Жизнь и приключения хроника Сидора с хроником Димоном на Юге - Анатоль Нат

— "Чтоб ты провалился куда поглубже, проклятый барон, — с тоской, обречённо подумал немолодой уже шляхтич".

На душе Иеронима фон Вышецкого, чуть ли не всю жизнь отдавшего любимому морскому делу было муторно. Как же не хотелось идти сейчас на службу, что-то там делать и видеть рядом этого новоявленного хозяина, который и пальцем не пошевелил, а ему всё свалилось буквально прямо в рот. Как он ненавидел таких ублюдков.

Ведь он ничего не жалел для своего выпестованного за долгие годы любимого дела. Ни денег, ни труда, ни здоровья, ничего!

Даже на собственные деньги купил в Устьинском княжестве и за прошлую зиму перегнал сюда дноуглубительный земснаряд, надеясь за счёт её мелководной восточной части расширить глубоководную часть этой бухты и тем увеличить проходимость порта.

— "Дурак! Ну, какой же он всё-таки дурак", — с горечью думал теперь уже явно бывший начальник порта.

Теперь придётся всё здесь бросить. И что делать с безумно дорогим земснарядом, который кроме него никому здесь не нужен, совершенно непонятно. И от одной лишь мысли об этом сводило скулы от ненависти. Снова придётся начинать на пустом месте и снова всё с нуля? Но уже без денег, которые необдуманно вложил в этот чуть ли не драгоценный агрегат.

Удавил бы тварь эту залётную, владетельного барона этого, не вовремя вспомнившего о том, что все давно и прочно забыли.

Собственно, выход был. Пусть эфемерный и полностью зависимый от доброй воли нынешнего барона и откровенно бредовый, но был. По крайней мере, надо было попытаться хоть что-то сделать.

Надо было уговорить барона отказаться от Западной бухты. Надо подобрать и привести ему такие доводы, чтобы он сам, добровольно от неё отказался. Денег дать, наконец-то, чтоб отстал от них. Много! Чтоб точно отстал. И тогда всё будет хорошо, всё будет как прежде.

Только вот где взять столько золота, чтоб это было интересно барону? Негде!

— "Бред, конечно, — вяло подумал барон. — Полный бред. Ну, кто же сам, по собственной воле, без принуждения откажется от такого богатства, которое будет не только тебя самого кормить, но и твоих потомков долгие и долгие годы? Да никто".

Сигизмунд Иероним фон Вышецкий, сам, будучи потомственным дворянином, прекрасно понимал пришлого барона и осознавал, насколько подобное предложение прозвучит эфемерно, глупо и откровенно говоря, бредово. А нынешний барон при всей его экстравагантности не производил впечатления слабоумного.

Вялые обречённые мысли равнодушно скользили в голове шляхтича, не цепляя сознание. Ни идти в порт, ни делать что-либо не хотелось. И всё равно, как настоящий профессионал, Иероним фон Вышецкий не мог пустить дело на самотёк. Прибывшие лодьи надо было принять. И самому лично проконтролировать, чтоб всё было, как положено.

Тем более что прибывший немалый караван уже составил портовым службам серьёзную проблему. Стоять стольким лодьям в Западной бухте было просто негде, если только они не боялись повредить такелаж друг друга.

Впрочем, о чём тут рассуждать. Собственно у городского магистрата и у него лично не было выбора. Скоро придётся расстаться с давно обжитым местечком. Выгонит их новый хозяин города из своих домов, не выгонит — неизвестно. А пока следовало честно выполнять взятые на себя обязательства.

Хотя, был ещё один, "традиционный" так сказать способ решения подобных дел — подложить в постель барона ночную кукушку. По слухам барон был один, хотя вроде бы как, и женат. Но здесь его жены точно не было, так что можно было и попробовать.

Сигизмунд Иероним на миг замер, мысленно перебирая дочек всех значимых людей города, из числа которых можно было бы выбрать достойную кандидатку, и мысленно же поморщился. Выбор был небогат. Убогий был, честно говоря, выбор. Не было в их городе в достатке дворян и дочек у них, кого можно было бы, потревожить на сей счёт. Если только…, — внутри фон Вышецкого на миг всё похолодело. — Если только не подложить под барона дочку самого бургомистра?"

На миг, представив, ЧТО ему выдаст на подобное предложение сам бургомистр, в прошлом вольный торговец, сиречь — пират, и всякие сомнения в возможности подобной сделки растаяли бесследно. Жить всё ж хотелось, пусть даже уже и без любимого порта. А стоило заикнуться о чём-то подобном, не сносить ему головы. Убьёт, как есть убьёт".

