Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века) - Владимир Мавродин

В 1095 г. Давид, очевидно не без участия Олега, пытается вернуть себе Смоленск, сохраняя в то же время за собой и Новгород. Он идет к Смоленску, но в это время новгородцы посылают послов в Ростов к Мстиславу Владимировичу и предлагают ему вернуться, а Давиду, наоборот, не возвращаться, и в Новгороде вокняжается Мстислав. Изгнанный из Смоленска Изяслав Владимирович захватывает Курск, а затем и Муром, откуда изгоняет посадников Олега.[819] Это было уже началом открытой борьбы с Олегом, и место для первого удара было выбрано удачно. Черниговские князья в земле вятичей, муромы, мордвы были носителями различного рода «примучиваний», и всякий, кто с ними боролся, объективно становился союзником местных «нарочитых мужей». Муром покорился не только голой силе. Летопись сообщает, что когда Изяслав подошел к Мурому: «Прияша и Муромцы и посадника я Ольгова».[820] А на следующий год Святополк и Владимир решили устроить инсценировку совета с Олегом, лучшим результатом которого для Олега была отправка его в поруб, откуда ему, пожалуй, не так бы легко удалось уйти, как с далекого Родоса. В случае отказа Олега подчиниться предложению братьев, это дало бы им возможность прибегнуть к демагогическому маневру и своеобразной апелляции к общественному мнению. Так и произошло. В 1096 г. Олег получает от братьев предложение явиться в Киев «урядиться» о Русской земле, о совместных действиях против «поганых», «пред епископы, пред игумены и пред мужи отець наших, и пред людми градскими…». Что оставалось делать Олегу? Идти против своих союзников-половцев с теми, которые все время стремятся снова изгнать его из «отчины» и ждут только случая, придраться к его поступкам? Князь-дружинник, испытавший все превратности судьбы, побывавший и изгнанником и узником, ценой терпения и усилий, силой только меча добывший себе «отчину», знал вероломство своей братии, не доверял гостеприимству даже своих братьев, тем более, что один из них недавно показал, как можно рассчитывать у него на законы гостеприимства и на неприкосновенность послов. Со стороны Мономаха и Святополка это был, несомненно, демагогический прием, так как чем же, как не демагогическим «демократизмом» можно назвать предложение Олегу явиться на суд духовенства и горожан киевских, где, якобы, князья будут смиренно выслушивать советы не только духовных лиц и «мужей» отцов своих, т. е. их старых соратников, дружинников и советников, но и горожан, — предложение, конечно, льстившее вечевым традициям киевским, но не имеющее в себе подлинного демократизма, хотя бы и архаического, который, конечно, только и был возможен в то время, не больше, нежели чистосердечный ответ князя-дружинника, истинного феодала Олега: «Несть мене лепо судити епископу, ли игуменом, ли смердом». Ответ Олега не является только лишь проявлением его личного характера, прямого и грубого характера воина-феодала. За ним стояли определенные социальные силы, которые и продиктовали ответ, видно, от всей души сорвавшийся с его уст. Этой социальной силой было черниговское боярство, которое летопись называет «злыми советниками» Олега. Конечно, для летописца-киевлянина такой ответ могли дать только «злые советники». Для нас в данном случае важно то, что в Чернигове у Олега нашлись эти советники, а ими могли быть только черниговские бояре. Что они могли ждать от киевских событий? Их князя Олега, восстановившего самостоятельность Чернигова, могли либо схватить в Киеве, либо заставить подчиниться себе киевские и переяславльские князья, причем последний сам метил на киевский стол и отнюдь не собирался ни сейчас, ни в дальнейшем возвращать Чернигову его былое положение. А для того чтобы поссориться на съезде и начать военные действия, не стоило и ездить в Киев. Мнение «злых советников» — черниговских бояр не расходилось с желанием самого Олега, и поэтому-то, чувствуя под собой опору, Олег дал себе волю и надменно ответил послам, больно стегнув киевскую церковь и прежде всего «киян» по их «демократическим» чувствам, обозвав «киян» «смердами» и не желая считаться с их мнением. Ответ Олега сослужил службу Святополку и Мономаху, создав вокруг инцидента с Олегом соответствующее «общественное мнение» в Киеве, и князья, якобы вынужденные Олегом, внутренне радуясь, что его резкость и горячность льют воду на их мельницу, еще раз обелили себя в глазах «киян», навсегда обезопасив себя от нападок и упреков в агрессии посылкой к Олегу гонцов с указанием, что так как он не хочет идти на «поганых» и замышляет против них, то они выносят их спор на суд божий.

Как расценивать описанный эпизод?

