«Если», 2009 № 04 - Журнал «Если»

Дама, сословие которой Кей для себя определил как «шудра из скоробогатых», ушла. Мальчишки, недобро поглядывая на пришельца, занялись работой. Сплюнув едва-едва набравшейся для этого слюной, обезвоженный секретарь собрался уже вернуться к спящему патрону, как вдруг увидел брахмана. И пусть в Гритольде нет каст — как еще назвать жреца? Тучный, в отличие от большинства гритольдцев, в парадном храмовом облачении, он, запыхавшись, взбирался на облюбованный Кеем пригорок. Гостя Княжества брахман не заметил, а Кей предпочел сразу же отойти — за бормочущим что-то жрецом шагала целая группа мрачных мужчин, некоторые с полевым инвентарем. Римти, сделав небольшой крюк, уже приблизился к выдвинувшемуся навстречу встревоженному Дорони, как вдруг услышал начало проповеди. Ничем другим это быть просто не могло, несмотря на неподходящее место, да и время.

— Труженики, мужчины и женщины, дети Гритольда, соль его земли! К вам пришел я, чтобы не тратить вашего времени попусту, ибо мало его осталось! Мало!

Кей поискал среди слушателей женщин, но не обнаружил ни одной. Впрочем, дама с детьми уже возвращалась, заинтересовавшись происходящим. Выпрямились мальчишки у мостика. Приближалась целая семья, оставив возле телеги, что остановилась позади экипажа посланника, только юношу — видимо, старшего сына. Двинулись к проповеднику и несколько скучающих гусар из эскорта.

«Вот так и собирает он толпу, чтобы ее окормить путь… Что за рифма, что за размер?! Прав Грамон, мне надо лечиться».

— Лишь два дня осталось у нас. И хоть говорит Великий Князь, что есть еще надежда, — боги ему судьи. Наша надежда не на грязную связь с грязной страной, которой и нет-то вовсе, потому что не может быть страны, неугодной богам. Забывшие заповеди предков, исказившие все, что написано в Святых Книгах, что привезли мы с Родины Прибывших, падут — и времени им тоже всего два дня. Пророчества сбываются! На них наша надежда, на то, что сказано в древности: и ополчатся нелюди, создания Маррава, на создания Алькона, и будут сокрушены! Час Последней Битвы близок! Здесь, на этой земле, мы остановим полчища грязных, похотливых, бездушных уродов и уничтожим их! А потом пойдем дальше!

Пехотинцы замедляли шаг, прислушиваясь. Забегали сержанты, подгоняя их; приближался, погоняя коня, кто-то с ярким плюмажем на шлеме. Кей про себя усмехнулся: «И здесь среди сердец единства нет, и здесь разнятся человеков планы! И будет так, пока вершится бег планет, покуда в обществе зияют раны!.. Какие раны, что я несу?…» Тем не менее бойцам, похоже, не слишком нравилась идея оставить поселян и шагать к столице защищать Великого Князя. Хотя проповедник к ним нарочито не обращался, зато орал во всю глотку.

— Мы пойдем дальше, мы погоним их туда, откуда они пришли! И больше уже не остановимся до западного моря! Мы выжжем этих тварей, мы сделаем Материк вотчиной людей, и только людей — так хотят боги! И это сделаем мы, дети Гритольда! Единственные, кто не изменил заветам, не продал душу за деньги грязных тварей, не убоялся их жал, не позволил своим детям учиться их непотребствам! Мы убьем их всех, мы не будем говорить с ними, ибо каждое их слово — ложь, а каждое обещание — клятвопреступление! Мы разрушим их гнезда, под землей и в горах, в лесах и в пустынях, мы достанем их под водой и на островах! Ни единой твари не останется, ни большой, ни малой! И будет так! Достаточно знамений, и все они говорят: мы победим! Потому что так хотят боги, так хочет светлейший из них — Алькон! Последняя Битва принесет свободу всему Материку!

— «Ни большой, ни малой», во как. — Кей вздрогнул всем телом, услышав хриплый голос неслышно подошедшего сержанта. — Значит, и детей.

— Да уж само собой, Рэнт. Но и нелюди, когда сюда ворвутся, тоже никого не пощадят.

— Ненависть рождает ненависть, как наш брахман бригадный говорит. И я согласен: пока ты убиваешь просто по приказу, грех на начальнике. Правда, я не слыхал, чтобы кто-то у нас приказывал убивать детей. — Дорони поморщился, когда толпа начала скандировать: «Битва! Битва!», и повысил голос: — Нет, ну всякое бывало: разгорячатся иногда ребята… А гоблины в Степи, они не разбирают меж собой, кто воин. Табор воюет — значит, все в бой. Как там детей щадить, когда они в тебя огнем метят? Но это ж другое дело!

— Конечно, — согласился Кей. — Одно дело по приказу, или в бою, или сгоряча, и другое — просто истребить, как крыс.

— Во! — одобрительно кивнул сержант. — Ты понял. Только крыс не истребить. Да и какие же, орки, скажем, крысы? Я с ними служил. Те, что мирные, — нормальные ребята. И языка своего не помнят, по-нашему треплются и дома, и на службе. Вот эльфы… Но детей все равно жалко. Пошли отсюда, что-то много их собралось, да и половина с тяпками. Колонна уже хвост показала.

Возвращаясь к экипажу, Кей еще слышал:

— А тех, кто продал свою душу за власть и деньги, тех мы спросим: где были вы, когда Гритольд принял бой?! И каждого, каждого мы спросим строго! И если увидим, что кровь их нечиста, что матери их согрешили, нет им пощады — потому что всякая грязная кровь должна быть изничтожена! Остальные же грешники пусть искупают вину свою в бою, лишь тогда заслужат они прощение и от богов, и от нас! Так готовьтесь же к битве!

— Битва! Битва!

Гритольдцы кричали аккуратно, хором, и даже, как показалось Кею, на голоса.

7.

Старый Порт, как и ожидал Кей, ничем его не впечатлил. Вот могучий, огромный Царьград, с широченными улицами, с колоссальными храмами, с множеством рынков, с потрясающей и воображение, и обоняние чудо-воронкой Гномьева Городка и мрачной твердыней Стены Кшатриев вокруг Дворца, с Военным Причалом и Рынком Ста Островов, с неконтролируемой полицией Южной Слободой, которая одна величиной с половину Гритольда — вот это столица. А тут… город Лиров, только покрупнее, да есть две-три улицы с пятиэтажными домами. Конечно, все донельзя древнее и ухоженное.

— Дети ходят чуть ли не строем, — зевнул Кей. — Меня бы тут, наверное, казнили еще лет в шесть или когда я там первый раз отцу карманы проверил…

— У тебя и отец был? А я всерьез полагал, что тебя воспитали аллигаторы на южных болотах, бессердечная рептилия. — Хью с какой-то светлой печалью рассматривал проплывавшие мимо дома. — Но ты не прав. Курсанты тут гуляли — ого-го как! Правда, увольнительные давали в одни и те же дни столетиями, и горожане знали заранее… А тебе, значит, Гритольд не нравится?

— Отчего же? Нравится. Жаль, что я не бывал здесь раньше. Теперь нас уж совсем не любят, а потом… Что здесь делать потом? Разве что прибиться к банде, пощупать, что у гритольдцев в домах. — Кей помолчал несколько секунд, почти всерьез обдумывая неожиданную идею. — Нет, чушь. Прибившихся в последний момент первыми на ножи посылают, а доля самая мелкая. Если вообще дадут. А то, может, дадут, а потом выпьют и передумают. А чтобы совестью не мучиться — прирежут. Обычное дело.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});