Правитель страны Даурия - Богдан Сушинский

Как потом стало известно атаману, военный атташе при штабе Правителя генерал Накашима не советовал ему делать этого. Самому атаману японцы тоже намекнули, что союз с адмиралом неуместен, поскольку понимали, что, оказавшись в прямом подчинении Правителя, семёновцы выйдут из-под их контроля и влияния. При этом уведомили: правителем дружественной Японии «Русской Сибири» они хотели бы видеть его самого, генерала Семёнова.

Появившись на станции Маньчжурия, находившейся уже за пределами России, но в зоне влияния Китайско-Восточной железной дороги, Колчак тот час же потребовал, чтобы генерал явился к нему в вагон. Однако представитель семёновского штаба заявил: во-первых, атамана на станции нет, а во-вторых, есть инструкция из японской миссии в Тайларе ни в коем случае не входить в подчинение к Верховному правителю России.

Какое-то время адмирал пребывал в полной растерянности, понимая, что самим своим визитом сюда уже унизил себя, свой чин. А уж слух, как атаман Семёнов не пожелал принять его, – вообще выглядел бы пощечиной. Однако вскоре атамана удалось разыскать. Оказалось, тот тоже находится в своем штабном вагоне, который под надежной охраной стоит на запасном пути. И в данное время развлекается со своей походной женой, прозванной «Машкой-Шарабан»[107], в просторном, на полвагона, хорошо меблированном купе.

– Зная, что я уже здесь, на станции, он все еще отказывается встречаться со мной?! – не поверил Колчак.

Когда адъютант доложил генералу, что появился сам Верховный правитель, тот победно и в то же время язвительно улыбнулся:

– Ну, пусть поднимается в вагон, коль уж так настойчиво ищет встречи со мной.

Достаточно было взглянуть на вошедшего, чтобы понять: тот еле сдерживает ярость.

– В чем дело, господин атаман? – процедил Колчак с благородной ненавистью на утонченно-римском, исхудавшем, с запавшими щеками лице. Казалось, он вот-вот отстегает обладателя этого «салона» специально снятыми перчатками. – Как это понимать? Вы же были предупреждены о моем прибытии.

– Был и, как видите, – повел атаман рукой над столом, заставленным спиртным и едой, – жду вас. – И лишь из уважения к этикету, а не к посетившей его личности слегка приподнялся. Да еще, может, потому, что в двери, ведущей в соседнее, спальное отделение этого генеральского логова, все еще стояла рослая, под стать самому атаману, смуглолицая девица лет двадцати, с горделивым лицом цыганской баронессы. Перед ней даже распоясавшемуся и вконец обнаглевшему казачьему атаману варваром представать не хотелось. – Насколько я понял, вам не сразу удалось отыскать мой вагон?

Смерив его презрительным взглядом, адмирал оглянулся на двух сопровождавших его и смущенно опустивших головы офицеров и вдруг понял, что спасти ситуацию, а значит, и собственное «реноме», может лишь исключительная, в стиле английских лордов, выдержка. Поэтому он молча уселся на указанное ему кресло, провел взглядом медлительно растворявшуюся в проеме двери фигуру Марии Вотчер и, приказав своим офицерам удалиться, как можно спокойнее, словно бы по-отцовски журя есаула, наедине произнес:

– Как вы понимаете, я прибыл сюда не в качестве вашего начальника. Для меня, собственно, не это важно. Если я и преодолел столь неблизкий и небезопасный путь, то лишь для того, чтобы поговорить с вами о нашем общем деле – создании вооруженной силы, способной противостоять большевикам в этой Восточной Российской Окраине.

Сам тон и начало разговора тоже немного усмирили слегка захмелевшего атамана. Он поставил перед гостем чистый бокал, наполнил его красным вином, ритуально «освежил» свое собственное питье и только тогда благодушно ответил:

– Понимаю. Готов терпеливо выслушать ваши предложения.

– Прежде всего нам нужно договориться, каким образом и в какой степени я могу оказать вам помощь своими войсками и, в частности, прямо сейчас, силами сопровождающего меня отряда.

– Господину адмиралу хорошо известно о том, как бескровно мне удалось разоружить и отправить в глубь России распропагандированный большевиками гарнизон станции Маньчжурия.

