Бунтарка и Хозяин Стужи - Марина Эльденберт

ты у меня есть!

– А я о чем говорю!

Больше мы к этой теме не возвращались, хотя я чувствовала мамино волнение, которое временами передавалось и мне – наша волшебная связь, начавшаяся в замке герцога, позволившая ей «услышать» меня на руинах, продолжалась и по сей день. Беспокойство я чувствовала, но не хотела подогревать его еще больше. Я обещала маме (и себе), что буду рядом с ней во время этой встречи. Все будет хорошо, я это чувствовала. Всем сердцем.

Так же всем сердцем я чувствовала Хьяртана. Помимо работы над антизаклятием Фабиана Каэтан корпел над отравой, которой мазалась Хелена, и над тем, что они провернули с Дойнартом: над слабостью моего Хозяина Стужи. Через Хелену удалось выяснить, кто придумал состав и варил эту дрянь. Оказалось, тот же маг, использующий тайны Забвенных, с помощью которого пытались отравить и меня, пропитав свечи особым ядом по его рецепту. Когда стало ясно, как все это работает, Каэтан создал нейтрализующее зелье, разрушившее злые чары, а вместе с ними и чудом установившуюся между нами на руинах связь, когда солнечная магия потянулась к снежной, чтобы спасти, исцелить.

Связь, которую нам навязали, от которой я так хотела избавиться, и которая… переродилась в настоящую. Не появившуюся в результате чьих-то злых умыслов, но светлую, солнечную, чудесную. Полную любви и самых искренних чувств.

В Эрнхейме я, мама и мой брат были представлены как особые гости, и теперь уже никто не осмеливался даже посмотреть косо в мою сторону. Особенно после того, как стало известно, кто родители моей мамы, и о том, что в честь их прибытия в Эрнхейм устраивают настоящий бал.

Готовились к нему с особой тщательностью, а руководить праздничным ужином назначили Дороту: ее рецепты так изумляли видавших виды придворных, что нашу талантливую кухарку быстро перевели из помощниц на должность второго главного повара. Первый, конечно, поначалу был недоволен, но потом смирился. Насколько я поняла из ее рассказов, у них даже намечался роман. По крайней мере на свидание он ее уже пригласил, и наблюдать за тем, как Дорота с каждым днем расцветает все больше и больше, было очень приятно.

К сожалению, не все новости о моих знакомых из прошлой жизни были приятными: Душана отправили служить в дальний гарнизон, десять лет он должен будет провести там, прежде чем получит возможность вернуться и начать новую жизнь. Арлетта сама отказалась от мирской жизни и уехала в горный храм, где стала одной из сестер Богини-матери.

Эрцгерцога, державшего мою мать в плену, лишили титула и земель, как и всех его наследников. Им предстояло начинать все заново в других краях, потому что из Драэра их выслали. Земли Родуэлла Хьяртан хотел подарить моей матери, но она отказалась.

– Надеюсь, я больше никогда не вернусь в те места и не вспомню о них, – ответила она на его предложение.

Дойнарта ждало куда более суровое наказание: братоубийцей Хьяртан не стал, но старшему принцу предстояло коротать остаток дней в тюрьме в самых заснеженных землях Драэра, куда весна не заглядывает, даже когда у нас лето. Эти края называли забытыми, а в созданной там тюрьме держали самых отъявленных негодяев. На тех, кто был наделен магическим даром, накладывали чары удержания – пользоваться своей силой Дойнарт никогда больше не сможет, не сможет никому навредить.

Хелену ждало примерно то же наказание, пусть и более мягкое: ее отправили к семье, и до конца своих дней она должна будет жить в родительском замке. Не покидая своих покоев, не появляясь на балах и приемах, не имея возможности поговорить с кем-то, кроме родных или служанок.

Когда мы с Хьяртаном о них говорили, я чувствовала его боль. Боль от предательства, которую нанесли его брат и женщина, которой он полностью, безоговорочно доверял. Все, что касалось этой парочки, било по нему настолько сильно, что он на глазах замыкался в себе, становился холодным и отстраненным даже со мной.

Я не расстраивалась и не пыталась лезть ему в душу. Такую боль нужно пережить, особенно когда речь идет о самых близких. Того, что они понесли заслуженное наказание, вполне достаточно – опять же, благодаря Каэтану моя память полностью восстановилась после заклинания Дойнарта, я вспомнила все, что он сотворил, все, что хотел скрыть, как пытался моими руками убить Стеллу, как убил ее сам. Даже мне мучительно было обо всем этом думать, не говоря уже о том, как было тяжело Хьяртану.

Поэтому я старалась просто быть рядом. Просто любить. Просто греть.

Наша магия по-прежнему сплеталась во время поцелуев, но уже иначе, и чувствовали мы друг друга иначе… как-то более глубоко, что ли. Каждый из таких поцелуев становился моей маленькой жизнью, когда я дрожала от страсти в его объятиях, стараясь не воспламениться… буквально. Каждый поцелуй был как первый, каждый из них хранился в особом уголке моей памяти: от мягкого прикосновения губ в заснеженной беседке до жаркого, глубокого, такого же обжигающего, как полыхающий в камине огонь.

Сегодняшний, перед балом, снова был ни на что не похож.

– У меня для тебя сюрприз, – сказал Хьяртан.

– Какой? – Я слегка отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Если скажу, это уже не будет сюрпризом, – схитрил он, потом коснулся губами моих губ, и меня словно искрой заклинания ударило.

Короткой, острой, пронзившей меня, а этот загадочный донельзя мужчина в тот же миг отстранился.

– Позвольте, нэри Селланд, стать вашим сопровождающим на весь этот вечер, – произнес он и предложил мне руку.

– На весь? – уточнила хитро. – То есть ни с кем, кроме вас, мне больше нельзя будет танцевать?

– Только с Бьяртмаром. И то если будет хорошо себя вести. – Хьяртан не поддался на провокацию. Легко, одним взмахом руки открыл портал, и мы вместе шагнули в распахнутые двери бального зала Эрнхейма.

К приему деда и бабушки подготовились знатно. Большой Бальный зал расцвел солнечными красками, четыре огромные люстры с бесчисленным множеством свечей в каждой озаряли его так, что и в самом дальнем уголке не удалось бы спрятаться хотя бы частичке тьмы.

В честь солнечных магов женщинам надлежало быть в ярких нарядах – желтых, золотых, добела раскаленных. Сверкающие как снег на солнце жемчужно-перламутровые тоже допускались. Что же касается мужчин, они все как один сегодня были в цветах мощи Драэра – темно-синем с платиново-серебристой окантовкой или с украшениями в виде шейных платков. Военная форма или камзолы, не суть важно, главное, что зал для меня предстал не суетой разноцветья, а единой сплоченной семьей.

Семьей,