Век святого Скиминока - Андрей Белянин

– Не надо, любимая. Не плачь… Хочешь, я заряжу твой самострел и ты еще раз в меня выстрелишь? Я встану поближе – ты обязательно попадешь!

Вместо ответа она разрыдалась еще громче. Сев рядом на краешек кровати, я начал тихо гладить ее по голове.

– Прости… Было столько дел. Болезнь, бои, подвиги, драки – все это занимает весь рабочий день. Про ночные вахты уже и не говорю. Надо было, конечно, хоть весточку дать, но в вашей веселой стране ни почты, ни телефона. Не поверишь – банальную телеграмму отправить негде! А ведь народу не объяснишь, что у меня тоже может быть личная жизнь. Людоеды завелись – Скиминок! Пан Юлий мятеж готовит – опять Скиминок! Раюмсдаль Локхайм захватил, Зингельгофер армию собрал, Люцифер козни строит – везде только Скиминок! Как будто у вас других героев нет?! И ладно бы что серьезное, а то чепухой какой-то приходится заниматься… Две драконицы не поделили Кролика, так его еще одна, черненькая, оказывается, с детства любит. И что ты думаешь? Даже здесь без многомудрого меня никак нельзя разобраться!

Моя пустопорожняя болтовня сделала свое дело. Луна перестала плакать, улыбнулась и обняла меня за шею, уткнувшись мокрым носом мне в ухо. Я гладил ее по спине, довольно долго мы молчали. Наемница начала первой:

– Он уехал. Я была уверена, что справлюсь с собой и смогу с ним жить. Два дня мы не ссорились. Потом начался ад… Я заболела. Он ухаживал за мной, но… Я все время думала о тебе, а любое случайное упоминание твоего имени вызывало скандал. Я… в общем, я сказала ему, что давно тебя люблю. Что я обманываю его… Он уехал в Вошнахауз, у него там работа. Потом передал письмо с магом Матвеичем. Пишет, что все понимает, но семья есть семья, разрушить легко и… все зависит от меня.

– А ты?

– Я… наверно, вернусь к нему. Так надо… Он позовет и… Нет! Не уходи, пожалуйста…

Я пытался встать, но Луна вцепилась в мой рукав, глядя такими умоляющими глазами.

– Скиминок, любимый… Родной мой… Не оставляй меня сейчас. Ты не видишь, как мне плохо? Я ничего не могу решить. Все во власти Всевышнего… Ну что же нам обоим делать, раз все так вышло? Не молчи… Я… люблю тебя!

Ее бил озноб. Явно высокая температура. Я покрепче прижал к себе ее горящие плечи, а потом… Наши губы вдруг встретились. Это был тот самый поцелуй, которого ждут всю жизнь! Если его не было, то век прожит даром… Мы целовались снова и снова. Мы отдавали друг другу всю нежность и ласку, скопившуюся за долгие годы разлуки. Горечь поражений, душевная боль, раны и усталость, проблемы, страхи, обиды… не осталось ничего, что бы не растаяло в огне этих поцелуев. Я все простил. Она все простила. Мир вокруг ограничил свое многообразие озерами ее глаз. Там отражался – я! Больше мне не нужно было себя искать… Теперь ответом на любой вопрос звучало: я люблю ее! Враги представлялись мелкими, сложности – несущественными, ошибки – поправимыми. Не было ничего, с чем бы я сейчас не смог справиться. Она целовала меня с такой яростью, безоглядной страстью, на какую способна лишь настоящая любовь. Мы не заметили, как опустился вечер. Я не услышал скрипа досок, припирающих снаружи дверь. Луна не обратила внимания на голоса за окном. Мы вздрогнули одновременно от обжигающего Меча Без Имени, изо всех сил сигналящего об опасности. В воздухе запахло серой. За стеной кто-то громогласно объявил:

– Верьте мне, дети мои… Он – не ландграф! Она – наемная убийца. Они лишь грешные исчадия Ада. Спасем же свои души, придав слуг Сатаны очистительному пламени истинной веры!

Я рванулся к двери и тяжело ударил в нее всей грудью. Бесполезно. Она была надежно прижата снаружи. Подошел к маленькому окну, – вокруг дома мрачной толпой стояли жители деревни. Стражи опирались на копья, староста задумчиво вздыхал, а прямо перед ним бесновался высокий худой священник в черной рясе:

– Огня! Дайте мне огня! Только огонь, испепеливший их тела, избавит ваши души от вечного пламени геенны огненной. Спасите себя и детей своих! Молитесь, дабы происки Сатаны не ввели вас в искушение! Кайтесь, ибо Бог отвернулся от вас за то, что вы дали пристанище его врагам…

– Кто это? – спросила Луна, глядя в окошко из-за моей спины.

Я пожал плечами:

– Очередной религиозный фанатик. Вообще-то у меня уже двойственное отношение к священникам. Кардинал Калл был со мной несколько строг, но потом показал себя хорошим дядей. Инквизиторы и приблудцы оказались сволочами. Отец Ансельм, помнишь его? Чудный человек, а вот этот… По-моему, он успешно уговаривает всех нас сжечь.

