходит худенький и грациозный Эжен Грендель, так похожий на Пьеро, ее первая любовь, непреходящая любовь… Слепящий солнечный свет отражается от волшебно искрящегося белейшего горного снега и словно переносит ее в далекий Тобольск, куда она однажды с матерью, братьями и сестрой Лидой ездила к бабушке. Она и сейчас ощущает на своей голове ее теплые большие ладони, пахнущие рассолом и еще чем-то неуловимым, похожим на ваниль и на тающий снег…

А этот красивый немец Макс Эрнст… Как это было мучительно больно, страшно, тревожно и невыразимо стыдно, казалось, само сердце заливалось у нее кровью стыда, но… они оба хотели, чтобы она жила с ними обоими. Она искала выход, рвалась из этого треугольника, где есть только три угла, и каждый из них — замкнут. Красавец Макс, так не похожий на всех этих подопечных Андре Бретона, блудливо пожиравших ее глазами на своих сборищах, которые они называли снами наяву, оказался все же мерзавцем, ветреным, как все мужчины, негодяем… Впрочем, он освободил ее тем самым для другого…

Дали, Дали, Дали… Малыш Дали… Вот он кряхтит, ложится на свою кровать и будет ворочаться до рассвета, а раньше едва прикасался к подушке головой — мгновенно засыпал, чтобы встать с восходом и, напевая, отправиться в студию работать до полудня.

У нас печальный конец, думала она, очень печальный. Вздохи и кряхтение мужа вскоре прекращаются — видно, задремал, а Гала теперь слышит шумный рокот морской волны. Вот тут, за окном, на этих скалах, где в камне вырублена скамья, в ветреную погоду у них произошло странное, ох, какое странное объяснение в любви. Она предложила ему себя, а он подумал, что она хочет умереть. Бедный малыш, иной раз я любила тебя как себя и даже больше, недаром доктор Румгер объяснял нам, что мы составляем единое целое, как однояйцовые близнецы…

Я отдала тебе, малыш Дали, всю вторую половину своей жизни, лучшую, признаюсь тебе, половину, и тебе грех на меня жаловаться — если бы не я, ты наверняка бы окончательно свихнулся и жил в нищете. Хотя, может быть, я и не права. Малыш Дали всегда готов за себя постоять и убедить кого угодно и в чем угодно. И если малыш ничего не понимал в практической жизни и отмахивался от ее тягот, сваливая все на меня, он все же крепко стоял на ногах и очень любил жизнь, а это главное, чтобы выжить и одному, без меня. Или с какой-нибудь Амандой. А Аманда его предала, предала, теперь даже не является… А ведь клялась мне на иконе. А что ей русская икона?

Вот он опять ворочается, скрипит зубами, что-то бормочет… Малыш Дали, ты не спишь? Знаю, что не спишь, знаю. И все-таки, малыш, это я сделала из тебя гения…

Гений Дали в эти дни ходил как потерянный, ничего не ел и у всех спрашивал: неужели Гала умрет? Он не мог в это поверить. В мае ее соборовали по католическому обряду.

Осознав в конце концов, что Гале не долго осталось жить, он попросил архитектора Эмилио Пигнау, реставрировавшего замок в Пуболе, подготовить место в склепе замка. Гала хотела быть похороненной у себя в Пуболе.

Приезжала и Сесиль. Но ее не приняли. Гала почему-то не любила свою дочь и редко о ней вспоминала, даже в завещании она не значилась наследницей матери. Гала считала, что она получила достаточно от отца.

10 июня 1982 года художник по обыкновению встал в шесть часов утра, заглянул за ширму и увидел обращенный к окну неподвижный взгляд Галы. Последнее, что она видела в жизни, — море и небо. Она была еще теплой, смерть наступила недавно. Он закричал.

В доме были два врача и Робер Дешарн. Они посоветовали Дали перевезти тело Галы в Пуболь прямо сейчас, не медля, потому что по сохранившемуся до нового времени средневековому закону, принятому во время эпидемии чумы, для того, чтобы перевезти покойника, требовались длительные бюрократические процедуры. Семейный врач доктор Вергара позвонил своему коллеге в Корса, расположенному рядом с Пуболем, и попросил его выдать справку, что Гала умерла в Пуболе. В одиннадцать утра Галу завернули в одеяло и посадили на заднее сиденье кадиллака. Рядом ехала медсестра, на случай, если остановит полиция, — она должна была сказать, что везла Галу в больницу, и та, дескать, умерла в дороге.

Прессе было сообщено, что Гала была перевезена в Пуболь в коматозном состоянии и умерла в тот же день в 14 часов 15 минут. То же время стояло и в справке врача из Корса.

Камердинер Каминада отвез Галу в Пуболь и вернулся в Порт-Льигат, чтобы забрать Дали и Антонио Пичота, сына виолончелиста Рикардо Пичота, портрет которого Дали писал в 1920 году. Узнав, что сын Рикардо Пичота стал художником, он посетил его в 1972 году и нашел его работы талантливыми. С тех пор Антонио был своим человеком, и очень преданным, в окружении Дали. Каминада привез их в Пуболь ближе к вечеру. Дали захватил с собой картину «Три восхитительные загадки Галы» и ее фотографию с королевской четой. Он хотел, чтобы то и другое выставили у гроба.

На другой день Галу набальзамировали, обрядили в ее любимое красное платье от Диора. 11 июня в шесть часов вечера началась церемония погребения. В доме, кроме слуг, были Робер Дешарн, Антонио Пичот и юрист из Мадрида Мигель Доменеч, а из родственников только кузен Дали Гонсаль Серраклара. Дали не стал спускаться в склеп.

Вниз он пошел несколько часов спустя и сказал Серракларе: «Видишь, я не плачу».

Через несколько дней он решил еще раз навестить покойницу. В склепе он споткнулся об обломок камня, упал и не мог подняться. Там его, трясущегося от страха, нашла прислуга. Больше он в подземелье не ходил. В день смерти Галы кадиллак увез Дали из Порт-Льигата навсегда. Он остался жить в Пуболе.

Король Хуан Карлос пожаловал ему титул маркиза. Правительство также предложило Дали приобрести у него по его выбору две картины за двести миллионов песет, это по тогдашнему курсу около миллиона долларов. Он продал ранние работы — «Арлекина» и «Останки». Добавил к ним в качестве подарка и третью картину, привезенную в день смерти жены в Пуболь, — «Три восхитительные загадки Галы».

Глава пятнадцатая

О последних семи печальных годах жизни Дали в Пуболе и Фигерасе и о его кончине и похоронах; рассуждения автора о современном искусстве

Овдовевший Дали хоть и собирался после похорон жены вернуться в родной Порт-Льигат, однако передумал и остался жить в Пуболе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});