Без Отечества… Цикл ’Без Веры, Царя и Отечества’ - Василий Сергеевич Панфилов

всего лишь крохотного шажка в сторону Цели.

Они…

… и зачастую — только они считают эту Цель важной, заражая своей неистовой Верой целые страны!

… и горе тем, кто усомнится…

Это люди, для которых вся жизнь — битва, лязганье рыцарских доспехов, шпор и мечей, беспрестанная борьба, сражение. Они не видят иначе ни свою жизнь, ни жизнь страны, и беда, если они оказываются во власти, а тем более — надолго!

Они необходимы в дни кризиса, и наверное, только такие люди и могли построить Израиль. С ноля, на каменистых пустошах, во враждебном окружении.

Другое дело, что они и им подобные, независимо от национальности и вероисповедания, и в России видят одни только каменистые пустоши и враждебное окружение. До основания!

… и лишь затем…

Людей, с ними не согласных, они воспринимают как препятствия, как врагов, как враждебную среду. Уничтожить! Выкорчевать с корнями и перепахать! Фанатики Идеи…

… а белые ли, красные…

Не суть.

— Ты должен сам всё увидеть, — бьёт голос Левина по моим натянутым нервам, — Сам!

Слушаю молча, сидя почти недвижимо, не спеша соглашаться или спорить.

— … на Дальнем Востоке и в Сибири — японцы, — выплёвывает Илья, и замолкает ненадолго, стискивая зубы так, что желваки вспухают на худом лице, — Высадились… как у себя дома, с-суки… порядок наводят.

Замолчав ненадолго, он достал портсигар и попытался прикурить, ломая одну спичку за другой. Наконец, прикурив, он затянулся глубоко и выдохнул с мертвенным спокойствием:

— … кладбищенский. Когда сами, а когда и…

— Своей сволочи хватает, — криво и страшно усмехнулся Илья после короткой паузы, — В жизни бы не поверил, что вот так — легко… К врагам, к захватчикам в услужение, и — куражатся так, что не приведи Господь! Не видел бы своими глазами, так не поверил бы!

— Кожу заживо, Лёша, это ещё не самое страшное… — глухо добавил он и затянулся, глядя в небо безжизненными глазами.

— В Архангельске — британцы и англичане, — продолжил он, — и мне бы радоваться! Только вот…

— … не получается, — криво усмехнулся Илья.

Собственное, я и так знаю, что происходит в России, но… не лишнее, совсем не лишнее! Одно дело — пресса, и вот уже где врут!

Да и беженцы… «Врёт как очевидец» известно давно. Кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал… и такие враки на выходе, что слов нет!

Левин же, хоть и пристрастен, но явно врать не будет. Не умеет. Да и можно быть уверенным — он действительно видел то, о чём говорит. Сам.

— В Архангельске у большевиков было полное превосходство в живой силе, — глуховатым голосом повествует Илья, — Шутка ли — три тысячи штыков в тех безлюдных местах! Сила!

— Британцев же с англичанами… — он прервался, чтобы затушить папиросу и закурить новую, — всего полторы тысячи десанта, да восставших эсеров с полтысячи. Но нет… струсили. Город попытались поднять, но чёрта с два! Так и бежали[v]…

— Радоваться бы, — усмехаясь, повторил он, — так не получается! Союзнички, мать их за ногу, ничуть не скрываясь, строят на Севере клиентское государство[vi], и, веришь ли, вот вообще никого и ничего не стесняются!

— А что Чайковский[vii]? — поинтересовался я, предугадывая ответ.

— А ничего, — Илья скривил рот, — формально во главе, а так… Николай Васильевич нужен был, чтобы народ против большевиков поднять, ну и работу наладить. А потом…

Снова усмешка.

— … подвинули. С-союзнички… Николай Васильевич неудобен для тех, кто строит клиентское государство, а вот генерал Миллер оказался для них находкой.

— Да? — искренне удивился я, — Не ожидал! А казался порядочным человеком. Ну… насколько могут быть порядочными царские офицеры.

— Порядочный… — засмеялся Левин, вытирая платком выступившие слёзы, — ох-х!

— Настроения у него имперские, это да, — отсмеявшись, согласился Илья, — хотя вовсе уж ярым сторонником монархии его не назовёшь.

— И всё же, — не отступаю я, — насколько помню, Миллер выступал против идеи заручиться помощью национальных окраин в обмен на признание независимости, и вдруг такое!

— Что есть, — пожал плечами Илья и усмехнулся зло, — наверное, сладкий пряник понюхать дали!

— Наверное, — соглашаюсь задумчиво, пытаясь сообразить, как это отразится на раскладах в целом.

— Ты нужен нам, Алексей, — сказал Левин, не мигаючи глядя на меня, — Ты нужен в России! Приезжай!

Затягиваюсь, не поворачивая головы…

— Приезжай, Алексей! — Илья настойчив, — Ты нужен нам, нужен России! Тебя слушают! Ты яркий, харизматичный… приезжай!

— Меня слушают, пока я здесь, — усмехаюсь я, поворачивая голову и бестрепетно встречая взгляд Левина, — Пока я в Париже, пока моё имя на слуху у французской прессы — меня слышат и слушают. Стоит мне приехать… Неделя? Две?

— Ты не прав, Алексей, — выдохнул приятель, — не прав! Но даже если и так… что с того?! Сейчас в России шаткое равновесие, и ты можешь… а значить — должен! Должен, понимаешь? Должен бросить всё, чтобы весы качнулись на нашу сторону!

— Нет, — коротко роняю я, и Илья будто врезается в стену.

— Так, значит… — шепчет он.

— Так, — киваю я.

— Прощай, — холодно бросил приятель… хотя какой он теперь приятель?! Хорошо, если не враг…

… и ушёл, не оглядываясь.

Некоторое время я глядел ему вслед, а потом, криво усмехнувшись, затушил тлеющую между пальцев папиросу и ушёл. На душе погано, но…

… я знаю, что я поступил правильно! Ведь так, верно?!

На душе скверно, как не было, наверное, никогда в жизни. Ощущаю себя так паршиво, что порой хочется шагнуть в окно и…

… останавливает лишь то, что квартира Анны недостаточно высоко. А потом я собираюсь с душевными силами и снова — размышляю, пишу заметки в полудюжине толстых тетрадей, сверяюсь с книгами и справочниками, листаю газеты и делаю всё то, что называется аналитикой.

Как умею… Постоянно жалею, что не интересовался раньше, в той жизни, ни социологией, ни политологией, ни собственно политикой.

Остро не хватает понимания сути, и ах, как мне не хватает возможности выстраивать размышления, опираясь хоть на какие-то аналогии… Да чёрт подери, если б я в прошлой жизни чуть больше интересовался социальными науками! А история?

Разбирая кризисы прошлого, можно немало понять в настоящем. А сейчас, так выходит, я трачу драгоценное время, изобретая даже не велосипед, а… каменный топор, наверное!

Размышляю, пишу заметки и статьи, встречаюсь с репортёрами, французскими и российскими политиками, общественными деятелями, промышленниками и банкирами. Контакты, чёрт бы их подрал…

Больше всего моя жизнь сейчас походит на попытку выбраться из топкого болота, когда уже виднеется спасительный берег, и отчаянно хочется, презрев все опасности, побрести туда напрямки, понадеявшись на толстую слегу и извечный авось.

Уже сгущаются сумерки, опускается на землю