Иерусалим правит - Муркок Майкл

— Сэр Рэнальф — английский джентльмен, я полагаю. — Эсме не вполне уловила направление мыслей миссис Корнелиус. — Он богатый человек. Конечно, я не считаю его привлекательным, но Максим сказал, что нужно ему угождать.

— Да, это верно, моя малышка. — Я нагнулся, чтобы поцеловать мою удивленную девочку. — Миссис Корнелиус, стоит ли противоречить человеку, от которого теперь зависят все наши дела? Нам, конечно, следует проявлять определенную тактичность.

— По-моему, есть разница между вежливостью и полным повиновением. — Она пожала плечами и не стала продолжать.

Меня в тот момент не слишком интересовали мелкие детали общественных отношений.

— У меня есть удивительные новости, миссис Корнелиус! Я видел своего старого друга — нашего старого друга, Эсме, — графа Николая Петрова!

— Коля! — Глаза Эсме сначала расширились от восхищения, а затем, как мне показалось, в них отразилась тревога. Она нахмурилась. — Почему он здесь? С сэром Рэнальфом?

— Он не имеет никакого отношения к сэру Рэнальфу. Шура упоминал, что у него дела в Каире. Я говорил тебе.

— А он разве был не в Триполи?

— Нет, в Александрии. А теперь в Луксоре. Я спрошу у портье, не остановился ли он здесь. Не чудесно ли будет, если остановился?!

Эсме казалась смущенной; она не успела ответить и внезапно улыбнулась кому-то, стоявшему у меня за спиной.

— Сэр Рэнальф! Как мило!

— Моя дорогая! Мои дорогие! Мои добрые друзья! Как чудесно увидеть вас всех вместе! Мои три звезды! Я приехал, чтобы попросить об одолжении. — Полный баронет сделал паузу, вытерев пот, стекавший из-под головного убора.

Миссис Корнелиус встала в облаках ароматного розового шелка, ее шляпка-колокол отбрасывала на лицо тень, похожую на вуаль, — только прищуренные глаза были слабо различимы. Как будто не заметив ее неприязни, сэр Рэнальф снова поднял панаму, убрал носовой платок, поцеловал пальцы дам и хлопнул меня по плечу. Я, со своей стороны, очень торопился разыскать Колю.

— Я только что насладился обществом нашего дорогого режиссера. — Сэр Рэнальф взмахнул пухлой рукой, чтобы показать, как он общался с немного высокомерным гением. — И мы должны начать съемки завтра в Долине Царей. Это означает, что нам всем придется подняться в пять утра и, боюсь, выехать в шесть.

— И все из-за света, полагаю, — сказала Эсме, тяжело вздохнув.

— Мой нежный бутон, из-за жары! В десять будет просто невыносимо. Только местные работают после обеда. Свет? Свет всегда прекрасен. Благодаря нашим влиятельным друзьям мы получили особое разрешение на съемки в Долине и окрестностях. Это означает, что нас не будут беспокоить случайные туристы. Некоторые из моих деловых партнеров в городе оказали нам немалую помощь.

До сих пор нам открыто не сообщали о партнерах сэра Рэнальфа, но мы не особенно удивились, услышав о них. Он прекрасно разбирался в политике и нравах этой страны и, без сомнения, из дипломатических соображений пригласил в правление своей компании некоторых местных членов Египетского общества, таким образом гарантировав нам карт-бланш на съемках. Наши дела находились в руках смекалистого и практичного человека, у которого, при всем его щегольстве и аффектации, был очень острый ум. Я считал его одним из тех, кто любил создавать ложное представление о себе. Миссис Корнелиус, в конце концов, ничем не объяснила свое предубеждение против сэра Рэнальфа, и я еще не понял, что следовало во всем полагаться на ее суждения. Сегодня я несомненно подчинился бы ей. В тот же момент мне стало просто неловко, когда она фыркнула при заявлении сэра Рэнальфа о том, что он оказался в трудном положении перед сегодняшним вечером. По его словам, в качестве эскорта ему была необходима девушка, которая сможет произвести впечатление на его партнеров остроумием, красотой и талантом.

Он улыбнулся моей маленькой девочке, как добродушный патриарх.

— Нам придется завтра встать рано, так что вечер не продлится слишком долго. — Он радостно обернулся ко мне и просительным тоном сказал: — Я верну ее до полуночи, добрый сэр Макс, я обещаю. Она будет так необходима! Она может удвоить наш бюджет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я думал о Коле — и поэтому с радостью избавился от общества возлюбленной. В конце концов, я мог потратить весь вечер, чтобы отыскать Колю.

— Если бы мне удалось представить своих друзей нашей звезде, это произвело бы на них превосходное впечатление. — Он поклонился.

