Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе - Виктор Иванович Козлов

функционирования этноса, зарубежные специалисты, как правило, оставляют в стороне вопрос об их соотношении с объективными факторами. Это и понятно: для многих авторов этническая проблематика ограничивается рамками социальной психологии. Даже наиболее дальновидные из них пока что не идут дальше тех формулировок, которые предложили З. Надель и Т. Шибутани и К. Куан. По словам первого, племя (этническая группа. — В.Ш.), хотя и представляет собой лишь «концептуальное» единство, это нисколько не делает его менее реальным, так как самосознание является, хотя и специфической, но тем не менее, социальной реальностью[805]. Т. Шибутани и К. Куан пишут: «Этнические категории субъективны, поскольку они существуют только в мышлении людей, однако они не субъективны в том смысле, что человек может объявить себя, кем угодно. Эти категории объективны, так как они являются прочно закрепленными верованиями, разделяемыми большим количеством людей, и они объективны, поскольку существуют независимо от желания отдельных индивидов»[806]. Очевидно, что этнические категории могут иметь такой характер лишь в том случае, если они опираются на какие-то материальные факторы, выходящие за рамки этнического сознания. В зарубежной западной этнографии эта проблема начала изучаться лишь в самые последние годы[807].

Для выявления объективных факторов существования этноса его необходимо рассматривать в динамике, изучая те механизмы, которые формируют, поддерживают и укрепляют этническое единство. Иными словами, следует глубоко проанализировать этнические отношения и этнические процессы, ибо вне их этноса как осознанного единства не существует. В общей форме эта потребность нашла выражение в поисках каких-либо объективных критериев степени интеграции, свойственных еще работам З. Наделя. З. Надель предполагал учитывать следующие показатели интеграции: 1) количество видов совместной деятельности людей, 2) их частоту и регулярность, 3) их распространенность в группе, 4) исключительность видов групповой деятельности. В качестве примера З. Надель указывал на этнические группы в горах Нуба, где механизм интеграции был связан с общественными трапезами и другими более или менее регулярными ритуалами, а также с обязанностями, коренившимися в обычаях экзогамии и кровной вражды. З. Надель сетовал на недостаточную строгость разработанных им критериев и указывал на важность эмоционального настроя индивидов, по-разному проявлявшегося в разных видах деятельности[808].

Дж. Бердселл выдвинул для определения уровня интеграции теорию плотности общения. Последнюю он предлагает измерять с помощью следующих показателей: 1) частоты связей, 2) их интенсивности, 3) их продолжительности, 4) легкости общения[809]. По его теории, чем плотнее скопление общин (речь идет об охотниках и собирателях. — В.Ш.), тем большую культурную и лингвистическую гомогенность следует ожидать, так как с ростом плотности общения растет и количество групп, говорящих на одном диалекте. Правда, этот рост не беспределен: он ограничен возможностями передвижения населения по занятой им территории.

Если для более или менее сходных обществ охотников и собирателей теория Дж. Бердселла и подходит, то при изучении более развитых обществ ею руководствоваться уже нельзя. Вспомним справедливое замечание Ф. Барта о том, что общение порой не сглаживает, а напротив, усугубляет различия.

Начало изучению этнических отношений и этнических процессов в зарубежной этнографии было положено функционалистами. Их исследования, давшие необычайно богатый этнографический материал, отражали, прежде всего, колониальную ситуацию. Как выяснилось позже, описанные ими «племена» являлись чаще всего новообразованиями. В последние годы ученые установили, что многие «племенные» группы возникли в колониальный период, благодаря прямой или косвенной деятельности европейцев. Во многих районах колонизаторы деформировали традиционные общественные структуры и изменили характер процессов. Это далеко не сразу было осознано специалистами-этнографами. По сути дела, сама традиционная концепция племени была плодом колониального времени. Именно тогда возникло племя, как четкое более или менее централизованное и гомогенное единство, отличавшееся самосознанием и высокой степенью стабильности. Так происходило в Африке[810], в Америке[811], в Индии[812], на Новой Гвинее[813] и даже в Австралии[814].

Отказ от традиционной концепции племени обусловил новый подход к проблеме этнических процессов и этнических отношений. Теперь она стала одной из важнейших проблем этнографии. Как отметили Р. Коуин и Дж. Миддлтон, многие отсталые общества отличались многоэтничностью, что требует соответствующего подхода к их изучению, учитывающего развитие этносов не в изоляции, а напротив, в тесном общении[815].

Новой, способной удовлетворить этому условию сейчас на западе считается теория этнического плюрализма[816]. Она включает в себя и этнические процессы в узком смысле, т. е. изменение этносом своих образа жизни, культуры, языка и самосознания, слияние этносов друг с другом, и этнические отношения, не отделяя их друг от друга и рассматривая в одной плоскости.

Не имея возможности сделать более или менее полный обзор многочисленных конкретных исследований, посвященных данной тематике, представляется необходимым остановиться на нескольких обобщающих работах, характеризующих направление и уровень развития этих исследований в целом. Р. Рэдфилд был, пожалуй, одним из первых, кто попытался раскрыть проблему этнических отношений в первобытности, исходя не из априорных представлений У. Самнера об этноцентризме, а опираясь на богатые фактические материалы. Нарисованная им картина оказалась чрезвычайно разнообразной: вопреки У. Самнеру, отношения между первобытными группами определялись не только войнами, взаимным презрением и избеганием, но и дружбой, обменом, взаимобрачием. Многие группы издавна контактировали друг с другом, не сливаясь и не утрачивая особенностей культуры, языка и самосознания. Причем это относилось не только к таким различным по культуре, языку и внешнему облику группам, как банту и пигмеи, но и к этносам, весьма близким по многим показателям, как, например, хопи и тева-хопи[817].

Р. Левайн и Д. Кэмпбелл рассмотрели проблему межэтнических отношений с точки зрения теории этноцентризма. Критикуя У. Самнера, они установили, что эта теория включает в себя целый ряд составных частей, которые в каждой конкретной ситуации выглядят по-разному. Идя по пути, проложенному Р. Рэдфилдом, эти авторы показали не только крайнее разнообразие форм межэтнических отношений в первобытности, но и попытались изучить влияющие на них факторы. Среди последних оказались хозяйственные, социальные, потестарные, структурные, военные и другие. И соотношение этих факторов, и их влияние на поведение членов этнической общности в каждой конкретной ситуации бывают различными. Например, враждебность ничуть не препятствует процессам заимствования, а членство в группе не всегда означает желание идентифицировать себя именно с данной группой[818]. Справедливо указывая на недостатки концепции этноцентризма и приводя многочисленные противоречащие ей факты, эти авторы, тем не менее, даже не пытались ни создать какую-либо типологию этнических отношений, ни, тем более, показать их своеобразие на разных этапах первобытной истории.

Важный шаг в этом направлении сделали Р. Коуин и Дж. Миддлтон, показавшие на африканском материале некоторые различия в этнической ситуации в акефальных