Венганза. Алый рассвет - Виктор Хант

Селена и подвинулась ближе.

Даже призрачное прикосновение Мигеля казалось ей эдемским наслаждением. Одна мысль о том, что его горячие губы вновь коснутся ее кожи волновала Селену, о том же, как они смогут насладиться друг другом, она старалась даже не думать – это было слишком жарко, бесстыдно и соблазнительно! Нет, пусть ее любимый мариачи упорствует, она все равно сделает по-своему.

В конце концов, она обещала, что сама не уйдет из Срединного Мира, значит нужно просто вернуть сюда Мигеля!

Тонкие пальцы Мигеля касались струн с такой нежностью и страстью, что Селена даже ревновала – как он любит свою гитару!

Но Мигель смеялся и шептал:

– Я люблю только тебя, моя ясноокая нинья, мой цветок, моя душа, моя голубка. Спи, я буду играть тебе так, что все твои сны наполнятся радостью и светом. И я приду к тебе в твоих снах, и поцелую. Спи, нинья, спи…

– Спой тот романс, что ты подарил мне, – просила Селена, укладываясь на подушки.

Музыка Мигеля и прежде очаровывала ее, теперь же звуки призрачной гитары и голос мариачи погружали ее в подобие транса, и все вокруг становилось особенным, таким, каким Мигель хотел его сделать – ярким и праздничным, или нежным и меланхоличным.

Романс подхватили в Сан-Висенто, стоило Мигелю один раз исполнить его в "Черной голубке", но никто, никто на свете не пел его так, как он.

– Я всегда буду петь для тебя, моя прекрасная роза.

Как глаза твои сияют

под широкими бровями,

под широкими бровями

как глаза твои сияют!

На меня взглянуть желают,

только ты не позволяешь,

только ты не позволяешь

и ресницы вновь смыкаешь.

Ты прекрасна словно роза,

о поцелуе мечтаю,

о поцелуе мечтаю.

Ты прекрасна словно роза,

пою тебе песню сквозь слезы.

Пусть твое сердце растает,

пусть твое сердце растает!

Ты прекрасна словно роза,

ты прекрасна словно роза…

Презираешь мою бедность,

признаю, что ты права,

признаю, что ты права

презирая мою бедность.

Да, роскоши не обещаю,

сердце тебе отдаю,

сердце тебе отдаю

мою бедность искупая!

(*вольный перевод песни Malaguena salerosa)

Лунный свет поблек и почти растворился в небесной черноте. Селена давно уснула, убаюканная тихим голосом Мигеля. А он оставался рядом, глядя на спящую девушку. Она была так прекрасна, так трогательно-беззащитна, темные волосы разметались по подушке, длинные ресницы подрагивали. Глядя на нее сейчас, такую близкую и такую недосягаемую, он мечтал прикоснуться к ней, почувствовать бархат ее кожи, склониться к приоткрытым губам… Чувства прожигали его насквозь, такие же сильные, как будто он не умирал, не покидал своего тела. Как такое может быть? Если он отделен от мира живых, почему же до сих пор так мучительно с ним связан?

Скоро рассвет. Пора уходить. Мигель медленно поплыл к окну, бросив последний взгляд на Селену. С этой девушкой он мечтал вместе встретить старость и умереть в один день, быть ей возлюбленным и мужем, носить на руках, дарить песни и жаркие ласки. Стоило ли обещать быть всегда рядом? Ей нужны настоящие поцелуи, а что может он? Только спеть колыбельную…

Ветер гулял по пустынным улицам Сан-Висенто, унося обрывки снов, дневных разговоров, незаконченных споров, пустых обещаний.

Мигель проплывал вдоль знакомых улиц, с тоской глядя на черные окна спящего города. Он должен уйти, оставить живых с их проблемами, с их суетой? Если бы он мог совсем забыть о них! Если бы мог обрести покой… Но нет. Мертвому музыканту нигде нет пристанища. Он мается, мучаясь тем, что не принадлежит ни миру живых, ни миру мертвых, обретаясь посредине, как отверженный.

На перекрестке курили соколы – картель патрулировал город днем и ночью, не выпуская из своих липких объятий жизнь Сан-Висенто.

Губы Мигеля тронула шальная улыбка, он опустился к самому тротуару и постарался как можно правдоподобнее сымитировать походку живого парня. Это было нелегко, то и дело приходилось прижиматься к брусчатке, вместо того, чтобы плыть над ней.

Мигель ударил по струнам и громко запел, скрывая беззвучность шагов:

Соколом петух назвался,

смело в драку он бросался,

с воробьями воевал,

да все перья растерял!

Насмешливые оскорбления бесстыдно разорвали дремотную тишину.

– Ты что там кукарекаешь? – сжал кулаки здоровяк из картеля. – За каждое слово – один сломанный палец, в такую игру ты еще не играл?

Соколы двинулись навстречу музыканту, доставая ножи. Мигеля забавляли их красные от злости физиономии и он, отступая к каменной стене особняка Гарсии продолжил:

Он как чайник закипал,

Из ушей пуская пар

Все свистел и дулся,

Чуть не задохнулся!

– Ты у меня сам сейчас задохнешься! – взревел сокол, бросаясь на замершего у стены наглеца. – Подавишься своими погаными песенками!

Бедняга даже понять не успел, что случилось. Вместо приятного хруста сломанных зубов музыкантишки он ощутил сначала холод, а потом – адскую боль, когда кулак. пройдя сквозь наглую ухмылку мариачи, впечатался в стену.

Вопль страдания огласил улицу, из-за стены донесся хриплый лай чупакасадоров, в доме Гарсии зажегся свет и в окна высунулись люди с арбалетами.

– Перестань орать, Фонсо! – набросились на здоровяка его же товарищи. – Ты разбудил Дона! Нам всем теперь крышка.

Из открытых ворот выдвинулась вооруженная охрана особняка. Не обнаружили никого кроме перепуганных до смерти соколов и поволокли их на допрос.

– Здесь был призрак! Это все призрак! – клялся Фонсо, показывая окровавленный кулак. – Вцепился в меня своими здоровенными зубами! Чуть руку не откусил!

– Сейчас опишешь нам своего призрака. Можешь и портрет нарисовать, раз рука еще при тебе. Шагай!

Невидимый Мигель парил над верхушками кипарисов и задумчиво смотрел на встревоженную суету в особняке Дона. Позлить соколов было забавной, хотя и мальчишеской идеей. И внезапно рассмотрел то, чего не замечал раньше – черные нити, опутавшие город, сходились здесь, исчезали за неприступными стенами особняка Дона. Черный паук, опутавший Сан-Висенто, как говорил отец, а мама всегда бледнела и просила его замолчать, испуганно оглядываясь.

Что, если он, Мигель, единственный кто может подобраться к Гарсии? Эти черные нити едва не погубили бабушку Кармен, и сколько еще таких стариков на совести картеля? Должен ли Мигель Родригес попытаться убить Фернандо Гарсию? Что будет, если ему удастся? Ответ Мигель знал очень хорошо, друг не раз рассказывал ему об этом. По законам семьи, картель возглавит сын Фернандо. А такой участи Хоакину Мигель не желал.

Однако ответ пришел сам – Мигель не смог долго задержаться рядом с домом Гарсии. Темные сгустки оказались слишком опасны, тянули