Сломанная печать - Иванна Осипова

от дочери Фроста Талеса.

— Рин… — она робко приподняла голову.

Несколько минут они тихо сидели в объятиях друг друга. Он с вниманием склонился к Марисе. Во взгляде горела смутная, неуловимая мысль.

— Я хотела сказать… Должна признаться тебе.

— Вы разминулись с Арвелом?

Рин неожиданно встревожился. Его вопрос как будто отвечал собственному ходу рассуждений и переживаний.

— Почти. Пришлось пройти мимо комнаты, — вдохнув, Мариса с удовольствием пристроилась снова не плече мага.

Она так и не нашла смелости рассказать ему о насилии.

«Ещё немножечко побуду счастливой. После он и прикасаться ко мне не захочет», — подумала Мариса.

— Никак не удавалось его выставить раньше. Арвел бывает удивительно настырным, — с досадой пояснил Рин..

— Не доверяешь ему?

— Ни капли доверия. Есть причины. Ты хотела что-то сказать?

— Я? — она невольно отклонилась, но быстро нашла безобидную отговорку. — Я поняла, что не смогу жить без тебя, Рин.

Он молча с силой прижал её к себе. В его неосознанном движении выплеснулись отчаянье и любовь.

— И я! Если потеряю и тебя… — Северин не договорил, лицо застыло маской. — Ни в чём не будет смысла, — он молчал не меньше минуты. — Все, кого я любил ушли навсегда. Я никому не рассказывал о ночи в родовом склепе, но хочу, чтобы ты знала обо мне всё.

Мариса слушала, боясь неловким словом помешать Рину в признании. О традиции провожать умерших, проводя ночь подле тел, она слышала и раньше. Старший мужчина в семье брал на себя эту обязанность. Тринадцатилетнему Северину пришлось стать стражем мёртвых.

— После прямого магического удара тело отца превратилось в иллюзорную статую, но я увидел трухлявые останки. Казалось, из него вытянули все силы дара вместе с чуждой магией креаторов. Первое, что смутило мою юный, но пытливый ум. Искажённая взрывом сила выбивает природный дар, при соприкосновении раздирает кожу, но не иссушает магов, — плечи Северина напряглись, дыхание тяжело вздымало грудь.

Всей душой Мариса ощущала его горе, слёзы душили, не смея вырваться на свободу. Она уткнулась лицом в плечо мага, принимая на себя боль и мучаясь от вины Фроста Талеса. Не затей отец повторного ритуала с печатью на двери Зала Иллюзий, многие семьи не потеряли бы родных.

— Тело мамы стало вторым доказательством, что с погибшими проводили манипуляции. Она почти не изменилась, но выглядела полностью обескровленной. Прощаясь, я обнял её, долго держал за руку. Вся исколотая, с надрезами на шее, кисти… Заметив, я осмотрел тело. Я рос в семье целителей и немного понимал, какие действия предпринимают лекари в таких случаях. Вистиана стала последним доказательством.

Сглотнув, он судорожно вдохнул, голос заледенел.

— Она была красивой и доброй. Всегда спокойная, с улыбкой смотрела на проделки младшего брата. Иногда я вредничал, как все мальчишки. Если бы можно было вернуть прошлое… Сестра жила несколько дней. Магия взрыва прошлась по ней, осела на коже, но не убила. Один раз меня пустили навестить Висти в лазарете, куда свезли всех пострадавших. Надежда оставалась. Лекари заверили, что она придёт в себя. На следующий день раненые начали умирать один за другим. Делвин не хотел допускать меня к телу Вистианы под предлогом заботы о безопасности. Совет выпустил приказ не выдавать мёртвых, которых посчитали заражёнными магией иллюзий. Я настаивал, требовал, умолял и добился ночи в усыпальнице.

На этот раз Северин молчал так долго, что Мариса не выдержала.

— Что с сестрой?

— Вся изрезана. Пустая. Без дара и крови. Они искромсали её, древние боги знают зачем! Нет, теперь-то я знаю! После пытались залечить раны, чтобы тело выглядело пристойно, но умирающая плоть плохо поддаётся воздействию зелий и мазей.

— Кто и зачем?

Она совсем ничего не понимала, стоя на пороге безграничного ужаса, куда и заглядывать было жутко. Северин жил с этим десять лет. Он посмотрел на Марису изменившимся взглядом, потемневшим и тягучим. Смятение и чувство вины отразились в нём.

— Моя добрая девочка. Не нужно тебе знать. Не плачь, — поцелуи Северина хаотично касались век, лба, щёк Марисы, мокрых от слёз. — Расстроил тебя.

— Неважно, — она сама прильнула к его губам. — Я заберу твою боль.

Маг шумно вздохнул, будто бы отпуская прошлое, которое слишком долго клещами сжимало сердце, заставляло выстраивать непроницаемые стены между собой и реальностью. Губы Рина были горячими и немного дрожали. Ей так хотелось подарить любимому хотя бы частичку света. Целуя, она гладила плечи Северина, зарывалась пальцами в волосы, как умела отдавала нежность.

Тихо застонав, он с решимостью прижал к себе девичье тело. Что-то новое появилось в их ласках, но Мариса не сразу почувствовала, куда страсть повела Рина. Несгибаемая, требовательная сила уложила Марису на постель. Он не отпускал, навалившись сверху. Пальцы мага жарко сжимали грудь, а язык исследовал рот. Никогда прежде он не целовал так жадно, не давая пути к отступлению.

Осознание, неловкость, страх захватили Марису. Напряжение сковало её, превратив приятное томление и смутное желание в череду бесконечных мучительных мгновений. Золотистое сияние дара собралось в плотный узел, не желая соединяться с даром ментала.

«Нет! Рин… Пожалуйста не сейчас», — мысль вспыхнула ярким заревом в лабиринте из противоречивых чувств и желаний.

Она раскинула руки и отвернулась, сдерживая рыдания, пальцы комкали покрывало. Любовь к магу сделала её слабой, не позволяя оттолкнуть Рина, остановить то, что сейчас она никак не смогла бы принять. Из глубокой тьмы, стоя на Дозорной Башне, ухмылялся Лирой Фолэнт.

Северин ласкал губами шею, тесно прижимая к себе бёдра Марисы со сбившимся платьем. Она понимала, что всё рушится. Если он не остановится, то больше ничего не будет. Сердце заныло болью и тоской.

Он оторвался от неё и рывком сел. Затуманенный взгляд постепенно обретал осознанность, но не ясность, оставаясь тёмной глубокой водой. Маг провёл по лицу нервной ладонью, строго и недовольно сжал губы. Мариса так и лежала, замерев, только изредка всхлипывала и вздрагивала, словно продолжая чувствовать мучительные ласки.

Осторожные мужские руки расправили платье, коснулись бёдер поверх одежды. Рин сложился пополам, как будто его одним взмахом перерубили, упал вперёд. Горячий лоб мага прижался к солнечному сплетению Марисы, где золотистые ниточки дара ожили и потянулись к менталу.

— Прости меня, — глухой монотонный голос Брума был чуть слышен. — Это не должно случиться так. Набросился точно животное. Мерзок сам себе. Я пойму, если ты решишь уйти и больше никогда не смотреть в мою сторону, но знай, что глупый ментал всё равно будет