Ночной сторож - Луиза Эрдрих

он почти проснулся и теперь боялся, что не заснет.

– Я снова видел Родерика, – сообщил он Роуз за завтраком: немного оленины, картофель, овсянка. – Бежал рядом со мной по дороге.

– Я поеду с тобой сегодня вечером, – сказала Роуз.

В тот вечер она поехала с ним на работу. Стоял сильный холод, и дул сильный ветер. Поземка ползла по дороге, рисуя причудливые узоры, которые извивались и изгибались в свете фар.

– Иногда меня гипнотизируют эти снежные змеи, – признался Томас.

– Я ущипну тебя, если будешь смотреть остекленевшим взглядом, – пообещала Роуз.

– Ну, тогда ущипни меня хорошенько за подходящее место.

– Противный. В любом случае я не собираюсь для тебя петь.

Единственными песнями, которые когда-либо пела Роуз, были бессловесные и монотонные колыбельные, которые сразу же усыпляли детей.

– Кроме того, я приготовила тебе на ланч несколько сюрпризов, – сообщила она. – И в качестве самого большого сюрприза я собираюсь заставить тебя отдохнуть. Я буду дежурить, а ты хорошенько вздремнешь.

– Я полагаю, это против правил.

– Кто узнает?

Они тихо покатили дальше.

– Разве один Родерик, – улыбнулась она. – Но он никому не скажет.

– А ну, не смей шутить насчет моего призрака, – сказал Томас. – Мы неплохо возобновили стародавнюю дружбу.

– Вы разговариваете друг с другом?

– В основном это монолог. Но, опять же, иногда я слышу слова в голове. Вещи, которые он сказал давным-давно.

– Ты сходишь с ума, дорогой.

– Вот этого я и боюсь, милая.

– Как долго продлится вся эта заваруха?

– После того как мы съездим в Вашингтон, я сделаю перерыв.

– Ты не замечаешь, но нам всем тяжело.

– Замечаю.

Томас взял ее за руку, за сильную узловатую руку, которая никогда не знала девичьей нежности. Еще в ту пору, как она была маленькой девочкой, ее уже знали как хорошую работницу. По этой части она могла превзойти кого угодно. Так сказала ее родная мать. Основой их брака была работа, каждый включался в нее, когда другой слабел, как сегодня вечером. Он сжал ее руку. Она ответила тем же. Вот как они иногда разговаривали. Они подошли к двери как раз в тот момент, когда Лабатт из нее выходил. Он отдал честь. Вышел и с трудом убедил свою машину завестись. Они слышали, как она несколько раз чихнула и фыркнула, прежде чем Лабатт с ревом и снопом искр, посыпавшихся из глушителя, рванул по дороге, пока его не остановил новый громкий хлопок, после которого он, наконец, медленно покатил к дому.

– Он ездит на работу на собственной машине, – сказал Томас. – Но ему следует показать ее Лемону.

Роуз положила вещи на скамейку, придвинув ее к письменному столу. Она последовала за мужем, когда он отправился в первый обход, а затем долго сидела в туалете. Ей не могла не понравиться сантехника. Когда она вышла, то улыбалась. Ее волосы были причесаны, а губы накрашены.

– Горячая вода в кране.

– Когда-нибудь она появится и у нас, – сказал Томас. Он снова посмотрел на нее, и вдруг на его лице появилось смущенное выражение. – Ты при параде.

– Просто пытаюсь не дать тебе уснуть.

– Это работает, и очень хорошо.

Они вместе выпили по чашке кофе. Он был тронут тем, что жена поехала с ним, оставив домашние заботы, повседневные проблемы, попечение об их родителях и детях людей, попавших в беду. Она заботилась обо всех вокруг, а теперь позаботилась о нем и накрасила губы. Она скромно потупилась в чашку кофе, а затем подняла глаза на него. Он снова посмотрел на нее, и все остальное исчезло. Его интересовала только Роуз, одна Роуз, сейчас и всегда. Они так долго смотрели друг другу в глаза, что напряжение заставило их рассмеяться. А потом из самого темного угла донесся шум.

Они ждали. Тень шевельнулась. Раздался тихий скрип. Может быть, здание чуть осело. Затем тень отползла, отчетливо отползла, и у Роуз по спине пробежали мурашки.

– Это он, – прошептала она.

Томас ничего не ответил. Если это был Родерик, он хотел, чтобы она его увидела. Но больше ничего не произошло, и в конце концов они расслабились. Роуз велела ему отдыхать. Он отказался. Они совершили следующий обход, причем Роуз шла впереди и светила фонариком. Когда они снова сели, она дала ему сэндвич из ланч-бокса. Это был сэндвич с вареной курицей, слегка заправленный соусом. Прошлой осенью она законсервировала шесть цыплят. Это была последняя банка.

– Расслабься и спи, – приказала она, когда он закончил есть.

Ее голос был таким строгим, что он повиновался. В тот момент, когда он опустил голову на сложенные руки, его охватило сокрушительное чувство облегчения и комфорта. Потом в одно мгновение он уснул.

Родерик сидел за мотором, а не на нем, так что Роуз не могла его видеть. Он держал руки перед лицом и притворялся, будто ест сэндвич с курицей. Сдобную булку. Раньше он работал в школьной пекарне. Работа в пекарне – вот как мальчишка мог набить живот и лечь спать сытым. Ты крал столько теста, сколько мог раздобыть, и клал в карман. Это называлось «снять бахрому». Ты «снимал бахрому» с теста. Потом ты съедал тесто ночью в постели, и оно разбухало, наполняя желудок настолько, что проснуться голодным и больным тебе не грозило. Чтобы получить работу в пекарне, нужно было находиться на хорошем счету, и сохранение этой работы было единственным, о чем Родерик заботился, а потому долгое время был «хорошим». Впоследствии одного ребенка поймали на краже, и миссис Бертон Белл проверила карманы у всех. Родерика изгнали. Так что ему теперь было все равно, и то плохое в нем, чему он сопротивлялся, вырвалось наружу. Он принялся убегать. Снова и снова. Он стал бегуном. Вот так он оказался в подвале и замерз. Все из-за теста. И он больше не мог почувствовать его вкус, даже если бы сумел откусить кусочек сэндвича. Он повадился приходить сюда, на завод по производству подшипников, так как это было новое место, а он устал от всех старых мест в резервации. И еще, конечно, ему нравилось быть рядом со своим старым приятелем Томасом. Иногда Родерик находил место, где можно было проспать год или два. Но когда он просыпался, он всегда был призраком, все еще призраком, и это порядком надоедало.

Когда Томас проснулся, он долго не мог понять, где находится, таким глубоким был его сон. Он оторвал голову от рук, открыл глаза и увидел Роуз, лежащую на скамейке. Под голову она подложила свернутое пальто, а на грудь и руки накинула свитер. Она выглядела такой умиротворенной. Он совершил следующий обход, но не вышел на улицу, чтобы выкурить сигару, а вместо этого сел за письменный стол и повертел ручку. Он был так близок к тому, чтобы заставить комиссара из соседнего округа написать письмо, в котором тот категорически возражал бы против принятия на себя федеральных обязанностей, касающихся людей, ныне проживающих в резервации. Там не было достаточной налоговой базы для ухода за дорогами, не говоря уже о школах. О да, им были нужны все мелкие чиновники белых городов и округов. Их следует напугать так, чтобы заерзали за своими офисными столами. Томас начал писать.

Ноги миссионера

Хотя ходьбы в нынешней,