Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного - Роберт Каплан

Когда Эрдоган получил власть, он дал волю волне исламизма, который в свое время укрепил действия Озала и теперь тихонько возвращался в жизнь Турции под бдительным присмотром официальной кемалистской идеологии. В 1945 г. в Турции было 20000 мечетей, а в 1985 г. — уже 72000, и это число с тех пор стабильно увеличивается несоразмерно росту населения страны. Некоторые исследования говорили о том, что почти две трети турок — представителей городского рабочего класса молятся каждый день, как и большинство турок, живущих в сельской местности. И в последние годы эти показатели только возросли.[436] Как пишет живущий в Лондоне писатель и журналист Дилип Хиро, получивший второе дыхание ислам весьма успешно конкурирует с правой (фашистской) и левой (марксистской) светскими идеологиями. Ислам — это «как спасение для разочарованной городской молодежи», ведь для них кемализм не сумел стать «социально-этической системой», которая бы направляла их в повседневной жизни. Как только связанный с исламом обыкновенный национализм пустил корни, кемализм постепенно потерял свое «разумное основание».[437]

И все же, когда в марте 2003 г. турецкий парламент проголосовал против того, чтобы позволить американским войскам разместиться в Турции для вторжения в Ирак, вовсе не исламистская Партия справедливости подорвала позиции американцев, а сделали это как раз антиклерикалы, которые в этом вопросе поддержали европейские страны, испытывавшие сильные антиамериканские настроения, что возникли в ответ на лишенные деликатности заявления и агрессивное поведение администрации Буша после терактов 11 сентября. Катастрофические последствия вторжения в Ирак (хотя там так и не было найдено оружия массового поражения), которое привело к столкновениям внутри страны между представителями разных религиозных общин, более или менее совпали с осознанием того, что Турцию не примут в члены Евросоюза. В результате этих трагических событий, а также благодаря приходу к власти нового, популярного и глубоко исламистского в своих взглядах правительства политический и культурный маятник страны впервые, в буквальном смысле слова, за столетия резко качнулся в сторону Ближнего Востока, прочь от Запада.

В определенном смысле, как я уже говорил, США в этом сами виноваты. Десятки лет американские лидеры объявляли демократическую Турцию произраильским бастионом НАТО на Ближнем Востоке, хотя они и знали, что внешняя политика и политика безопасности в стране в руках военных. В конце концов в начале XXI в. Турция стала действительно демократическим государством в политическом, экономическом и культурном плане, поскольку начала отражать взгляды основного населения страны, убеждения которого — исламистские по своей природе. В результате сегодня мы имеем относительно антиамериканскую и антиизраильскую Турцию.

Осенью 1998 г. в Кайсери в центральной части Анатолии я брал интервью у нескольких лидеров турецких исламистов, включая Абдуллу Гюля, который впоследствии стал президентом Турции в 2007–2014 гг. Поводом для нашей встречи был политический митинг Партии добродетели, которая позже была распущена и реорганизована в Партию справедливости и развития. Партия добродетели же сама по себе была реинкарнацией исламистской Партии благоденствия, которую не запятнала коррупция и которая стремилась вернуть идеи социальной справедливости, существовавшие в османском мусульманстве. В своем отчете об этих событиях, опубликованном в 2000 г., в одном важном вопросе я был прав, а в другом, не менее важном, — ошибался. Я был прав в том, что этим людям, которые являлись партией меньшинства, суждено было в ближайшие годы стать большинством. Их основной темой была демократия — чем более демократичной становилась бы Турция, тем больше влияния приобретала бы их партия. Они связывали Запад с автократической властью военных в Турции, как иронично это бы ни звучало.

«Когда Соединенные Штаты поддержат демократию в Турции? — спросил меня человек, сидевший рядом во время обеда, организованного Партией добродетели. — Ведь до сих пор они поддерживали военных». Не дожидаясь моего ответа, он добавил: «Я был в Израиле, и демократия там развита больше, чем в Турции».[438]

И вот в этом я ошибся. Поскольку умеренные турецкие исламисты тогда довольно непредвзято относились к Израилю, я предположил, что так и будет. На самом же деле, обстоятельствам суждено было резко измениться в результате как собственной исторической эволюции турок, поскольку развитие электронных коммуникаций позволило им ближе познакомиться с идеями сторонников объединения исламского мира (то есть победы над географией), так и отдельных действий и ошибок американских и израильских властей в последующие годы.

