Королева нефритов - Икста Мюррей

— Да нет же — решил! — воскликнула я. — Вспомни греков! Лабиринт, состоящий из прямой.

И тут до него наконец дошло.

— Ну конечно, решил! Да! Я просто гений!

— Не будем заходить так далеко, — сказала Иоланда. — Но все равно получилось неплохо — теперь это очевидно. Тяжелейший путь пройти, труднейшую дорогу одолеть — для этого нужно идти по прямой. В точности как ты сказал.

— Стезей добродетели, — ввернула я.

— Ну да, это ведь и названо лабиринтом Добродетели, — сказал Мануэль. — Добродетельный человек избегает кривых дорожек и никогда не сворачивает с избранного пути. Именно так мы и пойдем — дальше на восток.

Эрик был до того счастлив, что мы похвалили его еще немного, причем нашу неприкрытую лесть он принимал с большим достоинством. Потом все встали, собрали снаряжение и вышли на финишную прямую.

Мне, однако, приходилось тяжелее остальных.

Бедро уже болело меньше, но это было не очень хорошим признаком, поскольку нога плохо слушалась. По дороге к тому месту, где был якобы спрятан нефрит, левую ногу мне то и дело приходилось переставлять с помощью рук.

Тем не менее я не отставала от друзей. Все вместе мы прошли еще милю, пока не наткнулись на пещеру.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ

К северу от реки Саклук, к востоку от пресловутого драконова дерева, в центре биосферного заповедника майя в склоне холма есть небольшая пещера.

Ее не так уж легко заметить, особенно в почти полной темноте — если только в вашей компании нет экспертов по архитектуре и топографии майя. Ну, это на тот случай, если вы не знаете, как должна выглядеть древняя пещера.

Углубление для гробницы в склоне холма некогда вырыли вручную. Древние майя считали священными пещеры, колодцы и подводные реки — то были промежуточные зоны, где мир живых сообщался с преисподней.

Склоны холма густо покрывала трава, в том числе заячья капуста и камнеломка. Бледный свет наших фонариков озарял цветки с крошечными белыми и желтыми лепестками. У темного входа вились разноцветные птицы.

— Дошли! — выдохнула Иоланда. — Дошли.

Не смея позвать маму, я вообще ничего не говорила, только все крепче сжимала фонарик.

В пещеру я вступила первой.

Луч ярко осветил пещеру, размеры которой я сразу не смогла оценить; она тянулась гораздо дальше, чем могло показаться снаружи, хотя проход был довольно узким. На дне стояла вода, доходившая мне до лодыжек; обведя лучом фонаря окружающее пространство, я увидела, что дно пещеры понижается.

Мы двинулись вперед, сквозь известковые залы, где гулко капала вода; фонари горели, словно маяки, их лучи выхватывали сталактиты. На стенах виднелись темно-красные иероглифы в форме драконов и горбунов, которые я даже не пыталась прочитать. В расщелинах сверкали золотом жилы пирита и светились красные глаза ящериц и летучих мышей. Где-то что-то хлопало, слышался плеск воды. Нагнувшись, я стала протискиваться в узкий туннель. Здесь приходилось продвигаться на ощупь, так как не хватало места, чтобы манипулировать фонариком. Бедро сильно болело, я даже упала в воду прежде, чем Эрик успел подхватить меня сзади.

Тем не менее большую часть пути я прошла самостоятельно. Воздух был спертый. Я слышала шумное дыхание своих товарищей и шлепанье их ног, слышала, как поскользнулся Мануэль и как упала Иоланда. Вскоре мы достигли еще одного очень низкого и чрезвычайно темного прохода.

Пройдя его до конца, я смогла выпрямиться во весь рост.

Провела перед собой лучом фонарика и поняла, что нахожусь в просторном помещении; на одной из стен были полувыцветшие надписи. К середине зала пол поднимался, там было сухо и стоял большой продолговатый предмет. Это был массивный кусок обработанного голубого нефрита — прямоугольной формы и такой чистый, что, когда я направила на него луч фонарика, камень ответил сияющим фонтаном кобальтовой сини. Вырезанные на камне изображения отбрасывали на стену голубые и темно-синие тени, на поверхности дрожали звезды, завитки и полумесяцы. Поверхность самого камня, как и стела Флорес, испещренного изящными иероглифами в виде богов и воинов, переливалась различными оттенками бирюзы и опала, синевой павлиньих перьев и темными прожилками абсолютного индиго. Под этой изменчивой каменной «кожей» ровно горел глубокий, идеальный, немыслимый синий цвет — сочный и яркий.

Кроме этого, там было кое-что еще. Этот длинный граненый нефрит не слишком напоминал сказочный камень из перевода де ла Куэвы. Он вообще не был монолитом, скорее представлял собой продолговатый ящик, в котором что-то находилось.

Когда же я шагнула вперед, не понимая, что передо мной, то вдруг увидела лежавшую рядом с этим ящиком изможденную женскую фигуру.

Женщина оперлась на локти, и на ее щеку упала мокрая прядь серебристых волос. В свете фонарика черные глаза моей матери сверкали, словно совиные. Резкие очертания ее скул отчетливо выделялись на фоне окружающей темноты. Мелкие морщинки вокруг глаз и рта переходили в резкие складки, нос, казалось, стал еще острее. Возле левого виска виднелся громадный синяк, на шее — пятна грязи. Губы двигались, но никаких звуков она не издавала. Белая рубашка и джинсы промокли насквозь, обувь она сняла, правая нога, вероятно, вывихнутая или сломанная, была как-то неестественно вывернута.

Я бросилась вперед. Сердце в груди бухало как церковный колокол.

— Мама! Мама! Мама! Мама! Мама!

Я обхватила ее руками, она уткнулась лицом мне в плечо.

Я продолжала звать ее по имени, но теперь рядом с нами появился плакавший навзрыд Мануэль и Эрик с Иоландой.

— Да, — наконец сказала мама. — Мы опять вместе, мое Чудо. Моя милая!

— Мама! — сказала я. — Ой, мама!

Я водила руками по ее рукам и плечам, ощупывала ее ноги — искала раны, все это время не переставая ее обнимать.

Прошло не так уж мало времени, прежде чем я все же отпустила маму, чтобы другие тоже смогли к ней подойти и она, наконец, смогла заговорить.

— Я нашла, — слабым голосом сказала она. — Мануэль!

— Да, Хуана! — нагнувшись к ней, сказал он.

— Я нашла, — вздохнув, повторила она.

— Да.

Она снова взглянула на меня.

— Нашла то, что искал он.

Я кивнула.

— То, что искал Томас де ла Роса.

— Да, дорогая.

Сзади меня Иоланда издала какой-то странный звук.

— Как же ты шла? И почему потерялась?

— Не смогла выбраться отсюда, — ответила она. — Были… некоторые проблемы с погодой. Дождь шел примерно пять дней, я попала в этот потоп и все себе испортила. Видишь, что с ногой? К тому же я утопила в болоте рюкзак. В конце концов я попала сюда, но, когда это случилось, у меня остался один фонарик, а из питья только дождевая вода. Я очень устала, поэтому сидела здесь и… ждала. — Она сглотнула. — И вот вы пришли.