Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного - Роберт Каплан

Подумайте: Соединенные Штаты во главе с популярным во всем мире президентом Бараком Обамой отчаянно пытались вместе со своими европейскими союзниками, с одной стороны, остановить продвижение Ирана на пути к созданию ядерного оружия и одновременно не допустить воздушных ударов по Ирану со стороны Израиля, с другой стороны. Ведь ядерный статус Ирана резко изменил бы расстановку сил на Ближнем Востоке не в пользу Запада. В то же время нападение Израиля на Иран могло иметь еще более негативные последствия для дестабилизации региона. Тем не менее в мае 2010 г. Турция вместе с Бразилией предприняла несколько эффектных дипломатических шагов, чтобы помочь Ирану избежать экономических санкций и таким образом получить время, необходимое для создания бомбы. Соглашаясь обогащать уран Ирана, Турция еще более усилила свой вес в исламском мире в дополнение к тому, которого она добилась, поддерживая группировку ХАМАС в секторе Газа. Иран имеет необходимый потенциал, чтобы «помочь Турции достичь своей главной стратегической цели — стать энергетическим центром, поставляющим природный газ и нефть [из Ирана] на рынки Западной Европы».[442] Турция играет роль связующего звена для Ирана в транспортировке энергоносителей, а также при перекачке нефти и газа из Каспийского моря через Кавказ. К тому же она имеет возможность на 90 % перекрыть водозабор Ирака из Евфрата и на 40 % — Сирии. Таким образом, наряду с Ираном Турция является сегодня сверхдержавой Ближнего Востока, из которой во всех направлениях расходятся трубопроводы с нефтью, природным газом и водой — основой промышленной жизни.[443]

До нефтяной эры, как я уже говорил, Турция двигалась в направлении на Балканы и Европу, чтобы развить экономический потенциал для продвижения на Ближний Восток. В нефтяную эру все обернулось с точностью наоборот. Став для Европы транспортером нефти из Ирана и Каспийского моря, Турция также становится слишком важным для Европы экономическим фактором, чтобы не придавать ей значения. Турция — не просто сухопутная перемычка, пусть и самая большая на земле. Эта страна, входящая в «большую двадцатку», стала сама по себе ключевым регионом и наряду с Ираном способна нейтрализовать арабский Плодородный полумесяц внутренняя политическая нестабильность стран которого обусловлена десятками лет правления бесплодных полицейских режимов.

Более того, инициативы Турции и Бразилии относительно обмена иранского обогащенного урана были не просто лишенным серьезных последствий нестандартным шагом с целью облегчить для фундаменталистского Ирана получение ядерной бомбы. Они отразили рост влияния во всем мире держав «второй десятки», по мере того как все больше населения развивающихся стран присоединяется к среднему классу. И вот находятся две державы «второго ряда», одна из которых ни много ни мало является членом НАТО, которые публично и совершенно реально срывают попытку Америки сдержать Иран. Это показывает, какой относительно слабой стала Америка — она не в состоянии более устрашить менее значительных соперников в эпоху, когда традиционная военная мощь имеет меньший вес, чем когда-либо, хотя и не теряет своего значения полностью. Именно инстинктивное чутье Эрдогана и Давутоглу позволило им безнаказанно предпринять такие шаги.

