Скриптер - Сергей Соболев

– Какая?

– Я подумал, что – умер. Да, вот такая мысль пришла мне в голову, Павел Алексеевич!.. Иного объяснения тому, что я видел, ощущал, чувствовал, переживал, у меня тогда не было.

– Расскажите про небо. Что вы видели на нем?

– Да, кстати, это тоже любопытный и даже престранный момент. В какой-то момент небо… оно было яркого светло-голубого цвета… превратилось в огромный сегментированный экран.

– И?..

– И на этом вот необычном экране стали прокручивать кино…

– Кино?

– Запакованные ролики открывались один за другим, сливаясь в общую ленту, в общую картинку…

– И про что было это самое кино?

– Про всю мою прежнюю жизнь вплоть до того момента, когда я вошел в кафе «Энигма»… Знаете, не поручусь за точность собственного восприятия. Я и сейчас не смогу точно сказать: само ли это лазоревое небо, превратившееся в демонстрационный экран, перемещалось надо мной?.. Или же это я сам, мое тело, – или моя душа – паря над этим альпийским лугом, смещался от одного сегмента этого огромного «экрана» к другому, а затем к третьему, четвертому… и так далее. Не знаю, не знаю, – задумчиво сказал Логинов. – Как бы то ни было, я просмотрел… а, пожалуй, что, и пережил заново всю свою, в сущности, недолгую жизнь… И вот что еще интересно. Поначалу это движение – я его так воспринимал – было медленным. Но затем картинки стали открываться все с большей скоростью – так, словно кто-то регулировал процесс «раздачи», скроля с неравномерной скорость всю эту составленную из событийных роликов ленту моей жизни.

– И это все, что удалось вспомнить?

– Нет, не все, – после паузы сказал Логинов. – В какой-то момент случилось во что… Меня перевернуло лицом к земле! А затем понесло по этому вот ровному, как стол, зеленому лугу к руслу реки… – Он вдруг усмехнулся. – Я уж было подумал, что река эта есть не что иное, как Стикс…[41] И что мне предстоит последнее в моей жизни путешествие в подземное царство, в царство мертвых Аид.

– Но перевозчик Харон на своей лодке так и не объявился?

– Произошло кое-что другое…

– Вам показали еще одно «кино»? Только на этот раз экраном служило уже не небо, а речная гладь?

Логинов бросил на него удивленный взгляд.

– Вы меня поражаете, Павел Алексеевич… Такое впечатление, что вы сами там побывали, в том необычном месте.

– Вы что-нибудь помните из того, что перед вами прокрутили в этой второй по счету ленте?

– Гм… Запомнилась только сцена казни… да и то фрагментами.

– Уточните, о каком времени идет речь? – требовательно произнес Редактор. – Это важно и для вас самого, и для меня!

Логинов посмотрел на него своими яркими синими глазами.

– Дело было в Риме… в год консульства Секста Юлия Цезаря и Луция Марция Филиппа. Вы, наверное, думаете, Павел Алексеевич, что я тронулся умом?

Павел Алексеевич помолчал немного; даже такому подготовленному человеку, как он, требовалось время, чтобы отыскать в памяти нужную информацию, сопоставить с только что прозвучавшими словами и сделать надлежащие выводы.

– Так, так… Имеем в вашем случае шестьсот шестьдесят третий год от основания Рима… – сказал он после паузы. – Итак, событие, о который вы обмолвились, имело место… или должна было произойти, в эпоху «республиканского» Рима…

– Это важно, по-вашему?

– Вы даже не представляете, как важны эти подробности!

– Девяносто первый год до нашей эры, – глухо сказал Логинов. – Я тоже умею считать, Павел Алексеевич.

– Где именно происходили эти события?

– Я уже сказал – в Риме!

– Точное место?!

– Где-то за Эсквилинскими воротами…

– Значит, все же не в самом городе, а в пригороде, за крепостной стеной?

– Да, вы правы. Но совсем невдалеке от Сервиевой стены…

– Чью именно казнь вы наблюдали? Вернее, чью казнь вам показали?

– Свою собственную, – глядя куда-то вдаль, сказал Логинов. – Там… в том месте, куда меня приволокли, было уже довольно много трупов. Некоторые тела были обезглавлены.

– Вы видели собственную смерть?

– Нет, – после паузы ответил Логинов. – Помню скользкий, залитый кровью низкий деревянный настил… Помню также рослого, атлетичного сложения римского воина… У меня связаны сзади руки… Он, схватив меня за предплечье, потащил на этот помост…

– Опишите, как выглядел воин? Что на нем было надето? Какие у него были доспехи, какое снаряжение?

