BRONZA - Ли Майерс

«Столько усилий, чтобы обманчиво казаться теми, кем они никогда не были и никогда не будут…» – подумал он. Продолжая улыбаться своим мыслям, поинтересовался, разъехались ли гости.

– Да, милорд! В особняке остались только мы одни. Приготовить вам завтрак?

Он кивнул. Поклонившись, Ши собрался исчезнуть.

– Как думаете, стоит ли разбудить нашего соню и пригласить к столу? – остановил его своим вопросом Оуэн.

Ши хмыкнул что-то неопределенное.

– Можно и пригласить, если таково ваше желание, милорд. Только, как всегда, он успеет испортить вам настроение! – раскосый взгляд метнулся к кровати. – Милый он, пока спит…

Уловив за сарказмом Ши ревнивую обиду (не за себя – за хозяина), Оуэн рассмеялся. Подошел. Хлопнул по плечу. Растрепал аккуратную прическу.

– Как же ты прав, голубчик! Когда-нибудь я отрежу ему язык! – пообещал он весело, беря Ши под руку. – Что ж, идемте завтракать без него!

Ши «облизал» лицо хозяина полным обожания взглядом. В раскосых глазах мелькнуло понимание момента и явное удовольствие. У милорда хорошее настроение! Это такая редкость! Правда, Шибан ни в коем случае не считали, что причиной тому – один мелкий засранец, нахально занявший хозяйскую спальню.

24 глава

Он пришел на следующую ночь. Проснувшись оттого, что ему снился брат. Не этот, в чужом нескладном теле, упрямый мальчишка, а родной, божественно прекрасный, любимый. И брат любил его.

Оуэн знал, что еще не время. Знал, что Марк еще слаб, а это тело может умереть задолго до конца Преображения, но эгоистичное желание получить хоть крупицу приснившегося ему счастья – этот призрак надежды заставил его встать с кровати, набросить халат и войти в свою бывшую спальню.

Почувствовав сквозь сон, что больше не один, Марк открыл глаза. Рядом сидел Оуэн и гладил его по лицу. Испуганно отмахнувшись от его руки, он резко сел.

– Чего тебе? Уходи! – потребовал, отодвигаясь от него в самый угол.

Молчание Оуэна, яркий высверк во взгляде и хищная готовность к действию были ответом на все.

Марк вжался в холодные металлические прутья спинки кровати.

– Ты не можешь… сделать «это» со мной еще раз…

Его голос предательски дрогнул.

– Могу, – ответил Оуэн.

И сердце Марка куда-то ухнуло, а внизу живота образовалась липкая, противная до тошноты, пустота. Почудилось, что он уже кричит. Протяжно, с горестным надрывом. От видения собственного изломанного тела подмятым этим чудовищем под себя стало так плохо, что набежавшие слезы вдруг высохли. Подтянув колени к животу, он обхватил их руками и спросил устало:

– У тебя же есть этот… белобрысый. Почему же ты лезешь с «этим» ко мне? Ненасытная ты скотина…

– Потому что люблю тебя.

– Любишь?! – не поверил Марк. – Тогда оставь меня в покое, – подождав, кивнул головой. – Я так и знал, что ты просто лживый ублюдок…

Оуэн пожал плечами.

– Не думай, что мне нужно это жалкое тело, – заявил он, окинув презрительным взглядом скорчившуюся в углу кровати фигурку.

– И правда, зачем бы мне так думать? Это же не ты разбудил меня посреди ночи и тянешь тут ко мне свои грязные лапы… – горько усмехнулся Марк.

Улыбкой оценив его иронию, Оуэн с ногами забрался на постель. Развязал пояс халата. С трудом проглотив застрявший в горле комок, Марк отвернулся, но от шелеста снимаемой за спиной одежды рот снова наполнился вязкой слюной.

– Марк, нам надо поговорить, – сказал Оуэн, придвигаясь ближе.

– Не надо…

– Ты должен вспомнить.

– Не должен…

– Но тогда ты ничего не узнаешь!

