Вексель судьбы. Книга вторая - Юрий Шушкевич

Кто-то начал на меня орать, ситуация стала выходить из-под контроля. Тем не менее нашлось несколько офицеров, которые решили встать на мою сторону, заявив, что “на русских надо не кричать, а учиться”. Возможно, декабрьское поражение вермахта под Москвой начало действовать отрезвляюще.

К счастью, инцидент быстро забылся, поскольку скоро все наклюкались более чем капитально. Вернувшись с застолья, я проспал до одиннадцати - и обнаружив, что в комнате есть свет, который в последнее время по ночам стали отключать, решил немного позаниматься дневником.

26/XII-1941

Один из тех немцев, которые вчера были не прочь меня растерзать, за завтраком подошёл и принёс извинения. Я ответил, что “по старой русской привычке зла не держу”.

Любопытно, что я, космополит, выросший в интернациональной семье, оказавшись на оккупированной территории, всё чаще и всё полней начинаю осознавать себя именно русским человеком.

Заодно немцы всё меньше мне нравятся и уже скоро, наверное, я совсем не смогу их переносить.

Все судачат, что после нового года Красная Армия возобновит наступление, и тогда Ржев окажется на направлении удара. Мне постепенно начинают передаваться всеобщие обеспокоенность, нервозность и чемоданные настроения.

Поскольку мой полковник пропал, я решительно не знаю, что делать. Эвакуироваться из Ржева с немцами означает, что на моих планах надолго, если не навсегда, будет поставлен крест. Сбежать отсюда и пробираться к своим через фронт - затея фантастическая и убийственная, поскольку прежде пули часового меня укокошит жуткий мороз.

Посему жду, как манну, небогатого ужина, когда снова появится возможность выпить и хоть немного отвлечься от этих раздирающих сознание мыслей.

29/XII-1941

Сегодня впервые слышал орудийную канонаду - по всему выходит, что линия фронта приблизилась, и сражения идут совсем близко. Видимо, новогоднее затишье отменяется.

07/I-1942

Возобновляю дневник по случаю русского Рождества. Кажется, я на свободе - в ветхой избе, уцелевшей на отшибе полностью выгоревшей небольшой деревни. Второй день топлю печь, и внутри насквозь промороженного сруба постепенно начинает теплеть. Хотя из-за сильной сырости согреваться можно только в считанных шагах от нагретой печной кладки.

Дело было так - меня во время прогулки схватили партизаны, связали, оглушили и в беспамятстве отвезли за город, зачем-то бросив одного. Очнувшись, я побрёл, куда глядят глаза, пока к исходу дня не вышел к заброшенной деревеньке в западной стороне от города.

[Напротив последнего абзаца Алексей обнаружил на полях позднейшую приписку “Reductio ad absurdum [приведение к абсурду (лат.)]”, из которой можно было предположить, что более чем странная история про “похищение партизанами”, скорее всего, являлась выдумкой, призванной скрыть факт самостоятельного побега Рейхана от немцев - ведь дневник, как это уже один раз было, мог снова угодить в чужие руки.]

…Поскольку канонада теперь звучит ежедневно, а мороз сделался совершенно зверским, у меня нет ни малейшей возможности изменить своё положение, кроме как ждать, ждать и ждать. До немцев я отсюда не дойду, до советских войск - тем более. Остаётся надеяться, что представители той или иной из сторон когда-нибудь в этих краях объявятся и меня заберут. Расстреливать гражданского человека на месте - вряд ли в этом будет смысл для тех, кто меня обнаружит, стало быть, меня обязательно доставят в какой-нибудь штаб. Ну а что будет дальше - посмотрим.

Главный плюс - я отыскал настоящий крестьянский тулуп и пусть дырявые, но всё же валенки, которые по-настоящему способны согревать. Жаль, что прежний хозяин тулупа был не богатырского сложения, иначе бы я натянул тулуп на реглан. Так что если морозы не ослабнут, реглану придётся отправляться к чёрту, не до красоты здесь…

11/I-1942

Чернила закончились, и я перехожу на химические карандаши, запас которых успел сделать в орловском книжном магазине. Значительно хуже то, что заканчиваются дрова, которых исчезнувший хозяин избы успел заготовить совсем чуть-чуть. Если мороз не ослабнет, я сумею продержаться ещё максимум дня три, не больше.

Нашёл кусок старой толи - порвал на части и буду понемногу подкидывать в огонь, чтобы дым из трубы становился чёрным и хорошо заметным. Канонада начинает звучать совсем близко - значит, Красная Армия наступает, и развязка должна прийти скоро.

17/I-1942

Не день, а настоящее светопреставление! Со всех сторон бой, особенно громыхает с восточной стороны - видимо, советские части вошли в Ржев. Наверное, я правильно поступил, что не стал туда возвращаться,- здесь, на отшибе, у меня больше шансов уцелеть.

Плохо то, что утром я сжёг последние поленья и раздобыть топливо больше не смогу - нет ни пилы, ни топора. Да и силёнок недостаёт - со вчерашнего дня меня волнами одолевает температура, из жара бросает в пот, бельё промокло насквозь…

Погасшая печь быстро остывает, и боюсь, что к вечеру я начну капитально замерзать. Если же учесть, что последние припасы я съел дней семь назад и теперь “питаюсь” только водой из снега, то положение моё начинает казаться едва ли не безнадёжным…

Снова 17/I-1942, вечер

Делать нечего, до утра я точно околею. Потому решаюсь на отчаянное - натяну на себя всё, что греет, и побреду в сторону Ржева. Похоже, там уже наши. Будь что будет.

19/I-1942

Я спасён. До сих пор не могу толком вспомнить, как брёл наугад по снежной целине, а ледяной воздух при вдохе прожигал насквозь, до низа лёгких… как проспал несколько часов в снегу, думая, что умираю, но потом понял, что по-прежнему жив, и снова пошёл… Как пытался отыскать тёплый угол в огромном заводском ангаре, насквозь разбомблённом, и как после перебрался в фанерную халупу…

Если бы советские разведчики, незадолго до этого взявшие в плен немецкого “языка”, не вздумали бы в той халупе ненадолго передохнуть от убийственного мороза, то я бы гарантированно замёрз насмерть.

В тот же вечер у меня была возможность погибнуть ещё один раз - при переходе через линию огня в меня угодили две пули. К счастью, всё обошлось пробитым тулупом. Выходит, моя жизнь для чего-то ещё нужна!!

Меня отогрели в блиндаже, дали выпить ацетилсалициловой кислоты и накормили горячей тушёнкой с хлебом. Сейчас я чувствую внутри себя колоссальное стремление жить и готов свернуть горы! Обо мне уже доложили в советский штаб, и сегодня в ночь, либо же завтра меня должны туда доставить, чтобы я всё о себе рассказал.

20/I-1942

После полуночи - я в штабе дивизии. Идиот, воображал, что меня отвезут на танке в какой-нибудь городок или, на худой конец, в большую деревню - а на самом деле минут сорок я шёл совершенно обессилившим (под конец пути разведчики-гренадёры сжалились и понесли меня на руках) к другому блиндажу, расположенному с противоположной стороны широкой лесной балки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});