Виршевая поэзия (первая половина XVII века) - Коллектив авторов

паки вышереченнии они богатии богатства и славы своея отбывают,

Много ж и напрасныя смерти приимают.

Что ж<е> еще о богатых будет рещи? —

Токмо к настоящему слову притеши.

Еще же имеяй богатство зелными поп<е>чении попечется,

Да и слава и богатство от него не отведется.

И иными многими своими винами человецы пекутся,

И того ради от горняго жития доле несутся.

О них же не достанет ми лето зде написати,

Сама сия настоящая книга о всех тех будет сказати.

Обаче вся суть, по реченному, не вечна,

Едина будущая слава, та — превечна!

Аще кто весма ея желает,

Тот вся земная презирает.

Нищету жь и убожертво кто со благодарением терпит,

Ведомо есть, яко нетленный венец от Христа получит.

Тако же и в болезнех и в недузех страждущий,

И хлеба и воды жаждущий:

Аще со благодарением терпят,

Таковии вящий венец от Христа бога получат.

Поистинне житие наше яко коло обращается[320],

И яко корабль в самом сем поре волнами разбивается.

И паки многомятежный суетный сей мир,

Яко суетный нелепый пир.

В нем же во время пиянства друг друга поревают,

И разумнаго своего устава всяк отбывает.

Зло убо есть, воистинну зло любострастное наше тело,

Пресекает бо всегда всякое духовное дело,

И паки выну ищет своих си потребных,

И не поминает будущих и страшных словес судебных.

И тако вси человецы аки во тме шатаемся,

Аще и не чаем смерти, а х концу приближаемся.

По Соломону, суетни вси человецы зовутся,

Понеже всегда аки во мраце мятутца.

Овии убо трудом причащаются.

Инии же в трудех их покою наслажаются.

И тако вси удаляются от создателя своего и творца,

И забывают последняго своего конца.

Тем философ в лепоту житие се ни во что же полагает,

И х колеблющему морю привменяет.

Да и святии отцы вся красная мира сего ни во что же вмевиша,

И житие свое постом и жестокосердием препроводиша.

Тем и творцу своему и богу угодиша,

И нетленныя венца от него себе получиша.

Того ради подобает всех святых отец писанию и сего мудраго философа учению внимати,

И не вседушно к настоящему сему веку прилежати,

Вящее выну ум свой и мысли к богу вперяти,

И царьство небесное себе помышляти.

Обаче сей настоящий век и до гроба человека льстит

И яко некоею уздою всех нас содержит,

Дондеже, пришед, Смерть вся посечет

И когождо в рай или в муку отъслет.

И ничто же потребно в жизни сей, еже богу угодити,

И с ним, творцем своим, во веки жити.

Тем подобает сию книгу прочитати со вниманием

И со всяким благоразумным разумеванием,

Понеже в ней все то житие наше обновляет,

И всех к царьству небесному итти понуждает.

И того ради от философа сложена премудрым вымышленней

И паки глупостным и дивным разумеванием.

Ты же, истинный рачителю[321],

Паки всякаго божественнаго писания любителю,

Понудил еси нас сие писание сложити

И пред твоима очима предложити.

Мы же послушание пред тобою сотворихом,

Елико мощно, тако и счинихом.

Ты же внятелне сие себе прочитай

И будущего века отнюд не забывай.

И тако избудеши вечныя тоя муки,

И ничто же ти успеют противныя духи.

Вирши, или согласныи стишки о человечестем естестве

Родится человек на свет,

яко птенец, ничего не весть,

разве сосце матерне, ссавше, снесть.

Егда в возраст приходит,

не скоро в совершенный разум входит.

К сего <света> светлым вещем прилепляется,

смаковавша, в них уплетается.

Аще з млада в божественных поучится,

от лукавых дел отщетится.

Наука злый налог ломает,

от обычая злаго свобождает.

Писание святое его наставляет,

от искушений избавляет.

Воспоминает собе суд и муки,

абы не впасти врагом в руки.

Аки уздою себе востязует

и налог аки ножем отрезует[322].

Не имеяй страха божия в себе,

внезапу погибнет во гресе.

Страх божий его наставляет,

аггел хранител не отступает.

От силы в силу пойдет,

великих вещей дойдет.

Открывает бог свою тайну,

во пришествии Христове увидит явну.

Сам в собе познавает,

никому ея не открывает,

понеже искушен быв

и, яко Иев, врага посрамив.

Во искушениих разум остреет,

в разтленном житии сверепеет.

Разум яко царь на престоле седит,

душею и телом рядит.

Инаго человека разум простый,

другаго быстрый и острый.

Разумный всяку вещъ разсмотряет

и ко благоугождению божию усмотряет.

Божии созидают,

миролюбцы разоряют[323].

О, колико градов, церквей запустеша,

понеже истины держати не восхотеша!

Бог многии казни наводит,

низ долу беззаконных сводит.

Безумных мудрость вся на языце,

будут в беде велице.

Которыи неправду вещают,

праведнаго неповинно осуждают,

тии на горшее успеют,

по мале нечого не вожделеют.

Будут связаны по рукам и по ногам.

А чтоб не досталос и нам,

языцы их будут молчати

и ничого никому вещати.

Вытягнут изо уст на локоть,

и кожа будет на теле покать.

Много языком иный вещает,

но люди речей его не слушают;

аки кимвал или медь звенит, —

сам собе и языку досадит.

Разумный немного языком вещает,

все смиренномудрием совершает.

И се добр разум содержит,

егда от бесов убежит.

Стерегут бо восходу на небеса

и того, что творил и чюдеса.

Аще Марка Фраческаго[324] душу удержали,

мы чтоб болшаго не пострадали.

Тогда горких нужд избудет,

у Авраама и Исаака, и Иакова[325] пребудет.

Тамо несть печали, ни воздыхания,

ни и о имени ях снискания.

В велицех домех много сосуд златых и сребряных,

древяных и глиняных:

ов же —