Ворон Хольмгарда - Елизавета Алексеевна Дворецкая

так через день-другой там будет.

– Тогда я пошлю приказ Эйлаву сопровождать Эйрика до порогов, а там мы его сами встретим.

Глава 5

Можно было подумать, что в эти дни Олав и его жена ждут двух разных гостей: Олав готовился к защите своих владений, а Сванхейд – к пиру в честь родича, если он и правда явился с миром. К сторожевому городцу у порогов на Волхове был выслан Свенельд с двумя сотнями варягов, а сам конунг спешно собирал ратников с окрестных селений. У порогов Свенельд встретил Эйрика, сопровождаемого Эйлавом с его ладожской дружиной, и там от имени Олава взял с гостя клятву на оружии, что тот не желает этой земле зла. Шесть морских кораблей Эйрика остались перед порогами – выше по Волхову их провести было нельзя, – а войско Свенельд проводил до Хольмгарда, и оно устроило стан на лугах немного ниже по реке.

К Олаву Свенельд привел самого Эйрика в сопровождении десятка телохранителей и старших хирдманов. Как человека равного происхождения и к тому же родича, Олав и Сванхейд встречали Эйрика перед очагом. На Олаве был сарацинский кафтан целиком из шелка, с золотистыми птицами и цветами на красном поле; Сванхейд тоже надела лучшее платье – рубашку тонкого беленого льна, отделанную у горла и на запястьях золотисто-зеленым шелком, красный хангерок, обшитый другим шелком, красно-синим. Между позолоченными наплечными застежками у нее висели три ряда дорогих бус, из сердолика, хрусталя и разноцветного стекла. На каждой ее руке было по золотому браслету, шелковое головное покрывало обшито по краю цветным шелком и золотым плетеным позументом. Неожиданный гость внимательно осматривал их обоих сверху донизу, останавливая взгляд на дорогих тканях и украшениях, словно пытался по наряду хозяев оценить, чего стоит Хольмгард. Сванхейд и радовалась в душе, что может похвастаться немалой удачей, и тревожилась: не смотрит ли Эйрик на это как на добычу?

Сам Эйрик оказался рослым, на вид очень сильным мужчиной лет двадцати семи, с длинными светло-рыжими, с медовым отливом волосами и золотисто-русой бородой. Крупные черты загорелого лица были правильны, но тяжеловесны, светлые, золотистые ровные брови чуть нависали над серыми глазами, смотревшими пристально и сурово, но не угрожающе. Вид он имел очень внушительный, и привычка проламываться через жизненные превратности силой сказывалась и во взгляде его, и в повадке – немного медлительной, но уверенной. На плечевой перевязи у него висел дорогой меч-«корляг» с золоченой рукоятью, и взгляд гостя, едва ли не раньше, чем на лица хозяев, устремился на два таких же меча на дальней стене, позади престола: в таких вещах он знал толк. Ради летней жары на нем был не кафтан, а верхняя рубаха синего льна с отделкой красно-желтым шелком и серебряной тесьмой, на шее – толстая плетеная серебряная гривна, а на ней висело с два десятка разнообразных перстней, золотых и серебряных: носимая с собой казна, из которой он награждал своих людей. Несколько перстней было у него на пальцах, а на запятье – витой золотой браслет. Окинув все это быстрым взглядом, Сванхейд отметила про себя: слава асам, родич явился к ним не в поисках куска хлеба.

– Благодарю тебя, госпожа Сванхейд, и тебя, Олав конунг, что вы приняли меня в своем доме, – густым, низким голосом заговорил Эйрик, и при первых звуках женщины вздрогнули от чувства близости какой-то угрожающей, стихийной силы. Речь его также была неспешной, но уверенной, как у человека, не склонного к болтовне, но мыслящего ясно и связно. – Я пришел к вам с миром и хочу, чтобы между нами все сложилось мирно, как подобает у родни.

– Мы тоже этого желаем! – ответила ему Сванхейд. – Но только нам известно, что не всегда ты приходил с миром, даже к родне, поэтому не взыщи, что твой приход заставил нас… насторожиться.

– Не моя вина, что дед всю свою жизнь не хотел признать законность моего рождения. – Эйрик взглянул на нее, и в его глубоких серых глазах Сванхейд видела тяжеловесное упорство, но не злобу. – Он сгубил моего отца, двух моих братьев, а меня гнал прочь с самого моего появления на свет. Но теперь его утащила Хель, а с твоим отцом, Олавом конунгом, у нас нынче мир.

– Прошу тебя, садись. – Сванхейд с облегчением указала Эйрику на место за главным хозяйским столом. – Мы рады предложить тебе угощение в нашем доме, и просим богов, чтобы между собой нам никогда не пришлось ссориться.