– Я боюсь.

– Не бойся! – Именно сейчас, рядом с любимой, которая нуждалась в моей защите, я почувствовал себя невообразимо храбрым и могучим. – Ничего, если я выдавлю стекло? Думаю, мы быстро договоримся со старостой.

Луна согласно кивнула. Она выглядела очень напуганной, но верила мне безоговорочно. Это вдохновляло…

– Алло, колхознички! По поводу чего митингуете? Пестициды замучили или обком опять требует рапорт об уборке за неделю до сева?

Народ припух. Они тут всегда молчат, когда не понимают, о чем речь. Тугодумы, но в неискренности не упрекнешь… Староста откашлялся и, сопровождаемый монахом в черном, попытался дать вразумительный ответ:

– Тут такое дело, господин ландграф…

– Он не ландграф! – с диким криком оборвал его священник.

– Вот я и говорю, господин хороший… – смущенно поправился староста. – Вслед за вашей милостью к нам спустился святой отшельник с Калмыцких гор. Он нечистую силу за версту чует. Вот, стало быть, и…

– Ага! С дуба он упал, а не с гор спустился! Да в Калмыкии отродясь гор не было. Чему вас в школе учили, двоечники?!

– Не богохульствуй!!!

– А ты вообще заткнись, крыса лабораторная! Не с тобой разговариваю. Мужички, вы че, белены объелись? Я – лорд Скиминок, Ревнитель и Хранитель, Шагающий во Тьму, тринадцатый ландграф Меча Без Имени. Да, да, вот этого самого. Аналогов, копий, дубляжей или подделок не существует.

– Ложь! Грязная ложь, во спасение своей жалкой дьявольской душонки! – вновь начал надрываться монах. Его лицо было почти полностью скрыто капюшоном, но голос на редкость звучен и убедителен. Лично меня таким уговорить несложно… – Истинный ландграф не станет покрывать наемную убийцу, скрывающуюся от правосудия. Господь Бог смотрит на вас. Он ждет. Огня, дети мои! Смерть им, смерть, смерть!

Толпа глухо заворчала. Вот за что не люблю средневековье – пашешь на них, пашешь, а придет какой-нибудь ненормальный святоша с тараканами в голове и назовет тебя исчадием Ада – ему все сразу верят! Будь ты хоть четырежды герой Советского Союза, зато у него духовное звание… Помните, как Жанну д’Арк спалили? Сегодня сожгут, а завтра же заявят о необычайной святости. Дескать, ошибочка вышла. Уж извините, на всякий случай… Виновных нет, а если и погорячились, так ведь во славу истинной веры. Все нормально, все путем, живите с миром, молитесь новому мученику… Пока я тихо ругался сквозь зубы, десяток особо религиозных крестьян, понукаемых монахом, начали доламывать заборчик и обкладывать досками дом. Кто-то притащил тюк соломы, замелькали факелы, старосту оттеснили…

– Они убьют нас, любимый… – тихо сказала Луна, отойдя от окошка. Я коснулся ладонью ее лба. Плохо дело… Температура наверняка под сорок. Ее пошатывает, глаза блестят, губы сухие, кашля нет. Что с ней?

– Тебя не тошнит?

– Тошнит. Уже с неделю. Я, по-видимому, чем-то здорово отравилась. Страшная слабость в теле… Почти ничего не ем, только сухари, да вот маг травную настойку оставил. Пью по одной ложке утром и вечером.

– Да ты так ноги протянешь! – Я вовремя подхватил пошатнувшуюся девушку и, взяв ее на руки, отнес на кровать. Создавшееся положение нравилось мне все меньше и меньше…

– Милый, ты еще сможешь…

– Нет, я тебя не оставлю. Мы выберемся. Они не слишком уверены в себе. Толпа есть толпа… ею можно управлять. Я уже заронил в их мозги искру сомнения в деяниях религиозного придурка. Теперь надо только выйти и поговорить. Тихо, без оскорблений, по-хорошему. Знаешь, я умею разговаривать с людьми…

В тот же миг через оконце на пол комнаты, кувыркаясь, упал первый факел. Луна лишь еще крепче прижалась ко мне, а я неожиданно понял, что свирепею. Прошу запомнить всех – не дергайте за усы свирепого ландграфа! Подойдя к стене, я вонзил в нее Меч Без Имени и в четыре резких движения вырезал себе выход. Толкнул плечом, прямоугольный кусок стены рухнул наружу. Крики замерли. Толпа отшатнулась. Я шагнул вперед, сжимая рукоять двумя руками…

– Убейте его! – взвыл черный монах, и деревенская стража неуверенно попыталась взять копья наперевес. Их было всего шестеро, кое-какой ратный опыт лишь у двоих, остальные держали оружие, как грабли. Мой меч рвался в бой, мы бы без труда разделали под орех всю команду, но я еще как-то надеялся обойтись без крови…

– Прочь с дороги, сиволапые! Я вам не Джордано Бруно. Клянусь Катариадой Базиливмейской, что превращу в котлетный фарш любого недопеска, косо посмотревшего в мою сторону. А ну, марш по домам, хамы, холопы, быдло!