В начале второго десятилетия XXI в. турецкая география отражала турецкую политику. Турция граничит с Грецией на западе и Ираном на востоке, с Болгарией на северо-западе и Ираком на юго-востоке, Азербайджаном на северо-востоке и Сирией на юге, хотя больше половины полуострова Анатолия омывается или Черным морем, или Средиземным. При этом Турция равноудалена от Европы, России и Ближнего Востока. То же касается ее внешней политики и национальной безопасности. Турция все еще была членом НАТО и сотрудничала с разведкой США, имела посольство в Израиле и содействовала непрямым мирным переговорам между Израилем и Сирией. Но она также вела военные действия против курдов на севере Ирака, помогала Ирану избежать санкций за разработку ядерного оружия, политически поддерживала наиболее радикальные палестинские группы.

Нападение израильских коммандос в 2012 г. на суда правозащитников, перевозивших гуманитарную помощь из Турции в сектор Газа, контролируемый группировкой ХАМАС, а также ярость, в которую пришли турки, узнав об этом, стали катализатором, который ускорил окончательный поворот в истории Турции от Запада в сторону Востока. Турки рассматривали борьбу за Палестину не как противостояние между арабами и израильтянами, где для них не предусмотрено никакой роли, а как конфликт между мусульманами и иудеями, в котором турки могли выступить на стороне мусульман. В труде профессора Гарвардского университета Сэмюела Хантингтона «Столкновение цивилизаций»[439] среди важнейших идей о том, чему Турция является наглядным примером, есть мысль, что глобализация, которая способна объединять нации, с одной стороны, может также приводить к конфликтам между цивилизациями, с другой. Глобализация сплачивает крупные и разнесенные на большие расстояния группы единомышленников, и, хотя исламскому миру не хватает политической целостности, исламская идея в сознании людей укрепляется вместе с процессами глобализации. Таким образом, вес исламского аспекта в турецком национальном самосознании постепенно возрастает. Это происходит в то время, когда мир за пределами западной цивилизации становится более здоровым, урбанизированным, грамотным, так что в политической и экономической мощи государств среднего уровня развития, таких как Турция, наблюдается определенный рост.[440]

Турки почти 850 лет, начиная с победы турок-сельджуков над Византией в битве при Манцикерте в Восточной Анатолии в 1071 г. до поражения Османской империи от Антанты в 1918-м, занимали лидирующее положение на территории ислама — Дар аль-ислам. И только в прошлом веке во главе мусульманского мира действительно оказались арабы. Фактически до Иранской революции 1978–1979 гг. мусульманская община Ирана, которая уже тогда насчитывала 50 млн человек, оставалась по большей части незаметной для Запада; точно так же как и 75 млн мусульман в сегодняшней Турции оставались вне его поля зрения, пока не разразился скандал с флотилией, отправлявшейся в сектор Газа. К тому же одновременно с этими событиями турки согласились принять на хранение иранский обогащенный уран, а также проголосовали в ООН против введения санкций против Ирана. И тогда внезапно западное общество и его средства массовой информации были неприятно удивлены, столкнувшись с элементарной географической реальностью Турции.

Вслед за тем в 2011 г. начались восстания против закостенелых автократий в Северной Африке и на Ближнем Востоке, выгоду от которых в историческом и географическом смысле получила Турция. Османская империя правила Северной Африкой и Левантом многие сотни лет, и времена эти прошли не так давно. это правление, хотя и было деспотичным, оказалось не настолько жестоким, чтобы оставить болезненные шрамы в памяти современных арабов. Турция — это образец исламской демократии, пример для подражания для этих стран, только что обретших свободу, особенно если учесть, что турецкая демократия развилась из смешанного режима, в котором высшие военные чины до недавних пор делили власть с политиками. И этот процесс некоторым арабским странам придется пройти на пути к более свободному политическому устройству. Имея население 75 млн человек, а в последнее время и темп экономического роста в 10 %, Турция является демографическим и экономическим тяжеловесом, который может распространить свое нежесткое влияние на все Средиземноморье. Просто у Турции есть преимущества, которых нет у других важных средиземноморских государств, расположенных по соседству с Северной Африкой, таких как Греция, Италия или Испания.