– А где же ваша прекрасная дочь, Ульвхильд? Я немало о ней слышал и очень хочу наконец увидеть своими глазами.

Положив руки на пояс, Эйрик рассматривал знатных женщин Хольмгарда позади Сванхейд, будто выбирал дорогой товар на рынке. Здесь были жены наиболее знатных приближенных Олава: его брата Ветурлиди, Альмунда, Свенельда, Велерада, Бергфинна, Ингимунда. Возглавляла строй Ульвхильд, одетая в белую сорочку с синей шелковой отделкой и голубой хангерок. Золотой позумент на белом головном покрывале, золотая маленькая застежка сорочки и позолоченные наплечные застежки наводили на мысль о светилах среди голубизны неба и белизны облаков. Эйрик глянул было на нее, но тут же взгляд его переместился к более яркой женщине – к Витиславе. Поверх повоя у нее было наброшено и прижато дорогим очельем то знаменитое шелковое покрывало, покрытое узором в виде красно-золотых плодов граната, которое Свенельд привез ей с Хазарского моря. Юная, высокая, красивая, под этим покрывалом она привлекала взгляд и казалась не просто женщиной, но каким-то чудесным живым деревом.

По глазам Эйрика было видно, что именно Витиславу он счел наиболее похожей на дочь конунга. Она отвела взор, смущенная его ошибкой.

– Вот моя дочь. – Олав указал на Ульвхильд. – Она еще подойдет к тебе с чашей, а пока прошу, сядь за стол. Поднимем кубки в честь наших богов и общих предков!

– И богам случается иногда ссориться, но всякий раздор кончается миром, – подхватила Сванхейд.

Однако Эйрик, хоть и послушался, не сразу отвел взгляд от Витиславы, как будто ему было жаль расставаться с этим видением. Вслед за тем он не менее внимательно осмотрел Ульвхильд и почтительно склонил голову, приветствуя ее.

Перед престолом Олава стоял короткий стол для него самого и его родичей: Олав сидел посередине, а от него по бокам с одной стороны были места для Сванхейд и Ульвхильд, с другой – его брата Ветурлиди с женой и Эйрика. Ульвхильд поднесла чашу отцу, чтобы он воздал честь богам и передал ее другим мужчинам. Она ощущала на себе внимательный, изучающий взгляд Эйрика, но не подавала вида: давно привыкнув, что на нее все таращатся, Ульвхильд приучилась держаться невозмутимо, как настоящая валькирия.

Приготовления Сванхейд не пропали даром: в двух больших корытах внесли порубленную и запеченную с чесноком тушу бычка, Олав стал делить ее на части и рассылать, глядя по заслугам каждого: сперва своему брату, потом Эйрику, как гостю из рода конунгов, потом Альмунду с сыновьями, Бергфинну, Халльтору, словенским старейшинам. Каждый кусок Эйрик провожал внимательным взглядом серых глаз, запоминая порядок угощения и близость того или иного мужа к Олаву.

– Хотелось бы узнать, Эйрик, есть ли какие новости, – начал Олав, когда три чаши были подняты и гости утолили первый голод. – Давно ли ты… э, виделся с родичами? Как прошел весенний тинг в Уппсале? До нас доходило, что ты и Олав сын Бьёрна, мой тесть, пришли к соглашению после смерти старого Бьёрна – хотелось бы знать, каковы отношения между вами сейчас.

– Сейчас мы в мире, – ответил Эйрик, оторвавшись от кости, которую обгрызал крепкими белыми зубами с неторопливой сосредоточенностью и упорством, придававшим его облику нечто звериное. – На весеннем тинге Олав был провозглашен конунгом свеев…

Сванхейд не сдержала радостного восклицания: ее отец наконец-то стал конунгом! Ему самому было около пятидесяти, и он давно беспокоился, что умрет раньше своего бессмертного отца, так и не получив престол – и это при том что уже лет двадцать именно он нес все самые утомительные обязанности конунга, вроде зимних объездов страны и бесконечного разбора судебных дел. В глубине души Сванхейд испытывала признательность к своему непримиримому двоюродному брату, война с которым доконала упрямого деда.

– За мной остался вик Бьёрко, Кунгсгорд и Готланд. Когда Олав умрет, мы с его сыном, Бьёрном Молодым, будем на равных правах притязать на престол, и пусть свеи выберут, кто им больше нравится.

– Я очень рад, что у вас наконец-то наступил мир.

– А как у вас?

– Не так хорошо, как хотелось бы. Зимой в части моих владений…