Положительный момент для Запада в этом следующий: без подъема Турции Иран становится доминирующей силой на Ближнем Востоке. Но при напористой динамике развития Турции как ближневосточной державы впервые со времен распада Османской империи Иран будет иметь соперника прямо у себя под боком — ведь Турция может быть для Ирана одновременно и другом, и соперником. И нельзя забывать, что Турция все еще член НАТО, все еще поддерживает отношения с Израилем, какими бы сложными они ни становились. Как бы тяжело для Запада ни было терпеть поведение Турции, ее лидирующее положение в мусульманском мире оказывает некоторое благотворное влияние на образ мышления иранских властей. Турция все еще может выступать посредником между Израилем и Сирией. Иран также обладает потенциалом менять свою политику, что может происходить либо в процессе политических потрясений, либо в силу внутренних противоречий и долголетия самого режима. Совершенно ясно, что, по мере того как воспоминания о холодной войне потихоньку стираются, география как Турции, так и Ирана будет играть все более весомую роль на арабском Ближнем Востоке. Турция больше не находится на коротком поводке у НАТО, к тому же эта организация сохраняет лишь подобие своей прежней мощи. А с падением режима Саддама Хусейна в Ираке — пережитка холодной войны и полицейских государств недемократического типа — Иран как никогда вовлечен в политику арабского мира. Это равновесие очень хрупкое: Турция сотрудничает с Ираном и одновременно стремится создать противовес ему, пытаясь втянуть в сферу своего влияния Сирию. В то же время Ирак, каким бы слабым в данный момент он ни казался, выходит на политическую арену как преимущественно шиитская альтернатива Ирану. Турции и Ирану существенно помогла революция в глобальной системе коммуникаций, которая по крайней мере в этих двух странах помогла людям подняться над этнической обособленностью и использовать религию для единения всего мусульманского сообщества. Таким образом, турки, иранцы и арабы — все являются мусульманами и все объединены против Израиля и Запада. Так что при усиленном влиянии географии Турции и Ирана на арабский мир страны, заключенные в широком пространстве Ближнего Востока, в настоящее время более органично связаны между собой, чем когда-либо.

В отличие от Турции и Ирана арабские страны, расположенные между Средиземным морем и Иранским нагорьем, до XX в. имели небольшой политический вес. Палестина, Ливан, Сирия и Ирак были не более чем географическими понятиями. Об Иордании и не думали. Если стереть с карты линии политических границ, мы получаем грубую картинку, отражающую границы суннитских и шиитских общин, которые не совпадают с государственными границами. Внутри этих границ центральные власти Ливана и Ирака функционируют с трудом. Власти Сирии находятся в борьбе с террористическими организациями. В Иордании — абсолютная монархия, но, возможно, она имеет шанс в будущем стать конституционной. Негласной причиной, по которой Иордания вообще существует, является то, что она действует в качестве буферного государства для других арабских режимов, которые опасаются наличия общей сухопутной границы с Израилем. Когда президент США Джордж Буш-мл. сверг диктатуру в Ираке, в то время считали, что он привел в движение историю арабского мира, расшевелив ее больше любого западного политического деятеля со времен Наполеона. Но потом произошли демократические восстания Арабской весны, у которых были собственные внутренние причины, никак не связанные с действиями Буша. В любом случае постосманская система государств, основы которой были заложены после Первой мировой войны, переживает небывалое напряжение. Может, результатом тут и не станет демократия западного образца, но в итоге должна наступить хоть какая-то либерализация. Этому же способствует революция в Египте и переход арабов от полицейских режимов времен холодной войны к другим формам правления. Однако по сравнению со сложностью демократических преобразований в этом регионе переход от соцалистического прошлого в странах Центральной Европы и на Балканах, возможно, покажется совсем простым и легким. Конечно, в Леванте сейчас повсеместно наблюдается падение авторитарных режимов и возникновение демократий, хотя у них пока мало что получается. Напористость же действий лидеров Турции и Ирана, которая частично возникла в результате их географического положения и десятки лет почти никак не проявлялась в арабском мире, можно назвать еще одной причиной того, почему арабский мир сейчас вступил в период эпохальных политических перемен.

Действительно, восстания в арабских странах в 2011 г., которые покончили с несколькими режимами, говорят о громадном значении коммуникационных технологий и преодолении географических барьеров. С течением времени тем не менее география Туниса, Ливии, Египта, Йемена, Сирии и других стран вернет себе утраченные позиции. Тунис и Египет — это старейшие центры цивилизаций, государственность которых начиналась в древние времена, в то время как Ливия и Йемен, например, образования с неясными географическими рамками, которые до XX в. не имели своей государственности. Западная Ливия, регион вокруг Триполи (Триполитания), всегда ориентировалась на богатую городскую цивилизацию Карфагена в Тунисе, а Восточная Ливия, вокруг Бенгази (Киренаика), — на Александрию в Египте. Йемен с древних времен был богатым и густонаселенным, но его многочисленные горные государства всегда были разобщены. Так что вовсе не удивительно, что построить современные демократические государства в Ливии и Йемене оказалось куда как сложнее, чем в Тунисе и Египте.