— Захвати печати, мы в порт, — уныло бросил фон Вышецкий суетящемуся в кабинете секретарю. — Впрочем, печати можешь не брать, — обречённо махнул он рукой. — У нас сегодня, кажется, дежурный по порту сотник Дубов?

Дождавшись молчаливого согласного кивка, ещё более обречённо махнул рукой секретарю.

— Всё, печати можешь точно не брать. Если этот сказал, что баронский груз, значит, баронский. И значит, про мыто можем забыть.

— А аренда портовых кранов? — пискнул откуда-то из-за спины секретарь. — Он же будет разгружаться. Не вручную же тяжести таскать. Да и некому у нас. Грузчики то давно уже тю-тю. Разбежались от бескормицы.

Последнее время с заходом торговых кораблей в их порт была большая напряжёнка, и люди в портовых службах уже с прошлой осени сидели на половинном жалованье. Тот, кто его получал. Часть из них уже разбежалась, и их уже можно было и не искать. И когда такая тенденция переменится, не знал никто. Точнее, знали, что не раньше середины лета хоть как-то оживится каботажное плавание, но пока что доходы порта были на нуле. Так что понять их можно было.

— "Впрочем, понять можно любого, — раздражённо подумал чиновник. — Только это не добавит звона монет у тебя в кармане. А понять можно кого угодно".

Начальник порта в очередной раз обречённо, с внезапно прорвавшимся лёгким раздражением тяжело вздохнул. Возни с разгрузкой прибывшего каравана впереди было много, а вот возможной прибыли как-то не наблюдалось. Вступать в конфликт с бароном и требовать с того денег за разгрузку в его, формально как будто бы порту, он бы не рискнул.

А жаль. По слухам, барон занялся активным восстановлением своего разрушенного замка…. А это, какие ж деньги, какие грузы, — на миг захолонула тоска в груди прожжённого портового дельца.

— "Впрочем, — тут же опамятовался он, — не зверь же он заставлять людей задарма работать. Если на жалованье портовым служкам чего барон подкинет, а он, надеюсь, должен понимать, что людям надо чем-то питаться, уже хорошо".

"Так что надеяться на то, что старый новый хозяин не стребует с города оброк за все прошедшие годы, как думали некоторые глупцы из магистрата, будет верхом глупости, — пришёл он к очевидному выводу. — Никто в здравом уме от своих денег не отказывается. Тем более от таких и за такой срок — за целых пятьдесят лет. А уж тот, кому они нужны на дело, на восстановление стен и разрушенных временем и людьми левобережных районов города, так и нечего думать.

И не платить нельзя.

По слухам, крут был барон. И методы, какими он разбирался с непонравившимися ему людьми, и как выколачивал из неплательщиков долги, независимо от социального статуса должника, не могли не настораживать понимающих людей. Потому как даже невероятная история с казнью им собственных проворовавшихся управляющих докатилась до этих мест.

А смутные слухи, как этот самый барон жестоко расправился со своими обидчиками в каком-то Бабьем Доле или Дольнем Поле? И эта история докатились сюда. И выяснять с самим бароном, есть ли правда в этих мутных слухах, у местных властей не было ни малейшего желания.

Что уж тут говорить о каких-то птичьих правах птичьего города.

На душе Иеронима Станислава фон Вышецкого стало совсем тоскливо. Следовало прямо признать. Славный город Зареченск надо бы переименовать в Птичий. Внезапно, буквально с неба свалившийся жирный кусок большого торгового каравана просвистел мимо рта. И это надо было спокойно принять. В их весьма шатком положении, нельзя было злить барона требованиями ни оплаты работ, ни платы за стоянку.

— "День не задался. Ну что за жизнь? С самого утра день не задался", — пришёл портовый чиновник к очевидно неприятному выводу.

Встреча.

Ранний визит в порт на встречу долгожданного судна, не доставил Сидору радости. Да и с чего бы? У далеко выдвинутого вглубь залива пирса ? 3, куда обычно швартовались изредка появлявшиеся в этом порту суда каботажники, сейчас одиноко стоял привычно хищного вида самый обычный, только обшитый чёрной броневой фанерой ушкуй.

Единственное, что выделяло его из привычного ряда точь в точь таких же морских ушкуев разбойников — торчащие на носу артиллерийское орудие, да тонкий прутик пулемётного ствола в башне на корме, чего не было ни у кого в этих многое повидавших водах. Потому видать и сиротливо державшаяся на отшибе пригнанная им пятёрка крутобоких купеческих лодий, не спешила проявлять какую-либо инициативу терпеливо ожидая своей участи.