Бродяга, Плутовка и Аристократ - Александр Фарсов

сказал Гриша, передав свой телефон-гарнитуру. — Чтобы мы могли держать связь.

— Спасибо. Не теряйся, Гриш.

Он кивнул и сел в транспорт. Ему предстояло подготовиться к скорому собранию, о котором он уже успел позабыть.

«Теперь вся моя семья вместе… моя настоящая семья. Я должен их защитить. Не хочу, чтобы они прошли через то, что прошли я и Нейт. Дети приюта, Лотти, мама и Эли — все они не должны пережить наших страданий. Ты ведь тоже об думаешь, Нейт?»

IV

210-ый год со дня открытия пара Земли. Пять лет назад.

Симон вместе с Гришей беседовали в домашней библиотеке Кол Галландов. Мальчик к этому времени без проблем поступил в престижную школу имени Фауста Флок Гильмеша, оттого приемный отец был им доволен. Успехи Григория его радовали куда больше, чем достижения родных детей.

— Как тебе у нас живётся? — полюбопытствовал Симон.

— Сносно… вроде бы, — неуверенно ответил он.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать, юный Григорий? Например, о ситуации с Константином?

— Вовсе нет. Костя замечательный парень, — проговорил он.

«Боится? Или же не хочет доставлять проблем? — обдумывал Симон. — А я думал, он будет жаловаться по любому поводу. Прямо, как они».

— Нат рассказала мне о случившемся, — продолжил Кол Галланд. — Я отругал сына за такое неподобающее хобби. Приношу свои извинения.

— Всё, правда, в порядке. Не стоит Вам… это не пристало аристократам.

— Хватит мямлить! — ответил на высоких тонах. — Ты теперь аристократ и говори соответствующе! Если перед тобой извиняются, значит, так и надо. Принимай это как должное. Осознавай свой статус, иначе опозоришь мою семью!

— Да, простите меня. Я пока не привык. Пожалуй, я пойду… с Вашего позволения.

— Эх… иди, — Гриша второпях покинул помещение, прихватив несколько книг. — Ума ему не занимать, но вот характера. Розалия воспитала слабое дитя. Но, по крайней мере, он не ноет. Достойная черта. Видимо, перенял у воспитательницы. Это стоит ценить.

По дороге в комнату Гриша столкнулся с разъяренным Костей. При встрече тот толкнул его, и Дангель упал словно пушинка. Сводный брат был гораздо крупнее, а его некрасивое, даже уродское лоснящееся лицо устрашало. Он кинул на него злой взор, встрепенувшись. Его зубы клокотали, глазницы расширились, а грудь тяжело вздымалась при каждом вздохе. Юный садист был в ярости.

— Ты кем себя возомнил, блохастый?! А?! Не успел появиться, как уже свои порядки наводишь, чернь?!

— Я-я не понимаю, о чём ты…

— Всё ты прекрасно понимаешь. Не строй из себя недотрогу. Сначала сбежал, как трус, — он взял его за воротник. — А после ещё нажаловался отцу. Он был вне себя. Я хотел, как лучше, хотел подружиться. Но тыыы… ТЫ-Ы КАК ПОСЛЕДНЯЯ СВОЛОЧЬ СДАЛ МЕНЯ!

Он ударил его, и Гриша повалился на паркет.

— Я тебе покажу, что значит быть такой тварью. Уж поверь.

Его облик принял бешеный вид. Огромная туча мяса нависла над Гришей. И кто знает, что бы было дальше, если бы не Нат.

— Кхм, Константин Кол Галланд, — издала она леденящим голосом. — Достаточно.

Он тут же остановился. Побаивался сестры. Ему было неприятно, что родная кровь его не поддерживает, но выходить против Нат он не смел. Перед тем как уйти, Костя смачно плюнул Дангелю в лицо. В ответ на такое поведение, сестра отвесила ему оплеуху, и он завизжал, унося поросячьи копытца.

— Спасибо, Натали, — выдавил Гриша, вытирая слюни. — Но не стоило.

Нат протянула ему руку, и мальчик принял её.

— Ох, ужас какой. У тебя синяк, — сказала, дотронувшись до глаза. — Нужно срочно обработать.

Она отвела Григория в свой комнату, там достала перекись и принялась прикладывать тряпочку с ней к синяку.

— Нат, — обратился он, смущаясь. — Зачем ты рассказала обо всём Симону?

— Чтобы утихомирить братца, конечно же. Я не думала, что такое случится. Прости пожалуйста, — ласково проговорила.

— Мы могли бы уладить с ним наши разногласия, но теперь уже вряд ли. Он не остановится.

— Запомни простую вещь, Гриш. В нашей семье работает только один принцип. Принцип силы. У кого она есть, тот и правит. Она есть у отца, поэтому его слушаются мои брат с сестрой. Отчасти и я владею силой. Но ты, дорогой, совсем её лишён. Разговоры без неё бесполезны. Они пусты.

— И как же стать сильным? — спросил Григорий.

— Для этого нужно заиметь свой стержень. Тот, кто живёт без компромиссов, априори сильнее того, кто загнан в рамки. Запомни, Гриш, правила созданы для слабых, а лазейки в них для сильных. Найди лазейку. А насчёт Кости не беспокойся, я проведу с ним профилактическую беседу лично.

— Спасибо, Натали, — обрадовался он. — Только ты, кажется, заботишься обо мне.

— Я всегда буду тебя защищать, родной. А теперь давай закрасим синяк.

«Какой он всё-таки слабый, — думала Нат. — Но от этого не менее милый. Ох, милый Гришечка… чтобы стать сильным надо перестать доверять свою работу другим. Хотя. Надо в принципе никому не доверять».

Как и ожидалось нападки не прекратились. Нат рассказывала о каждом проступке Кости отцу, и он всё больше накапливал в себе злость. А когда выпадал шанс, он срывал всё своё негодование на Грише. Избивал его. Унижал. Лишал достоинства и чести.

Наивный мальчик целиком и полностью доверял Натали, думая, что с ней он находится под защитой. Такой опеки он не чувствовал даже от Симона.

Каждый день Григорий исправно посещал школу. И по началу там было всё спокойно, пока Костя не рассказал одноклассникам, что тот усыновленный нищенка из гетто. Тогда его жизнь стала сродни тьме. Сплошная боль и унижения со стороны сверстников. Дома над ним издевался Костя, насильно показывал свою коллекцию, иногда подбрасывая ошметки некогда живого создания ему в постель. Гриша в любую из ночей мог проснуться в омуте крови; в белье, окрашенном в алые тона; и посреди остатков животных: его кишки, обрубки кожи, конечностей, и голова. Дикий страх и ужас селились в нём в тот момент. Весь его привычный быт в приюте, словно стерся из памяти. Заменился чем-то совершенно иным, чем-то мрачным. Каждый день стал каруселью безумия, которая начинала крутиться утром и не заканчивалась до самой ночи. В школе одноклассники потешались над ним. Они считали его пустышкой, но при этом у преподавателей он был на хорошем счету из-за своих широких познаний. И это бесило остальных: «Ничтожество из гетто не может быть лучше чистокровных». В этот период Гриша переживал коллективные избиения и прилюдное посрамление.

Мария была в стороне от всего этого, ей не было дела до игр брата. Однако такая одержимость Гришей со стороны