Мария Каллас - Клод Дюфрен

Можно сказать, что королева оперного искусства заявила об отречении от короны. Однако до самого конца она делала вид, что верила и заставляла верить других в то, что речь шла всего лишь о временном отречении. Кто из нас может с уверенностью сказать, что никогда в жизни не испытал желания разыграть окружающих?

Итак, Мария, исполнявшая роль Медеи, появилась вначале на театральной сцене в Эпидавре, где выступила 6 и 13 августа и сорвала шквал аплодисментов у двадцати тысяч зрителей. Греки приветствовали певицу от лица всей нации с еще большим энтузиазмом, чем в предыдущем году. Среди зрителей был, конечно, Георгиос Каллас, но также и Джекки, ее старшая сестра. Женщины обменялись поцелуями перед фотокамерами, но о примирении речь вовсе не шла. Мария нисколько не стремилась восстановить давно прерванную связь с семьей. Предпринятая какое-то время спустя попытка самоубийства Евангелии — понятно, неудавшаяся, — вызвала острую полемику в печати. И вновь многие американские газеты назвали Марию неблагодарной дочерью.

6 августа в Эпидавре отсутствовала одна заметная фигура — Аристотель Онассис, которому помешали дела. К счастью, Ари появился 13 августа и сразу же после представления увез Марию на своей яхте «Кристина».

Второй раз за этот театральный сезон Мария Каллас пела Медею 11 декабря в театре «Ла Скала». На сцене она выглядела сильно похудевшей. Ее мучило обострение синусита. Однако певица храбро вышла на встречу с теми, кто заранее злорадно потирал руки, надеясь на ее провал. На душе у Марии было неспокойно: Аристотель не приехал. Срочное дело где-то на другом конце света… Впрочем, оперная музыка всегда навевала на него тоску. Он посещал оперные спектакли, когда добивался расположения Каллас. Теперь, когда он уже отпраздновал победу, Ари мог себе позволить уклониться от этой скучной обязанности. По мере того как развивалось действие на сцене, Мария чувствовала, что ее голос слабел с каждой секундой, а она ничего не могла с этим поделать… Безнадежная борьба артистки с неотвратимостью судьбы перед беспощадной в своей жестокости публикой… Сперва зрители начали перешептываться, затем то здесь, то там раздался свист. И вот в такой обстановке Мария показала, на что она была способна как драматическая артистка, какой огонь горел в ее душе… В тот момент, когда по ходу действия она должна была дважды повторить слово «жестокий», подхваченное мощным аккордом оркестра, она совершила поступок, который могла позволить себе только одна Каллас: подойдя к самому краю сцены и устремив пылавший негодованием взгляд в сторону своих хулителей, Мария выдержала паузу после первого слова «жестокий», а затем повторила его с таким яростным возмущением, что даже самые откровенные недоброжелатели певицы мгновенно притихли и с пристыженным видом сидели молча до самого конца спектакля.

Несколько дней спустя после третьего представления оперы, во время ужина в Рождественскую ночь с Аристотелем в Монте-Карло, Мария старалась забыть все свои неприятности. И это ей удавалось, когда Ари был с ней. Однако он находился рядом с ней далеко не всегда. Более того, он все реже и реже виделся с Каллас. Можно сказать, что Аристотель начал удаляться от Марии, когда почувствовал, что она нуждается в его присутствии и поддержке. Роль утешителя была не для Онассиса. Он не спешил подставлять свое плечо в тяжелую минуту, даже если речь шла о женщине, которую он любил или же думал, что любит. Кроме того, не будем забывать, что известность Каллас имела для Онассиса такое же значение, как его банковский счет. Певица, чей пик славы был уже позади, не представляла для него былого интереса, даже если на нем лежала ответственность за ее отказ от карьеры.

Отдавала ли себе отчет Мария, что попала в ловушку? Безусловно, поскольку она не раз повторяла своим друзьям, в частности Маджи Ван Зайлен: «Что произойдет со мной, если я не буду петь? Чем я буду заниматься, чем интересоваться, если у меня не будет моей музыки?»

Подобных вопросов не задает женщина, уверенная в том, что ее любят. И все же стоило только Аристотелю появиться на горизонте, как она тут же бросалась в его объятия. Забыв о своей гордости, она безропотно исполняла все его желания. Однако не всегда. Между двумя греками все чаще разыгрывались бурные сцены с криками и взаимными упреками. Все-таки Каллас в глубине души оставалась самой собой! Тигрица по-прежнему выпускала когти. Но когда утихал гнев, она превращалась в ласковую кошечку с бархатными лапками…

Со своей стороны Менегини, одиноко тосковавший в своем прекрасном доме в Сирмионе, посчитал, что о нем слишком быстро забыли. Взяв на себя роль Кассандры, он начал выступать в прессе с пессимистическими прогнозами по поводу профессионального будущего своей бывшей супруги. Вскоре его стали одолевать соображения делового характера. Он начал жалеть о том, что проявил слишком большое великодушие, когда согласился на развод по «обоюдному согласию». Теперь он решил сделать все, чтобы его официально признали брошенным мужем, что позволило бы ему считаться потерпевшей стороной и пересмотреть раздел имущества на более выгодных для него условиях. В подтверждение своих претензий он предъявил фотографии Марии, выходившей из ночного заведения в обществе Онассиса, а также сидевшей с ним за ужином в ресторане. Короче говоря, Менегини хотел во что бы то ни стало добиться того, чтобы его официально признали рогоносцем! Каллас ничего не оставалось, как сыграть комедию оскорбленной добродетели и поклясться честью, что Онассис был для нее всего-навсего лучшим другом!

Тине, бывшей супруге Онассиса, повезло больше. Едва успев развестись, она снова вышла замуж за английского лорда, причем ее дети нисколько не возражали… Однако ее пример не вдохновил Аристотеля поступить так же.

Итак, коротая время между двумя круизами, Мария продолжала свою оперную деятельность, которая сворачивалась на глазах. За весь 1962 год она выступила только в двух представлениях в театре «Ла Скала», 29 мая и 3 июня, как всегда, в «Медее».

Помимо этого она ограничилась записью дисков и концертами, что было не столь опасно для ее голосовых связок, а также выше оплачивалось. 27 февраля Мария пела в Лондоне отрывки из опер с оркестром под руководством дирижера Жоржа Претра. Увы! Впервые английская пресса выступила с суровой критикой. Вот что писали о ней в «Тайм»: «Многие звуки, воспроизводимые теперь Каллас, нельзя назвать красивыми. Они пронзительные, хриплые, неустойчивые и даже фальшивые. На оперной сцене или даже на диске ее драматическое исполнение и чрезвычайная музыкальность сглаживают эти недостатки: на концерте же подобные качества не имеют времени проявиться».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});