Лина и Сергей Прокофьевы. История любви - Саймон Моррисон

Сначала она обратилась за помощью к старым друзьям, с большинством из которых познакомилась через Сергея. Американская коммунистка Дженни Марлинг со свойственным ей оптимизмом попыталась убедить Лину, что на самом деле ей повезло. Большинство людей живет в маленьких комнатах, в коммунальных квартирах, с трудом сводя концы с концами, сказала Дженни, а у Лины большая квартира, в которой могли бы жить несколько семей, и у нее есть ценные вещи, которые можно продавать на черном рынке. Муж Дженни, Александр Афиногенов, предложил Лине работу переводчика в Совинформбюро и даже обещал вывезти ее из Советского Союза. Трудно было не заметить иронии – ведь десятью годами раньше именно они с женой сделали все, чтобы Прокофьевы приехали в Москву.

Афиногенов рассказал Лине, что по распоряжению Центрального комитета должен отправиться в Англию и Соединенные Штаты, чтобы способствовать усилению просоветских настроений. Дженни не могла сопровождать мужа, поскольку была беременна их второй дочерью. Афиногенов предложил Лине поехать с ним в качестве переводчика, а потом просто остаться на Западе. Чиновники, с которыми Афиногенову было необходимо проконсультироваться и у которых он получал дорожные документы и паспорт, остались в столице, хотя большая часть советского правительства была эвакуирована в Куйбышев. Центральный комитет располагался в центре Москвы, недалеко от Кремля, в доме номер 4 на Старой площади, и явно служил целью для немецких бомбардировщиков. 29 октября 1941 года Афиногенов пришел в Центральный комитет за проездными документами. Чиновник, к которому он должен был обратиться, буквально за несколько минут до его прихода вышел в туалет. Послышался звук приближающегося немецкого бомбардировщика. Он сбросил 1000-фунтовую бомбу, упавшую во внутреннем дворе здания. Раздался оглушительный взрыв. Афиногенов погиб на месте, раненный в грудь шрапнелью. Ему было всего 37 лет. Чиновник, вышедший в туалет, остался жив.

Лина лишилась возможности покинуть Советский Союз. Известие о бомбежке вызвало у нее истерику.

Советское информационное бюро (Совинформбюро, СИБ), в котором Лина работала во время войны, было создано при Совете народных комиссаров и ЦК; в это время авторский коллектив состоял примерно из восьмидесяти человек. Сов-информбюро вело пропагандистскую, разъяснительную работу в СССР и за рубежом через 1171 газету, 523 журнала и 18 радиостанций в 23 странах мира; информировало о событиях, происходящих на советско-германском фронте, и о работе советского тыла, о необыкновенных подвигах советских солдат. Англоговорящие читатели буквально проглатывали захватывающие истории о чудесных избавлениях. Например, о юной советской медсестре, которая спаслась от страшной судьбы узницы концлагеря благодаря тому, что красиво пела. Рассказывало Совинформбюро и о солдате, которого от верной гибели спасли… сапоги. По блиндажу, где он находился, проехал танк, и солдата погребло под землей. Однако другие заметили торчащие снаружи сапоги и в последний момент вытащили товарища. В госпитале ему передали эти сапоги вместе с запиской, описывающей невероятное спасение. В следующий раз солдат надел их только в День победы.

В Совинформбюро Лина работала переводчицей с английского и французского языков. По словам Святослава, в первые годы войны она выполняла какую-то секретарскую работу; сама же Лина утверждала, что занималась переводами в 1944–1945 годах. Однако, судя по письму, написанному весной 1942 года, она приступила к работе в начале 1942 года, если не раньше. Лина брала тексты и бумагу, на которой необходимо было выполнить задание, в приемной на улице Станиславского, 10. До войны в этом доме размещалось посольство Германии. Дома у Лины было две пишущие машинки с английской клавиатурой, Smith Corona и Underwood («ундервуд»), но она сдавала переводы в рукописном виде. Владение такими машинками было противозаконно.

Несмотря на то что Афиногенов поручился за благонадежность Лины, ее арест в 1948 году частично был связан с этой работой. Лину обвинили в краже секретного документа и в качестве доказательства предъявили его фотографию. Лина отрицала обвинение в краже, но вспомнила, что на обратной стороне одного из листов бумаги, которые она использовала для перевода, было напечатано несколько фраз. Это воспоминание оказалось роковым.

Большую часть времени Лина проводила дома, боясь, что в ее отсутствие в квартиру проникнут воры. Грабежи случались все чаще и чаще; жильцы по очереди дежурили у входа в подъезд. Президиум Верховного Совета издал указ, согласно которому военным властям предоставлялось право «производить изъятие транспортных средств и иного необходимого для нужд обороны имущества как у государственных, общественных и кооперативных предприятий и организаций, так и у отдельных граждан». Для Лины стало неожиданностью, что автомобиль Сергея, голубой «форд», привезенный в 1937 году, необходим на фронте. В ноябре 1941 года к ней пришли солдаты во главе с лейтенантом, который потребовал документы на машину, зарегистрированную в Куйбышеве, и Линины водительские права. Понимая, к чему идет дело, Лина попросила шофера Федора Михайлова снять с машины колеса, карбюратор и систему зажигания. Разумеется, без всего этого автомобиль был совершенно бесполезен. Однако 9 ноября, когда Лины не было дома, лейтенант опять пришел и попытался уговорить Святослава с Олегом отдать недостающие запчасти. Мальчики отказались. Когда Лина вернулась домой, лейтенант опять пришел с тем же требованием. Лина потребовала предъявить официальный приказ из Куйбышева.

В 21:00, почти одновременно с сигналом воздушной тревоги, во двор въехал грузовик. Из него вылезли восемь солдат и принялись грузить в кузов «форд». Лина в гневе потребовала объяснений от лейтенанта и получила в ответ «тираду нецензурной брани» и сомнительного вида рукописное «распоряжение» об изъятии машины[422]. Приказ пришел из Красногвардейска, а не из Куйбышева. Запчасти остались у Лины, но на следующий день опять пришел все тот же лейтенант, на этот раз с генерал-майором, и Лине ничего не оставалось, как подчиниться.

Разгневанная и возмущенная Лина решила не сдаваться и обратилась за объяснениями в Красногвардейск, но ей ответили, что ничего не знают ни о какой конфискации. «Требуйте объяснение у тех, кто это сделал» – прозвучал неутешительный ответ[423]. Она обратилась за помощью в Союз композиторов; вопрос дошел до военного коменданта Москвы генерал-майора Синилова. Но «форд» так и не вернули.

Под невнятным предлогом реквизировали велосипед Святослава, а рояль August Forster забрали для одного из клубов, находившихся в ведении Красной армии. Взбешенная Лина позвонила в клуб и прокричала в трубку: «Почему бы вам не забрать все и не оставить меня в квартире голой?»[424] Человек на другом конце провода попытался успокоить ее. У нее осталась официальная справка с подписью и печатью об изъятии рояля; со временем инструмент вернут. Хотя у Лины были сомнения, подкрепленные тем, что машина исчезла бесследно, однако рояль действительно вернули; он был поцарапан и расстроен, но, по крайней мере, цел. Много лет спустя Лина утверждала, что рояль не вернули, но на самом деле она перепутала этот эпизод с событиями 1948 года, когда агенты МГБ (Министерство государственной безопасности) забрали инструмент насовсем после ее ареста.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});