– Это сделано силами полка, в действительности не существовавшего, – кивнул Колчак, отпивая слишком холодного и терпкого вина из трофейных запасов. – Наслышан, атаман, наслышан. Как слышал и о том, что вы слишком стеснены в средствах, необходимых для формирования реальных, полноценных и по-настоящему боевых частей. Поэтому я в какой-то степени способен помочь вам. А постоянный источник доходов у нас, как понимаете, один и тот же – это деньги Китайско-Восточной железной дороги, правление которой может полагаться на охрану вашей воинской силой.

– Если только засевший в Харбине управляющий дорогой генерал Хорват наконец поймет: все, что происходит сейчас в России, управления дороги тоже касается. И в китайской полосе отчуждения КВЖД ему не отсидеться.

– По-моему, он уже начал осознавать это, – поспешно заверил его адмирал, опасаясь, как бы атаман не стал втягивать его в местные конфликты и недоразумения. – Поэтому, действуя в зоне железной дороги, вы должны подчиняться или, по крайней мере, согласовывать свои действия с ее руководителем. А также прекратить проведение любых антикитайских акций и воздерживаться от чрезмерно дружеских отношений с командованием Квантунской армии и вообще с японцами.

– «Чрезмерно дружеских»? – иронично уточнил Семёнов.

– Вот именно, – жестко подтвердил Верховный правитель.

– Вы становитесь дипломатом, господин адмирал. Прекрасно сказано.

– Мы не для того встретились, чтобы обмениваться колкостями, есаул[108].

– Пока я лишь пытаюсь понять, какова истинная цель вашего пребывания здесь, господин адмирал.

– Мне как члену правления железной дороги чрезвычайно важно знать ваши желания и задачи, чтобы я мог правильно, соответствующим образом распределять те остатки имущества и ценностей, которые имеются в его распоряжении.

– И это всё? – с артистичной умиленностью улыбнулся атаман.

– Речь идет о поддержке вашего движения, – окончательно побледнело лицо Колчака. – Уже сейчас я привез вам из фонда КВЖД триста тысяч рублей, которые смогу передать сразу же после переговоров. Если у вас есть какие-то просьбы ко мне и к правлению дороги, то мы с генералом Хорватом готовы рассмотреть их.

Семёнов медленно цедил вино и демонстративно тянул время. Сумма, названная адмиралом, несомненно, пригодилась бы ему сейчас, но наряду с этим он не желал оказываться ни в подчинении Верховного правителя, ни в зависимости от начальства дороги.

– Для вас, очевидно, не является тайной, господин адмирал, – заговорил он лишь после того, как насладился своей собственной снисходительностью, – что я получаю достаточную финансовую поддержку, а также оружие, снаряжение и продовольствие от японцев. Поэтому в данный момент я не нуждаюсь в содействии правления железной дороги. Никаких просьб ни к вам, ни к генералу Хорвату у меня тоже пока что не возникает.

Слушая, Колчак сжимал бокал с такой силой, что, казалось, вот-вот раздавит его. Он уже понимал: жажда личной, неограниченной власти для Семёнова оказалась значительно сильнее той реальной подмоги, которую они способны предоставить атаману. И что пытаться «покупать» его в дальнейшем бессмысленно.

– Хорошо, – как можно внушительнее произнес он, – разбирать этот вопрос мы с вами сейчас не будем. Но имейте в виду, раз мы не смогли договориться и выяснить наши отношения, то я слагаю с себя всякую ответственность за ту помощь, которую могла бы оказать вам железная дорога. Что же касается её средств и ресурсов, то они будут направляться на поддержание тех частей, которые находятся под моим командованием[109].

Адмирал понимал, что его визит на станцию Маньчжурия не только не способствовал умиротворению атамана и налаживанию взаимопонимания с ним, а наоборот, предельно обнажил внутренний их конфликт. И подтверждение тому появилось очень скоро. Прибыв в Иркутск, он еще только обдумывал, каким образом поставить зарвавшегося атамана на место, как неожиданно от Семёнова пришла телеграмма, которая довела Колчака до грани бешенства.

Еще бы, оказывается, этот недоученный есаулишко требовал от него сложить с себя обязанности Верховного правителя России, передав их кому-либо из троих названных им претендентов: генералу Хорвату, атаману Дутову или генералу Деникину. При этом адмиралу не составило труда догадаться: кому бы из вышеуказанных он ни передал бразды управления, в конечном итоге они окажутся у этого коварного «монгола» Семёнова. Так как только в подобном случае тот удовлетворил бы свои амбиции.

К тому же выяснилось, что, предлагая свои кандидатуры, атаман даже не поинтересовался у этих уважаемых людей, а согласны ли они противостоять Верховному правителю, принимая эту высокую должность.