Наследница солёной воды - Кэссиди Кларк

от него, и под обеспокоенным взглядом ближайшей пары танцоров он пришёл в себя. Надежно задвинув на место этот шлюз внутри себя.

У нас будет время разобраться со всем этим позже. Только что началось что-то плохое, и он не знал, что, и Сорен не могла позволить ему отвлекаться подобным образом.

Он не мог преследовать её. Не здесь, не с таким количеством глаз. Но он мог следовать за ней — осторожно, на разумном расстоянии.

Так он и сделал, ориентируясь в толпе в неторопливом, но сосредоточенном темпе. Но даже когда этот шлюз был плотно захлопнут, сдерживая этот ужасающий прилив чувств, кусочки просачивались наружу — боль, которая не имела ничего общего с раной на его руке.

ГЛАВА 37

СОРЕН

Она была настоящей и ненастоящей. Здесь и не здесь. Живой и мёртвой.

Она не могла вспомнить своё имя.

Элиас сказал это, он только что сказал это, но её разум был потерян в море, и её кровь была не того цвета, и её тело отделялось от неё, её душа отрывалась от своего земного якоря, и ничто не имело смысла, и никого не было там, где они должны были быть и всё было неправильно, неправильно, неправильно.

Почему она не могла вспомнить своё имя?

Эта музыка заиграла, и что-то… включилось. Или выключилось. Что-то изменилось, потому что…

— Эй!

Руки опустились на её плечи, встряхивая её, и она моргнула, обнаружив перед собой сияющее бородатое лицо Каллиаса. Размытый по краям и раскачивающийся из стороны в сторону, но всё ещё Каллиас. То ли это он покачивался, то ли у неё просто кружилась голова…

— Похоже, ты всё-таки нашла себе пару на бал, да?

— Что?

Боги, она даже не чувствовала своего языка.

— Я видел тебя и Эли. Он хороший, насколько я могу судить. Невероятная трудовая этика, клянусь, он никогда не спит. Я… Эй, ты в порядке? Ты выглядишь так, будто тебя вот-вот стошнит.

Его руки превратились из цепких в крепкие, озабоченность окрасила его глаза в оттенки зелёного цвета морского стекла. Морское стекло? Что там в глубине?

— Ты много выпила?

Может быть. Может быть. Она надеялась, что именно так и было.

— Я знаю эту песню, — выдохнула она, и его руки крепче сжали её.

— Что? Солейл. Ты меня немного пугаешь. Давай присядем, хорошо? Джер! Где Джерихо, может кто-нибудь…

Она закрыла глаза на быстро вращающийся мир. Каждая частичка её тела онемела и загудела, звук в голове был похож на рёв, на хлопки, на…

Огонь.

Солейл поёрзала на стуле, не сводя глаз с камина перед собой, нетерпение плясало в её пальцах, когда сестра дергала её за волосы.

— Джерихо, поторопись, мы уже опаздываем!

— Я делаю так быстро, как только могу, Лея. Было бы лучше, если бы ты перестала так суетиться!

— Это помогает при вытягивании.

— Нет, это только заставляет мои пальцы тянуть сильнее. А теперь сиди спокойно, или я позову Кэла и заставлю его делать это вместо себя, а ты знаешь, какой он ужасный. Он утыкает твою голову булавками, и на этом всё закончится.

Солейл нахмурилась, откинувшись на спинку стула.

— Все хорошие танцы закончатся, когда мы туда доберёмся.

— Сосчитай до пяти.

— Что?

— Сосчитай до пяти, — повторила Джерихо. — И веди себя смирно, пока ты этим занимаешься!

Солейл зажмурила глаза, крепко скрестив руки на груди, желая, чтобы её рукава не были такими длинными. Ей становилось слишком жарко перед камином.

— Один… два… три… четыре… пять.

— Вот! — Джерихо оторвала руки от её головы. — Всё сделано!

— По-моему, выглядит идеально, — раздался голос от двери, и две сестры одновременно повернулись.

Лицо Джерихо озарилось едва сдерживаемой любовью, Солейл взвизгнула, соскакивая со стула.

— Привет, Вон!

Она подбежала к другу своей сестры и крепко обняла его.

— Я не знала, что ты придёшь!

— Твоя сестра пригласила меня.

Глаза Вона остановились на Джерихо, улыбка на его лице была мягче, чем любимая подушка Солейл.

— Привет, Принцесса. Ты выглядишь… очень мило.

Глаза Джерихо горели тайнами, и она скрестила руки на груди, её розовое шифоновое платье колыхалось от движения.

— И вам привет, сэр. И я выгляжу гораздо лучше, чем просто мило.

— Ничего страшного, если ты хочешь снова поцеловать её, — предложила Солейл. — Я никому не скажу.

— Тише!

Джерихо застонала, но она прикусила губу, чтобы сдержать улыбку, когда посмотрела на Вона, который слегка побледнел.

— Она видела нас на лестнице на прошлой неделе. Всё в порядке. Она знает, как сохранить секрет, когда должным образом мотивирована.

Солейл торжественно кивнула.

— Она платит мне за то, чтобы я держала рот на замке.

Джерихо легонько шлепнула её по затылку, и Вон немного расслабился, присев на корточки до уровня Солейл. Он приподнял её подбородок пальцем и подмигнул ей.

— Я ценю ваше благоразумие, Принцесса.

Она хихикнула, даря ему идеальный реверанс.

— Конечно, мистер Вон.

— Хорошо, ты, — Джерихо повела её к двери. — Дай мне и мистеру Вону минутку побыть наедине, если ты не возражаешь.

Солейл нахмурилась.

— Если ты настаиваешь.

Она оставила свою сестру и её секрет позади, весь путь волоча ноги, наполовину надеясь, что Финн выскочит, чтобы прогуляться с ней. Она знала, что он ещё не выходил из своей комнаты. Но никто не пришел; коридор был совершенно пуст, все уже собрались в бальном зале.

Солейл нашла дорогу в бальный зал одна, её крошечные каблучки цокали по полу. Она развернулась раз или два по пути, просто чтобы проверить поворот юбки, довольная тем, что всё прошло с блеском.

Ей потребовались обе руки, чтобы открыть дверь в бальный зал — служители, должно быть, уже ушли внутрь, но это было нормально. Ей нравилось бросаться на них, это заставляло её чувствовать себя сильной. Как будто она была почти готова присоединиться к урокам фехтования Каллиаса с дядей Ривером, хотя она всё ещё была «маленькой для своего возраста».

Как она и боялась, все уже танцевали, и абсолютно никто не обращал внимания на вход, а это означало, что там не было никого, кто бы охал и ахал при виде её вертящейся юбки. Надув губы, Солейл позволила дверям закрыться за ней, ища хоть какие-нибудь признаки присутствия своей семьи.

Гости кружились по танцполу, юбки трепетали, как крылья бабочки, галстуки сидели на шее, как гнездящиеся птицы. Музыка была главнейшей, чем её инструменты, и так хорошо заполняла комнату, что Солейл почти могла её чувствовать — гимн Атласа, песню, которую она слышала на каждом мероприятии, на каждом празднике.

Её семья, видимо, не очень-то хотела, чтобы её видели.