Миссис Корнелиус тут же вскочила на ноги, с отвращением фыркнув, прямо как верблюдица.

— Пожалуй, я вернусь в свою каюту и избавлюсь от этих тряпок, — произнесла она. — Все натшинает слегка пованивать, не думаешь, Иван?

Я сожалел о том, что не оказал ей более значительной поддержки, но я шел за ней по пятам, двигаясь к стойке администратора; миссис Корнелиус решительно и мрачно направилась к электрическому лифту. Я понимал ее ярость. Она, а не Эсме была настоящей звездой фильма. Теперь она осознала, что лишилась последней возможности появиться на экране в романтическом дуэте с Бэрримором, Гилбертом или Валентино. Несомненно, после туманных сообщений Голдфиша сэр Рэнальф никак не мог прямо назвать имя актера. Айрин Гэй отводилась куда меньшая роль, чем Глории Корниш. И хотя я испытывал сильнейшее сочувствие к миссис Корнелиус, все мои усилия были посвящены поискам исчезнувшего друга и я не хотел сбиваться с курса. К тому времени, когда портье проверил книгу посетителей и с неискренним сожалением сообщил мне, что князь Петров не прибывал в «Зимний дворец», миссис Корнелиус уже ушла. Я вернулся к стойке и спросил, где еще мог остановиться джентльмен; после некоторых размышлений мне предложили обратиться в «Карнак», а если там ничего не выйдет, то в «Гранд».

Луксор был не очень большим городом, основную часть его занимали руины и туристические учреждения. Почти все лучшие отели располагались у горного карниза, и мне потребовалось не более получаса, чтобы разузнать, не останавливался ли там Коля. Вскоре стало очевидно: даже если мой старый товарищ находился в Луксоре, он не регистрировался под своим настоящим именем. Тогда мне пришло в голову, что он мог поселиться на квартире у одного из британских чиновников, и я направился в консульство. Оно располагалось в самом обыкновенном доме, окруженном высокой стеной. Когда я спросил у ворот, можно ли встретиться с консулом, мне сказали, что он будет принимать только завтра. Когда я спросил, нет ли каких-то новостей о графе Николае Петрове, консьерж почесал затылок и разинул рот, продемонстрировав полнейший идиотизм, — местные таким образом прерывали все нежелательные расспросы. Я сказал ему, что не смогу прийти завтра утром, что я буду работать, но это не произвело ни малейшего впечатления. В итоге я вернулся в центр города и стал справляться о друге в маленьких пансионах, пока английский полицейский сержант, который болтал с греком, хозяином небольших меблированных комнат за телеграфной конторой, не стал шутить о поисках русского шпиона; тут я понял, что могу выдать друга. Тогда я решил обратиться за помощью к сэру Рэнальфу Ститону и счел, что не стоит посещать пароходы, пришвартованные к причалам у подножия горы. К тому времени уже стемнело и почти все лавки закрылись. Британцы устроили нечто вроде комендантского часа, хотя кафе и самые солидные заведения оставались открытыми, фонари и масляные лампы горели, заливая теплым светом небольшие переулки и мощеные площади. На город опустилось сонное спокойствие, к десяти часам исчезли туристы, и единственными белыми на улице оказались солдаты, получившие увольнительную. В кафе сидели местные мужчины, и я выбрал одно из самых чистых заведений, откуда открывался прекрасный вид на улицу, склон горы и зеленые воды реки. Я заказал густой и сладкий кофе по-турецки и заставил себя расслабиться и спокойно осмотреться. Увы, Коли нигде не было видно. Я не хотел вступать в беседы, но ко мне вскоре присоединились два говоривших по-английски суетливых египтянина в хорошо скроенных костюмах и аккуратных фесках. Они приехали из Александрии, вели дела в Асуане и собирались воспроизвести руины Луксора в особом парке в Каире — «для тех туристов, у которых нет времени на осмотр Нила». Подобные планы уже зародились в Италии и Греции, но египетское правительство не проявляло особой инициативы и не очень-то поддерживало местных предпринимателей. Чиновники предпочитали пустые разговоры и рассуждения о том, что во всех бедах Египта повинны британцы, — точно так же раньше они обвиняли турок. Суэц оказался последней попыткой британского правительства действовать согласно требованиям идеализма, а не целесообразности, но египтяне хотели взвалить вину на глобальный заговор «империалистов». Полагаю, их флирт с большевиками был неизбежен. Но эти люди создают и разрушают союзы быстрее, чем принц Борджиа, — даже быстрее, чем Адольф Гитлер, примеру которого все они однажды собирались последовать. Я никогда не восхищался этим свойством Гитлера.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})