Поле Куликово - Владимир Возовиков

Надо что-то делать немедленно. Чувство беды, которое он носил в душе, значит, не обманывало. Димитрий в Коломне с войском! Мамая, как котенка, в темный халат завернули, рассказывая басни о том, где прячется московский князь, а князь со всем войском стоит под самой Ордой. Грозная тень Вожи прошла перед Мамаем. Кто виноват в этом? Кто?.. Что же союзничек Ольг? Может быть, он такой же союзничек, как этот Бастрык? Но Ольг — великий князь, а не тиун. Или Ольг тоже уверил себя, что Димитрий побежит на полночь от Орды, и тогда он сам займет московский стол? Большая надежда способна породить большое ослепление.

Ударить! Немедленно ударить на Коломну — даже через Рязань. Раздавить Димитрия, сжечь дотла его города, перебить его народ — весь, поголовно!..

Мамай заставил себя десять раз пересчитать пальцы на правой руке и десять раз на левой. Потом сел у костра и стал думать. Он думал о том, что уже случилось такое, чего не бывало прежде во время походов на Русь, что может еще случиться, если он по-прежнему станет топтаться на Дону, поджидая осени, и что надо делать, чтобы не случилось худшего. Потом вызвал наяна, ведавшего ясачными списками русских княжеств. Долго считали вдвоем, и выходило: если Димитрий поднимет на войну весь народ и подвластные ему земли сумеют послать на битву каждого третьего взрослого мужчину, Димитрий соберет в придачу к своим полкам не более тридцати тысяч ратников. А выставить на поле боя каждого третьего мужчину не в силах даже Великая Орда, где почти все взрослые мужчины — воины.

Мамаю стало спокойнее. Он сказал себе: «Надо двигаться». Его кочевая страна должна теперь же перестроиться в боевой порядок. И подтолкнуть союзников.

На рассвете из Орды в Литву и Рязань помчались новые гонцы. Мамай велел Ягайле и Ольгу немедленно выступать. Он будет ждать их вблизи устья Непрядвы.

Еще не встало солнце, а Орда зашевелилась. Десятки гонцов скакали во всех направлениях — к юртам темников, ханов и беков вассальных орд, к юртам наянов, управляющих снабжением и тылами, делами улусов и военными школами, в которых молодежь училась искусству боя. Кочевое государство вновь становилось на колеса, вьючилось на лошадей и верблюдов, чтобы идти вперед неделями и месяцами, делая лишь короткие остановки, какие делает саранча, когда ей надо подкормиться в перелете на новые земли. Уже на огромном пространстве шевелились черные массы войска, в одно гудящее море сливались гортанные крики, ржание коней, стук кибиток, рев буйволов и верблюдов, суматошые голоса женщин и плач рано разбуженных детей. Волнение долгожданного похода передалось даже собакам, они с громким лаем бросались на всадников и телеги, дрались и носились по степи среди конского и людского моря, гонялись за потревоженными сусликами, хомяками и воронами не столько ради добычи, сколько из озорства: чуяли — начинается пора обжорства. Еще оставались на месте семейные кибитки и стада, но всадники двинулись. Десятитысячные ордынские корпуса выступали в полном снаряжении через час-полтора после сигнала тревоги. Оставшиеся без воинов курени, как осиротелые вдовушки, тянулись друг к другу.

Темир-бек первым из темников прискакал к Мамаю, увидел его молящимся на холме вместе с главным муллой, которого повелитель Орды призывал лишь в особых случаях. Темир-бек тоже опустился на ковер и молился, пока молился Мамай. От бога правитель сразу перешел к земным делам, спросив о Темучине.

— Он предан тебе, повелитель, но он очень завистлив и ненавидит Бейбулата, который будто бы стал богаче самой Орды. Темучин желает, чтобы золото и серебро Бейбулата ты взял на нужды войска — ведь у войска оно украдено. Темучин и его друзья тебя поддержат. Но Темучин хочет ведать ярлыками на поставки.

— Так будет, Темир. Но оставим пока это. Я не дал еще тревоги в твой тумен. Ты и Алтын пойдете со мной. Наши тумены образуют второй вал Орды — ее опору. За нами пойдет третий вал и тумен резерва. Передовые тумены подняты и переходят Дон. К закату они должны находиться между реками Девица и Ведуга. Мы же выступим в сумерках, я хочу посмотреть войско в ночном переходе.

— Слава аллаху! — от радости кровь прилила к лицу Темир-бека.

— Димитрий с войском в Коломне.

— Чем ближе враг, тем скорее до него доберемся, — невозмутимо ответил темник. — Об одном прошу, повелитель: когда мы встретим московское войско, мой тумен должен идти в первом ряду. Нас ведь слишком долго держали за хвостами других туменов.