Несомненно инициатором предложения был Мономах. Прекрасно понимая, что залогом успеха в борьбе с кочевниками является единение сил князей, он пытается привлечь на свою сторону Олега Святославича, предложив ему предварительно «урядиться» о русской земле и этим предотвратить усобицу. В этом отношении выступление Мономаха носит положительный характер. Но одновременно необходимо подчеркнуть, что вряд ли Мономах серьезно собирался переносить спор с Олегом на совет «киян», хотя подобный маневр, несомненно, создавал ему популярность и авторитет среди киевлян в такой же мере, в какой он способствовал росту недовольства Олегом. В споре Олег показал себя как типичный князь удельной поры, чуждый общерусским интересам, гордый и спесивый, опирающийся на местное боярство и враждебный низам. Разрыв переговоров между князьями дал толчок к войне. Начались военные действия.[821] Князья идут к Чернигову, который был сдан Олегом без боя. Олег заперся в Стародубе, где очевидно, он мог скорей ожидать помощь от братьев, кстати сказать, игравших во всех перипетиях борьбы весьма пассивную роль. Владимир и Святополк осадили Стародуб, упорно сопротивлявшийся в течение 33 дней. Но тщетны были усилия «Стародубцев», т. е. «земского» и городского ополчения, и немногочисленной дружины Олеговой справиться с превосходными силами противника. Олег вынужден был попросить мира, который и был заключен на тех условиях, что он уйдет к Давиду в Смоленск, откуда они оба приедут в Киев на съезд. Мир был заключен не только потому, что осажденные выбились из сил, но и осаждавшие получили недобрые вести. В тылу у них было неспокойно. В мае месяце половцы ворвались в Киевскую и Переяславльскую земли. Боняк сжег княжеский дворец в Берестовом под Киевом, а 24 мая Куря разрушил город Устье в Переяславльском княжестве. 30 мая осадил Переяславль тесть Святополка Тугоркан.[822] По-видимому, эти нападения были как-то связаны с борьбой князей с Олегом. Была ли это сознательная помощь союзников-половцев Олегу, причем Олег отошел от Чернигова к Стародубу, чтобы выиграть время и дать возможность половцам собраться и ударить на Киев или Переяславль, или же половцы просто воспользовались тем, что внимание князей было отвлечено осадой Стародуба, — сказать трудно. Достоверность первого предположения отнюдь не исключена. На нем настаивает П. Голубовский, мнение которого, как талантливого и чуткого исследователя, заслуживает внимания.[823] Как бы то ни было, субъективно или объективно, половцы помогли Олегу заключить мир, правда, далеко не почетный. Олег идет в Смоленск к Давиду. Летопись по этому поводу дает два противоречивых указания. То она говорит, что «не прияша его Смольняне», как будто он собирался сесть в Смоленске, и он идет к Рязани, а позже, в противоречии с первым вариантом, летопись излагает события иначе. Олег якобы берет «воев» в Смоленске, т. е. земское ополчение, и идет к Мурому. На это противоречие обратил внимание Д. Багалей, но не попробовал его анализировать. Вряд ли Олег действительно собирался сесть в Смоленске. Скорей всего он думал устроить со Смоленской землей то же, что устроил он с Рязано-Муромской, где, несмотря на наличие особого князя, его брата Ярослава, Олег распоряжался как в своей вотчине. Смоленцы дали Олегу понять, что двух князей они не потерпят, тем более, что он всю свою политику собирался построить так, чтобы Смоленск служил только базой, доставляющей ему все необходимое для борьбы за Чернигово-Северскую землю, а это, кроме разорения, ничего Смоленску не сулило. Небольшое «земское» ополчение Олегу все же удалось получить, и с ним он уходит в Рязань к Ярославу, а оттуда к Мурому на князя Изяслава Владимировича. Последний собирает в Ростове, Суздале и Белоозере сильную дружину и готовится дать отпор. Олег предложил Изяславу очистить Муром, по праву принадлежавший Святославичам, так как отсюда он хотел решать спор с Мономахом, изгнавшим его из «отчины». Изяслав отказался, рассчитывая на свою дружину. 6 сентября 1096 г. под Муромом разгорелся бой. Изяслав был убит, а дружина его разгромлена. Муромцы вынуждены были снова принять Олега. Олег, заковав пленных суздальцев, ростовцев и белозерцев, принялся «воевать» Ростово-Суздальскую землю. Захватив Ростов и Суздаль, Олег в землях своих врагов действовал так, как вообще действовали князья в завоеванной области. Взяв Ростов и Суздаль, он ограбил и сослал многих знатных бояр и купцов, посадил всюду по Муромской и Ростовской земле своих посадников и установил дани.