Бунтарка и Хозяин Стужи - Марина Эльденберт

же мало, как и от меня в целом на руинах злосчастного храма.

Действительно проклятье… Мысленно выругавшись, я снова попыталась сосредоточиться на силе. Ради него, ради Хьяртана… Магическая вуаль из крошечных льдинок, которую Снежный на меня накинул, мельтешила перед глазами. Хотелось ее откинуть, броситься к нему, помочь хоть как-то. А для этого надо…

Ну же, сила, родная, прошу тебя!

Резко вздохнув, мысленно выкрикнула, призывая дар, и почувствовала, как пальцы начинает покалывать, а к ладоням приливает жар, какой ощущаешь, поднося руки к зажженному очагу. Да… вот так… Словно наяву услышала мягкий шепот Снежного, когда он вставал сзади, нежно к себе привлекая. Когда брал мои руки в свои и рассказывал, учил, помогая познавать магию, направляя и наставляя.

В такие моменты я часто отвлекалась, ощущая, как горячее дыхание касается изгиба шеи, как скользят его пальцы по моим запястьям… снова и снова… Волшебные воспоминания…

Которых мне мало! Которые я хочу создавать с ним каждый день нашей жизни, непременно долгой и счастливой. И никакая ползучая тварь не отнимет у меня моего любимого мужчину!

Солнечный луч сорвался с рук и ударил в гротхэна в тот момент, когда… в Хьяртана со спины ударил Дойнарт. Я задохнулась, захлебнулась криком, а Снежный с гадкой довольной ухмылкой выдернул кинжал из тела, собираясь ударить снова.

Убить и бросить на растерзание гротхэну.

– Нет!!!

Свет, отскочив от гротхэна, хлестанул Дойнарта. Снежный взревел на пару с призванной им тварью, а я почувствовала, что укрывший меня ледяной полог тает.

Исчезает…

Чудовище будто тоже ощутило это, метнулось ко мне, круша все на своем пути. А Хьяртан… Хьяртан обернулся.

Последнее, что успела заметить, это лезвие меча, сверкнувшее в его руке, и кинжал в обожженных пальцах Дойнарта, который он направил в сердце своего брата. А в следующий миг меня ослепило магией.

Меня и чудовище, раскрывшее надо мной пасть.

Это была не моя сила, свет принадлежал не мне. Казалось, само солнце, вспоров грозовые тучи, спустилось с неба, чтобы уничтожить, сжечь, испепелить гротхэна.

Тварь шипела, беспомощно извивалась, круша то, что еще не успела превратить в пыль, а я, вместо того чтобы бежать без оглядки, смотрела… Смотрела на поднимающуюся по ступеням маму. Это она, словно то самое ослепительно яркое солнце, убивала жуткое чудовище. Бледная, сосредоточенная, она шла к нему без малейшего страха. В чертах лица, заострившихся и напряженных, я видела решимость спасти и защитить. И, словно откликаясь на ее силу, как тогда, в замке Родуэлла, моя тоже пробудилась. Уже не просто покалыванием и легким жаром – она раскрылась во мне бушующим пламенем. Хлынула светом, таким же пронзительным и ярким, как у мамы, и от гротхэна… ничего не осталось.

Чудовище, вселявшее ужас, почти непобедимое, осело на землю горсточкой пепла. Ладно, не горсточкой – зловонной такой горкой, неподалеку от которой… неподвижно лежали Хьяртан и Дойнарт.

Чувствуя, как сердце в груди каменеет, я бросилась к Снежному.

Меня оттащили раньше, чем я успела добежать, чьи-то сильные руки подхватили, хотя я брыкалась, кричала, что должна помочь, потому что Хьяртану могла помочь только я. Особенно после такого ранения. Перед глазами до сих пор стояла гадкая ухмылка Дойнарта, когда он вонзил кинжал в спину моего любимого. Если бы я могла отменить этот момент…

Это было мне не по силам, зато я могла помочь ему сейчас. Я пыталась объяснить это воинам, но меня никто не слушал. Хьяртана положили на носилки, а меня почти силой затолкали в портал. Мои попытки сопротивляться напоминали беспомощную возню котенка: кажется, я полностью выложилась, чтобы испепелить гротхэна.

– Нэри Селланд, – голос Каэтана неожиданно ворвался в этот кошмар, – вам никто не помешает ему помочь, но его величеству нужно в тепло.

Конечно, нужно в тепло…

На моих глазах Хьяртана занесли в покои. Его губы цветом напоминали синеву зимних сумерек. Стоило на него взглянуть, и меня начало трясти от мысли, что помочь не смогу. Я била по проклятому гротхэну и еще по одному ларгу изо всех сил. Вдруг мне не хватит магии?

– Вам лучше сделать то, что вы делаете обычно, прямо сейчас, – сказал Каэтан. – Нет смысла заниматься раной, пока у него нет сил бороться.

Упрашивать меня не было необходимости. Я бросилась к Хьярту, обняла. Перед глазами все плыло, любимое лицо было единственным, на чем удалось более-менее сфокусироваться. Наклонившись, поцеловала холодные губы, не чувствуя отклика, и сама похолодела еще больше. Оглянулась, словно в поисках поддержки, но Каэтан не мог мне помочь. Никто не мог помочь, только я. Словно в подтверждение моих мыслей перед глазами снова потемнело, а внутри стало мертвенно холодно.

– Не вздумай умирать, слышишь? – прошептала хрипло. Кажется, я сорвала голос. – Я еще не сказала, что люблю тебя. Я тебя люблю! – выдохнула на каком-то пределе сил, снова прикладываясь к ледяным губам.

Искорка внутри, в моей груди, вдруг раскрылась солнцем. Я потянулась к нему и вложила в поцелуй всю свою силу, всю магию – пусть даже это последний раз, когда я горю, последний миг, когда ее чувствую. Я готова была отдать ее всю только за то, чтобы он жил. И когда уже начало казаться, что ничего не меняется, раздался сдавленный рваный хрип.

Пальцы Хьяртана вцепились в мою руку, в широко раскрытых глазах с черными провалами зрачков плескалась боль и что-то еще, но что именно, понять не успела – меня накрыло волной облегчения, а в следующий миг меня снова оттащили от Снежного.

– Все! Достаточно! Дальше я, – скомандовал Каэтан, и меня попытались вывести из комнаты, хотя я гневно и отчаянно упиралась. – Оставьте! – послышался резкий окрик главного лекаря, и воины отступили. – Все, кроме нэри Селланд, выйдите! Немедленно!

В покоях Хьяртана остались только я и Каэтан с помощниками. Рядом со вторым молодым лекарем хлопотали другие – помогали расставлять зелья, нарезали бинты, готовили чистую воду, с помощью магии стерилизуя инструменты. Мне в обморок хотелось хлопнуться от одного только зрелища. Особенно когда Хьяртана приподняли, раздели по пояс, обнажая рану. Но я держалась. Опустилась в кресло, вцепилась пальцами в подлокотники так, что побелели костяшки, и держалась.

Каэтан с помощниками делали все, чтобы обработать рану, очистить, закрыть, исцелить с помощью магии то, что необходимо прямо сейчас. Я не сильна в исцеляющей магии, но понимала, что сращивать все моментально нельзя. Поэтому сидела прямая, как палка, следя за слаженной работой лекарей, и выдохнула лишь в ту минуту, когда они отступили, а Хьяртана осторожно переложили на чистые простыни. Его грудь была забинтована,