Мамай ласково коснулся плеча темника. Он даже подумал: Димитрий хорошо сделал, что собрал войско. Покончить одним ударом, и тогда безбоязненно собирай с Руси обильную добычу.

Казалось, Мамай телесно ощущал теперь, как движется, наползая на девственную степь, растекаясь черными щупальцами отрядов по всем дорогам, гигантский спрут его Орды, пожирающий все на пути. Это наполняло его ощущением небывалой силы и ясности ума. Ведь мозгом степного чудовища был он сам. Он управлял событиями, слово повелитель приобретало ощутимый и действительно грозный смысл. Его Орда оставляет след на тысячелетия, и потомки скажут: это след хана Мамая. Речки назовут Мамайками, а курганы, где он ставит свой шатер, — Мамаевыми курганами. Но не зря ли топтался он так долго близ устья Воронежа, не от топтанья ли его душевные болезни и наглые выходки врагов?.. Нет, он стоял, сколько нужно, он придал своему войску боевую завершенность, как воин, который точит меч и копье перед битвой.

Мамай вдруг вспомнил, что его ждет любопытная тайна, скрытая на дне тюремной ямы. Он задержал Темир-бека, вызвал нукеров, велел доставить Хасана с его красоткой. Темир-бек изумленно уставился на правителя, нукер мрачно усмехнулся — стража о ночном происшествии знала. Вышли из шатра. В Мамаевом курене все оставалось на местах, лишь ощущение настороженности сквозило в человеческих фигурах возле костров. Под утро пала роса, медленно разгорался отволглый аргал, едко дымя. Лишь в курене Мамая костры горели жарко, жадно, выбрасывая в небо стремительные клубы дыма — воины и жены их торопливо дожигали остатки дров, которыми щедро снабжался курень.

К шатру в помятом архалуке и запачканных глиной шароварах медленно шел Хасан, за ним двое нукеров несли женщину, завернутую в обрывки пурпурного плаща. Голова ее была перевязана клочком рубашки, из-под повязки свисали черные мелкие косы.

Хасан опустился перед Мамаем на колени. Нукеры положили рядом женщину, Мамай глянул в ее лицо с перевязанной щекой и прикрытыми глазами, вздрогнул: это была одна из ближайших служанок его дочери.

— Кто послал тебя к яме?

— Я сама, повелитель, — прошептала девушка.

— Почему ты туда ходила?

— Я принесла… этому нукеру… Я принесла немного баранины.

— Знаешь ли ты, что тебя ждет?

Девушка снова прикрыла глаза, веки ее задрожали, и вдруг она слабо улыбнулась.

— Знаю, повелитель. Но ведь он… очень предан… царевне.

— Отнесите ее в палатку и никого к ней не пускайте, — приказал Мамай, уверенный, что рабыня говорит не всю правду.

— Хороша ли баранина, Хасан? — спросил повеселевший темник. — Или ты уступил ее русскому?

Мамай усмехнулся:

— Что же ты молчишь?

— Повелитель, я действительно кинул мясо русскому — ведь ты запретил меня кормить.

— Кто понимает свою вину, тот наполовину прощен. Встань. Другую половину своей вины ты отслужишь в бою. Возьми свой меч у начальника стражи, а также коня. Ты отправишься к аланскому беку, пусть он поставит тебя во главе сотни или даже тысячи, как сам решит. Если в битвах ты докажешь, что так же силен и отважен, я снова тебя приближу. Да не будь добр с аланами, как я с тобой. Мне нужно войско, а не сброд.

Подошедший хан Алтын молча слушал и вдруг воскликнул:

— Повелитель! Отдай этого удальца мне. Сотню я найду ему в своем тумене. И у меня он отслужит тебе лучше, чем у аланских шакалов.

— Бери, — усмехнулся Мамай. — Я знаю, тебе такие нужны. Да смотри не жалуйся, когда он и у тебя выкрадет лучшую рабыню.

— Э-э, повелитель, из-за рабынь мы с ним не подеремся. У нас их скоро будет достаточно. Держи, Хасан-богатур, — Алтын достал из шелкового поясного кошелька серебряный знак сотника и протянул бывшему десятнику сменной гвардии. — Оденешься — найди моих нукеров. Вытащите князя из ямы и отведите за тот увал. Скоро мы подъедем глянуть на потеху. У нукеров все приготовлено, ты же проследи, чтобы они доставили его целым.

Хасан удалился к начальнику стражи за мечом. У темников нашлись свои дела к ордынским чиновникам, они ушли за холм, где за кольцом сменной гвардии стоял курень служебных наянов и мусульманских мулл. Мамай вернулся в шатер и вдруг услышал настойчивый, беспокойный шорох в бархатном ящике. Подошел, приоткрыл. Голова змеи выметнулась наружу, беспокойно закрутилась, послышалось раздраженное шипение, словно змея чуяла врага.