Жаркие ночи в Майами - Пат Бут

— Пойду в туалет, — сказала она, выдавила из себя улыбку и удалилась.

— Здесь очередь в туалет, должно быть, длиннее, чем за спасательными лодками на «Титанике», — заметила Лайза.

Роб не понял, что она имела в виду. Абдул ухмыльнулся.

— Хотите заказать что-нибудь особенное? — спросил официант.

Его никто не слушал. «Мезанотта» славилась своей кухней, но не это было здесь главное. Заказы приходилось вытягивать из клиентов, как тайны в застенках испанской инквизиции.

— Значит, вот это и есть светское общество Майами? — спросил Абдул, обводя взглядом зал и словно пытаясь выяснить для себя что-то главное.

— Да, довольно странное общество, — подвела за него итог Лайза. — Более дикое, чем в Нью-Йорке, менее изысканное, более веселое, более энергичное. Испанский налет придает здешней публике европейский стиль, но разрешается обладать также кое-чем чисто американским, вроде мускулов и загара. Когда встречаешься с парнем, то первым делом надо выяснить, какая у него моторка. Забудь о его машине, забудь о его мыслях, о том, чем он занимается. Здесь все на поверхности, и это и есть рейгановский материализм, и пусть затрахаются все прекрасные чувства и прочие пустые бредни. Здесь мы на границе с «третьим миром». Единственное, чего хотят здесь игроки, — это выудить друг у друга как можно больше денег, но так, чтобы не сесть при этом в тюрьму.

— Вот как! — отозвался Абдул. — Я здесь придусь ко двору. У меня есть множество материальных вещей, вот только чувства у меня, возможно, чуть более изысканные.

— Не стала бы я держать пари на этот счет, — сказала Лайза.

Роб прихлебывал свою кока-колу. В голове у него стоял какой-то туман после выпитого в кафе «Ньюз» шампанского, и это усугубляло ощущение нереальности всего окружающего. Он не мог прийти к выводу, выиграл ли он в лотерею, или проигрался в пух и прах. Невозможно было определить, хорошо или плохо то, что с ним происходило. Он знал лишь одно: в этот вечер он потерял все свои якоря и теперь его несет по течению. Разум, который обычно служил Робу безупречным компасом, сейчас отказывал, и четкая грань между тем, что правильно и что неправильно, оказалась размытой. Он не мог точно определить, когда это случилось. Знал только, что случилось. Было ли это в тот день, когда он согласился стать тренером Мэри Уитни по теннису? Или в тот момент, когда Криста зашла в магазин «Все для подводного плавания»? Или это произошло в тот вечер, когда Лайза и он занимались любовью в теннисном павильоне? Может быть, именно все это, вместе взятое, ввергает его в пропасть огромного успеха или поднимает на вершину возможной славы? Он изо всех сил пытался мысленно лицезреть Господа Бога, но Господь исчезал среди миазмов открывающихся возможностей, немыслимого богатства и бурной чувственности. Криста олицетворяла собой безопасность, доброту… Но так ли это? Может быть, она хуже всех, может быть, маскируясь под друга, она использует его для своих целей? Нет! Криста чиста! Криста почти божественна в своей красоте и уверенности в себе. Ей он мог доверять. Более того, он мог полюбить ее. Эта мысль пронзила сознание Роба, вызвав целую бурю чувств. Перед ним возникло ее лицо — спокойное, ясное, улыбающееся ему, а не насмешливое; ее длинное загорелое тело в облегающем костюме для подводного плавания, ее мускулы, играющие под загорелой кожей, мягкие светлые волосы. Он слышал ее речь с легким акцентом, свойственным людям из высшего общества, обонял ее чистый аромат, чувствовал легкое прикосновение ее пальцев к своей руке, когда она в разговоре хотела подчеркнуть что-то, и на ее губах играла ленивая улыбка, а его сердце начинало учащенно биться. Криста… Она в Ки-Уэсте, но сегодня ночью она вернется.

Однако рука на его бедре принадлежала не Кристе. Это была рука Лайзы. Криста была иллюзией, мечтой, мечтой о запретном и недоступном, а Лайза Родригес была здесь, сейчас, живая, из плоти и крови. Она была опасно и сладко реальной, воплощавшей свой собственный образ жизни; тело и лицо, не имеющие права быть столь совершенными, когда в них заключена столь несовершенная душа. Лайза вожделела его. Каждое ее движение было приглашением к любовному заговору. Она обдавала его запахом своей сексуальности, и все могли это видеть. Все понимали, что он ее цель, именно он, неизвестный парень, которого возжелала суперзвезда и которым она владела. Это было удивительно. Это ему льстило. Ребята в колледже не поверят. Прихожане в церкви не одобрят. Сопротивляться этому невозможно. Бог дал ему сладострастие и возраст, когда вожделение оборачивается болью, бушующей в теле. Потом Бог показал ему Лайзу и заставил ее желать его, и научил ее всем уловкам змея-искусителя в раю, пока плод с дерева не пролил свой сок на Роба и не свел его с ума своим сладким ароматом. Он уже пал, уже лишился благодати, и теперь ему грозила та же опасность, что и Адаму.

— Тебе нравится? — шептала Лайза, поглаживая его бедро под столом.

Роб кивнул, не будучи уверен, так ли это, но всецело отдаваясь этим прикосновениям. Перед его глазами груди ее вздымались и снова опадали. Они шевелились под платьем, смуглые и упругие, не сдерживаемые бюстгальтером, налитые и безупречные. Он видел ее сосок и знал, что она желает, чтобы он его видел. Он помнил его облитым лунным светом. Сосок прижимался к его языку, заполнял его рот и его сознание. Мокрый от его слюны, он поблескивал, когда он вошел в нее, и сейчас он обещал то же самое. Роб слышал, как он зовет его. О Боже, как она прекрасна! Роб проглотил слюну. Он чувствовал, как пот скапливается у него под мышками. Он ощутил, что начинает твердеть. Он заерзал на стуле, не зная, куда деть глаза. Через столик ему улыбался Абдул. Роб слышал, как Лайза засмеялась, потому что знала, что она может сделать, что́́́ она уже сделала. Ее рука твердо покоилась на его бедре, ее нога прижималась к его ноге.

— Вы уже покончили с едой, — спросил официант, — или еще поработаете?

— Убирайся! — рявкнула Лайза.

Но момент был упущен, он рассыпался, как кристалл, ударившийся о скалу банальности.

— Болван! — выпалила Лайза, когда смущенный официант исчез.

— Просто он оксиморон, — сказал Абдул.

— Что?

— Оксиморон. Соединение противоречий в терминах. В вашей стране так боятся проявлений рабской психологии, что плохое обслуживание у вас доведено до уровня искусства. Официанты равняются на рабочих бензоколонок. Они существуют только для того, чтобы подталкивать заправочный процесс у людей, который рассматривается не как удовольствие, а как отнимающая время необходимость. Есть надо быстро и с максимальной опрятностью. Вы «работаете» над своей пищей, и вас поздравляют, когда вы «покончили» и торопитесь получить углеводы, — единственное, чем американцы интересуются по-настоящему. Если вы расслабляетесь на минуту, разговариваете и даете организму возможность переварить пищу, то вашу тарелку немедленно выхватывают у вас из-под носа, словно она угрожает вашему здоровью. — Абдул высокомерно рассмеялся, излагая свои социальные комментарии.