– Обойдусь…

– Но ты нужен мне, Марк!

– Нет, не нужен…

– Я люблю тебя!

– Нет, не любишь…

– Ты принадлежишь мне!

– Не принадлежу…

– Ты все равно будешь моим!

– Не буду…

Этот разговор взрослого с глупым, капризным ребенком, когда один говорит, а другой не слышит, начал раздражать Оуэна.

– Ну, все, хватит! – не выдержав, он схватил Марка за ноги, подтащил к себе. Рванул на нем пижаму и замер, разглядывая беззащитную наготу. – О, как бледно и деликатно… – его голос внезапно охрип, – я хочу прикоснуться к нему губами…

Марк ударил его ногой в грудь. Вложив в удар всю свою ненависть. И бешеная ярость полыхнула багрянцем в глазах Оуэна.

– Больше не пробуй… сломаю… обе! – прорычал он, готовый растерзать мальчишку в клочья. О том, что еще минуту назад собирался соблазнять, было забыто. От грубого рывка веревки лопнули, как гнилые нитки. Стиснув тонкие запястья до боли, он впечатал руки Марка в матрас. Придавил коленом.

– Ты… принадлежишь… мне!

Слишком слабый, чтобы сопротивляться и дальше, Марк дышал часто, с загнанным хрипом. Впалый живот судорожно вздрагивал. Под бледной, с нездоровым оттенком кожей можно было пересчитать все ребра. Худой, в испарине, дрожащий мальчишка – то было жалкое зрелище для любившего все красивое Оуэна, он остановился сам. До того, как глаза Марка расширились от невыразимого ужаса, и он не закричал – захлебнулся криком.

– А-а-а! Зверь! Не подходи-и-и!!

На лице Оуэна отразилась целая гамма чувств. От встревоженной заботливости до осознанного удовлетворения.

– Ты что-то вспомнил? Скажи мне, ну! – потребовал он.

Но Марк не слышал его, да и вряд ли видел. К горлу подступила тошнота, а живот скрутило так, что он едва успел свеситься с кровати. Его громко стошнило. Оуэн поморщился. Хотел помочь подняться, но услышал ненавидящий окрик «не прикасайся ко мне!» и отдернул руки. В глазах, застывая печалью, промелькнуло разочарование. Брат не любил. Он ненавидел.

Скорчившись на постели, Марк обхватил руками голову. Его плечи вздрагивали от сдерживаемых рыданий.

– Зачем ты делаешь это со мной? Пожалуйста, уходи! Не заставляй меня больше ничего вспоминать… Мне так больно и страшно… – попросил он, вздрагивая все сильнее.

Ошеломленный, прислушивался Оуэн к его словам. Неужели брат жалуется ему? Неужели в омертвевшей коросте его ненависти, как проталина в снегу, наконец-то появилась долгожданная брешь? Осторожно, чтобы не спугнуть, погладил худенькие плечи, и Марк сам пришел в его объятия. Со своим горем. За его утешением. Прижался к Оуэну, а тот, не веря, даже обнял его не сразу. А когда обнял, словно бы ждавший именно этого, Марк уткнулся ему в грудь и разрыдался. Горько и отчаянно, как плачут только маленькие, обиженные дети. Потому что на самом деле был всего лишь мальчишкой, у которого ничего не было в этой жизни. Кроме «поцелуя» с машиной, сбившей его. Короткого рандеву со смертью и долгого, мучительного сожительства со своим кошмаром.

Оуэн не мешал ему плакать. Не утешал словами. Просто гладил по вздрагивающей от рыданий спине, гладил спутанные смоляные завитки волос и ждал. Наконец, выплакав все слезы, Марк затих в его объятиях, свернувшись калачиком у него между ног. «Нельзя настаивать. Нужно стать добрым, терпеливым… хотя это и немыслимо для меня…» – думал Оуэн, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести за причиненную боль. Немного подождать, и брат откроется ему, впустит его. Примет. И тогда – Заклятие Преображения! Сила Имару! Отмщение!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});