Зомбосвят - Сергей Александрович Арьков

ноги, метнулся к двери и попытался отодвинуть подпиравшую ее тумбу. Но сделать это ему не удалось. Леха шагнул к истеричному Емеле, и ударил в грудь прикладом пулемета. Тот охнул, закашлялся, оступился, и грохнулся на задницу.

— Заткнись, припадочный! — потребовал Костя, сунув ему под нос дуло дробовика.

Но Емеля продолжал пребывать в сумрачном состоянии. Он не замечал нацеленного на него оружия. Он вообще ничего не замечал. Он хотел одного — бежать прочь из этого монастыря, который больше не являлся святой обителью. Ныне это место стало обиталищем кошмарного зла. И оно пробудилось, в том числе, и его непосредственными стараниями.

Как и все люди, успешно пережившие конец света и первые месяцы после него, Емеля давно привык к зомби. Они были опасны и омерзительны, и пугали — куда уж без этого? Но леденящий ужас первых недель давно прошел. Для Емели мертвецы стали просто неотъемлемой частью нового мира, не самой приятной, но и не самой проблемной. При известной осторожности они не представляли большой опасности. Главное, что эти твари были тупы, как пробка, что позволяло успешно использовать против них главное оружие человека — разум.

Но здесь и сейчас, в стенах монастыря, Емеля столкнулся с тем, чего не встречал за все полтора года, прошедшие с наступления зомби-апокалипсиса. В подвале святой обители его поджидал не очередной безмозглый зомби, но что-то иное, более жуткое и опасное. Это что-то обладало неким подобием разума. Его ментальной силы хватило, чтобы подчинить себе несчастного Емелю и заставить того плясать под свою дудку. Но этим дело не ограничилось. Когда тварь освободилась, а случилось это после того, как психи унесли прочь серебряный ларец, ее сила резко возросла. И Емеля, все еще имевший телепатическую связь с чудовищем, случайно подсмотрел его воспоминания. Его словно окунули в колодец, полный гниющих трупов. Погрузившись в разум мертвеца, Емеля едва не лишился рассудка. Разум этот был настолько чужд и страшен, настолько противен человеческой природе, что несчастный соискатель крутости полностью поседел в одно мгновение. Но куда ужаснее оказалось то, что он увидел в воспоминаниях нежити.

Матушка Агафья была женщиной доброй и кроткой. И всякий паломник, посетивший монастырь и повидавшийся с ней, уносил в своем сердце частичку ее доброты. И обязательно жертвовал кругленькую сумму на храм — матушка умела найти нужные слова, чтобы растопить самое черствое сердце и влезть в самый жадный кошелек. Кого-то прельщала загробными кренделями, кого-то ласково припугивала адом, кого-то прижизненными карами, болезнями близких, детей, всяческими несчастьями и разладом в семье. Редко кто после общения с ней не тянулся к кредитке — такая вот духовная сила была ей дана. А еще ей очень нравилось кормить птичек, ибо тоже ведь божьи твари. Так уж сложилось исторически, что единственными пернатыми, обитавшими возле монастыря, были огромные черные вороны. Но матушка Агафья любила и их, и кормила хлебушком, а птицы так привыкли к ней, что иногда садились на ее протянутые руки.

А затем, в один ужасный день, мир погрузился во тьму. И Матушка Агафья канула в нее вместе со всеми своими монахинями. Но даже став чудовищем, она не утратила прежних привычек. Только на этот раз она накормила божьих пташек не хлебушком, но собственной плотью. И каждая из ворон, вкусив гнилого мяса, стала частью матушки Агафьи.

Птички были голодны и хотели кушать, а матушка Агафья не могла позволить им страдать. Она скормила им всех зомби в монастыре, монахинь и работников, делавших ремонт. Но этого было мало. Ей хотелось свежего мясца. И она знала, где его искать. Там, снаружи, еще оставались живые люди. Нужно было только найти их и накормить птичек.

Но беда подкралась откуда не ждали. Одна из монахинь и один из рабочих остались людьми. Им удалось уцелеть в монастыре, и, малого того, они придумали способ запечатать матушку Агафью в подвале, пригвоздив ее к месту. И им удалось это сделать. Они раздобыли в церкви раку с головой святого, и ею заточили матушку в подвале. И такая сила исходила от раки, что матушка, сколько ни пыталась, не смогла превозмочь ее. Так она лежала и ждала, а ее несчастные голодные птички лишились контроля и застыли без движения на монастырских крышах.

Но мертвые терпеливы. Мертвые могут ждать бесконечно долго, и однажды дождутся своего часа. Так и матушка Агафья ждала, ждала и дождалась. Какие-то люди вторглись извне в ее владения. Живые люди, сочные, свежие, принесшие с собою свое мясо. Среди них был один, обладающий слабым разумом, и матушка без труда подчинила его себе. Ее божий дар кротким словом вышибать деньгу из прихожан послужил ей и после смерти. И послушный олух освободил ее. И теперь ничто не мешало ей накормить голодных пташек.

Емеля корчился на полу и протяжно выл. Он и подумать не мог, что зомби-апокалипсис породил на свет таких ужасных монстров. Матушка Агафья не выпустит из монастыря никого из них. Она очень добрая и милосердая, эта матушка Агафья. А ее вороны так сильно хотят кушать.

— Эй, придурок, да что с тобой? — спросил Костя, отвесив Емеле звонкую затрещину.

Взгляд бедолаги, замутненный страхом, немного прояснился. Он поднял голову и прошептал:

— Нам всем конец!

— Что? — переспросил Леха.

— Нам всем конец, — повторил Емеля, а затем вдруг разразился диким безумным смехом. И всем стало ясно, что Емельян Пискин повредился рассудком.

Но ситуация была не из тех, чтобы церемониться с умалишенным. Павел склонился над ним, схватил за волосы, заставил посмотреть на себя и спросил:

— Из здания есть другой выход, так?

Выход был — Емеля помнил его. Им он воспользовался, проникнув в подвал. Да только путь к нему пролегал через комнату с гробом. Через комнату, где покоились обглоданные птицами останки матушки Агафьи.

Едва вспомнив о них, Емеля дико затряс головой и завопил:

— Туда нельзя! Туда нельзя! Туда нельзя! Туда….

Павел ударил его по лицу со всей силы, испытав при этом огромное удовольствие. Это помогло. Емеля прекратил орать.

— Почему нельзя? — спросил Костя. — Что там такое?

Емеля безумно хихикнул, приложил палец к губам и зашипел.

— Можно я его пристрелю, а? — спросила Вика, направив на Емелю дробовик.

Тот перевел на нее взгляд, снова хихикнул, затем затрясся всем телом, обхватил себя руками и чуть слышно вымолвил:

— Там она.

— Она? — переспросила Вика. — Кто она?

В следующий момент допрос был прерван прозвучавшим звоном бьющегося стекла.

— Чертовы птички никак не уймутся! — выпалил Костя. — Народ, надо валить отсюда. Не знаю как, но любым путем.

— Никуда вы