Сальвадор Дали. Божественный и многоликий - Александр Петряков

Вышел и другой конфуз. Под занавес церемонии Дали попытался вытащить из ножен непомерно большой меч, но это у него не получилось, пришлось обратиться за помощью.

Он, как Феникс, возрождался в лучах своей славы. Став «бессмертным», как величают членов Французской академии, он и вправду ощутил прилив сил и, вернувшись после славной церемонии домой, продолжил работу над холстом «В поисках четвертого измерения».

В конце того же 1979 года в парижском Центре Жоржа Помпиду открылась большая ретроспективная выставка, осветившая в основном, его сюрреалистический период. В экспозицию вошли сто двадцать картин, двести рисунков и около двух тысяч документов о жизни и творчестве художника.

Гала и Дали сразу же по приезде из Порт-Льигата пришли на выставку еще до открытия, и Дали сказал, что не думал, что написал так много. А это был далеко не весь Дали.

На первом этаже Центра устроители попытались создать настроение мешаниной из сюрреалистических объектов. Самыми крупными оказались автомобиль и ложка длиной в тридцать два метра, взятая из картины 1932 года «Символ агностицизма», в которую из радиатора изливалась вода. Дали это не понравилось, как не понравилось и то, что экспозиция была развернута на шестом этаже в небольших, расположенных анфиладой, залах, годных разве что для показа графики. Художнику хотелось бы видеть свою выставку в каком-нибудь огромном зале, где, как он сказал, «одним взглядом можно было бы охватить всего Дали».

Выставка пользовалась огромным успехом, и за три месяца ее посетили около миллиона человек. Она была интересна еще и тем, что многие работы, приобретенные в разные годы коллекционерами и меценатами, что называется, с мольберта, до этого не экспонировались. На Морза они произвели очень сильное впечатление. Он, кстати, на выставку ничего из своей большой коллекции не дал, опасаясь, что Сабатер «затеряет», чего доброго, картины. Эдвард Джеймс, в отличие от американца, не побоялся отправить на выставку работы из своего собрания.

Был выпущен огромный каталог, включавший в себя, помимо репродукций, тексты как самого Дали, так и других о его творчестве, документы и фотографии; включили сюда и библиографию, состоящую из двух с половиной тысяч (!) наименований.

Сейчас в Центре Помпиду находится в постоянной экспозиции всего одна работа Дали под названием «Частная галлюцинация: шесть явлений Ленина на фортепиано». Впервые я увидел ее в 1992 году, когда был в Париже с выставкой. И убедился, что судить о Дали — по репродукциям, это все равно что представить себе, скажем, вкус омара, если ты до этого раньше его не ел. Этот большой холст производит впечатление иное, чем просто картина, произведение, созданное с помощью кистей и масляных красок. Поражаешься, конечно, виртуозной технике, но это не главное. Ты как бы входишь в изображенную комнату, наполненную призрачно-мистическим светом, льющимся из дверного проема, и ощущаешь таинство странного театрализованного действа. Персонаж, вероятно композитор, положил руку на спинку стула с плетеным сиденьем, где на ткани лежат черешни, и словно размышляет, какую музыку можно сыграть по стоящей на пианино партитуре, где в качестве нотных знаков — расползающиеся муравьи. Очевидно просматривается здесь и мысль художника о расползании коммунистических идей по всему миру и их стремлении стать единственной музыкой планеты — не случайно портретов Ленина на клавиатуре шесть, и они занимают почти весь музыкальный звукоряд, шесть октав из семи.

Из Парижа эта выставка отправилась в Лондон, а супруги Дали уехали в Нью-Йорк. Здесь Гала искала встреч с несравненным Джефом, а Дали устраивал сборища в ресторане «Трайдер-Вик» за обедами, стоившими три тысячи долларов, с «педиками и причудливо разодетыми уродцами, наемными управляющими и другими нахлебниками, праздными и вечно голодными», как писал адвокат художника Стаут. Но Дали развлекался с наслаждением, ему всегда было отрадно находиться в центре внимания, и он любил, чтобы вокруг было много экзотического народу. Он словно предчувствовал, что эта зима в Америке окажется для него лебединой песней.

В феврале 1980 года супруги заболевают тяжелейшим гриппом. Гала, считавшая себя знатоком в области медицины и фармакологии, пичкала мужа всякими лекарствами, в том числе и нейролептиками. Он впадал в сонливую ипохондрию, правая рука стала трястись еще сильнее, отчего он приходил в ужас, и его страхи выливались в агрессивную злобу против жены, которая из ангела душевного равновесия обратилась в злобную старуху, изрыгающую не хвалу гению Дали, а хулу на всех известных ей языках, но особенно яростно слетали с ее языка неведомые русские слова.

Они стали все больше и больше ненавидеть друг друга. Все чаще и чаще старики устраивали потасовки, отчего на лице гения появлялись царапины от перстней с бриллиантами, что приводило его в ярость, и Гала тоже ходила с синяками от его трости.

Выздоравливали они мучительно долго. За ними преданно ухаживала Нанита Калашникова, но затем она уехала в Европу, в Испанию, где у нее был свой дом в Торремолинасе, вблизи Малаги. В этом месте, как мы помним, Дали и Гала провели прекрасную весну в первый год своего знакомства на пустынных пляжах и полях диких красных гвоздик. Это теплое, ностальгически незабвенное, воспоминание и побудило, видимо, старика, позвонить Наните с просьбой приютить их у себя в доме весной 1980 года. Эта весна была похожа для супругов на зиму — оба были так разбиты и измотаны болезнями, что походили на покойников. Но Нанита ответила, что все комнаты в ее доме заняты, и посоветовала поселиться в находившейся поблизости оздоровительной клинике, на что они и согласились. В дорогой клинике высшего разряда был прекрасный персонал, но болезнь не отпускала. Дали выглядел просто развалиной, к великому беспокойству и огорчению Наниты, навещавшей стариков каждый день.

Спустя месяц супруги улетели домой, в Порт-Льигат, но и родные стены не помогали Дали. Он мучился бессонницей, поэтому не мог работать в утренние часы, что волновало его еще больше, чем непрекращающийся тремор[7] правой руки.

Комитет в лице Дешарна, Мура и Морза решил обратиться к доктору Пигварту. Талантливый уролог осмотрел художника в Порт-Льигате, поместил в свою клинику и созвал консилиум из невропатологов и психиатров, которые единодушно пришли к выводу, что Дали нуждается в серьезном лечении антидепрессантами.

Врачи добились неплохого результата. Выписавшийся из клиники художник, хоть худой и казавшийся ниже ростом, обрел прежний кураж и в октябре 1980 года устроил в Театре-музее пресс-конференцию. Красный каталонский колпак и знаменитое леопардовое пальто не смотрелись на нем, как раньше, — одежда висела, как на вешалке, — но Спаситель современного искусства был по обыкновению бодр и напорист, сыпал пословицами и поговорками, мешая сразу три языка — французский, испанский и каталанский. Как всегда, развлекал журналистов байками и планами на будущее, одним из которых было создание в Румынии скульптуры гигантского, в тридцать пять километров, кибернетического коня. Сообщил, что во время болезни чуть не умер и обнаружил, что Бог очень крошечный. Хотел было продемонстрировать тремор своей руки, но она в тот момент не дрожала. Гала тихо сидела рядом с отсутствующим видом и, как пишет Гибсон, была похожа «на содержательницу старомодного парижского борделя, с морщинистой кожей, покрытой толстым слоем макияжа, шокирующе яркими губами и париком на том месте, где у подружки Микки Мауса расположен бархатный бант».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});