– Лет ему двадцать пять… максимум – тридцать. Ростом под два метра… Очень силен – железную силу его пальцев я в тот момент ощутил на себе. На нем чешуйчатый панцирь «катафракта»… поножи… сам панцирь украшен наградными бляхами.

– Шлем?

– Шлем у него… – Логинов запнулся, вспоминая. – Шлем посеребрённый, с поперечным гребнем.

– Судя по вашему описанию, это не простой воин, не рядовой служака, но – центурион,[42] – озабоченно сказал Павел Алексеевич. – А что произошло далее, Дэн? Он втолкнул вас… или же втащил вас на этот окровавленный помост. И…

– Он извлек из ножен меч… это был короткий римский гладиус. – Логинов невольно коснулся рукой шеи. – А вот что было дальше, чем все закончилось, я не запомнил… Или же мне этого не показали.

Некоторое время они молчали. Павел Алексеевич прикидывал про себя, сколько еще времени у него есть в запасе, и что он еще должен сказать или сделать для того, чтобы помочь и этому парню, и самому себе, и еще многим другим людям, которые даже не подозревают о сгустившихся над их головами тучах. Что же касается Логинова, то он, судя по отстраненному выражению лица, мыслями своими витал где-то далеко.

– Значит, я все же урод, выродок, ненормальный… – сказал он вдруг глухим голосом. – Ну и как теперь с этим жить?

– Помилуйте, батюшка, что это вы на себя наговариваете?! Почему вы так отзываетесь о самом себе?

– А что, разве я не прав?

Павел Алексеевич усмехнулся.

– Может, прикажете и мне считать себя выродком или уродом?

– А вы-то тут при чем?!

Логинов покосился на стоящего рядом мужчину.

– Вы, конечно, странный… Только не обижайтесь, ладно? Но вы не выглядите ненормальным… в отличие от меня.

– Во-первых, не стану обижаться. Во-вторых… что еще можете обо мне сказать?

– Знаете, мне неловко. Мы с вами только недавно познакомились. Да и то, при весьма странных обстоятельствах.

– Вот именно, – Павел Алексеевич вновь усмехнулся краешком губ. – Не каждый день удается поймать за руку спеца, который взломал защиту крупнейшего московского датацентра и принялся разгонять суперкомп, входящий в дюжину самых мощных в мире… Что еще скажете обо мне?

– Ну… – Дэн смерил его взглядом. – Одеваетесь необычно… Прикид у вас мрачноватый… хотя и стильный, надо признать!

– Что еще?

– Еще странно то, что вы, хоть и слепой… простите…

– Ничего страшного, – Редактор снял свои круглые черные очки. – Как видите, у меня повреждены оба глаза.

– Вижу, – Логинов невольно передернул плечами, настолько неподвижными, жутковатыми, мертвыми казались глаза этого человека в черном. – Но ведь и вы, Павел Алексеевич, видите… не так ли?

– Так и есть, – спокойно сказал Редактор. – И если я вас вижу, Логинов… хотя и не так, совсем не так, как видят обычные люди… означает ли это, в свою очередь, что я «урод» или «выродок»?

– Простите, не хотел вас оскорблять. Тем более, указывать на ваш физический изъян.

– Не нужно извиняться. Вижу, вы пока еще не поняли, куда я клоню, Дэн…

– Пока не понял.

– Вы ведь не знаете, кто ваши настоящие родители, не так ли?

– И что из того, – хмуро сказал Логинов. – Вам-то какое до этого дело? Это моя личная жизнь!

– Ну так и я не знаю, кто мои настоящие родители… Меня ведь тоже, как и вас, воспитывали приемные родители. Кстати, это была бездетная пара… Они – люди научного склада, как в вашем случае.

– Даже так?.. – Логинов бросил на него удивленный взгляд. – Знаете, вы меня просто огорошили!..

– У нас очень похожие биографии. Не вот, чтобы совпадения были абсолютными… Этого нет, ибо различия имеются, и их – немало. Но и сходство есть несомненное. Во всяком случае, для меня.

– В чем, например?

– В свое время я тоже потерял девушку, которую любил… И я вбил себе в голову, что я должен что-то сделать…

– И что было дальше?

– Мной овладела навязчивая, маникальная мысль… в своем роде, сверхценная для меня идея…

– Идефикс? – пробормотал Дэн. – О, это мне знакомо.

– Да, верно, именно «идея-фикс»… Заключавшаяся в том, что нужно как-то вернуть ее, эту девушку к жизни.