Похороны ведьмы - Артур Баневич

"Больше леса, меньше шума!" – гласила самая большая из надписей. Дебрен начинал свою карьеру в Телепортганзе с практики в роте охраны и из рапортов тамошнего разведывательного пункта знал, что этот транспарант сперли из украденного в ближайшем бору дровяного склада, а тащили его напуганные возможностью увольнения подмастерья лесника. Телепортодром постоянно разрастался, а из-за пронзительных звуковых эффектов, сопровождающих трансферы, поголовье зверья в еще не вырубленных лесах опасно уменьшалось.

"Требуем молока, а не сыворотки!" – писали фермеры. "Не пугайте коров и кур – а то у них молоко скиснет. У коров то есть". "Магический трансфер – гибель сельского хозяйства". "Хотите жить – перестаньте выть". "Перепахать телепортодром!" "Верленская деревня умирает – спасите ее!" "Долой дотационное маримальское продовольствие!" "Тебе нравится потреблять чароактивные, облученные магией яйца?" И наконец: "Герсельбрюкер, дай жить крестьянину!", к чему иногда в приливе огорчения добавляли: "Не то получишь пинка под зад".

Представители могущественного цеха возчиков размахивали богатыми символикой сломанными колесами и полотном для укрытия телег, растянутым между шестами из тележных дышл. Требовали не трансферовать вообще, а если уж трансферовать, то низко и медленно, не сбивать цены, не распространять ложной антивозчиковой рекламы, не плодить возниц-пьянчуг, уважать божеские законы и помнить, что ангелы на небеси – то же, что и птицы, и также, как птицы, боятся гула, производимого трансфертной "кишкой". Грозили кострами и взывали к Инквизиции. Пророчили падение междугородного и прочего сообщения, голод, хаос и конец свободного мира.

"Маримальская болезнь прилетела веретеном" – сообщали фрицфурдские проститутки, огорченные тем, что портодром перехватывает самых богатых путешественников, которые некогда останавливались в городе на двух-трехдневный отдых, а теперь, если у них вообще было время и желание грешить при пересадке с одного веретена на другое, оставляют свои талеры и дукаты чуть ли не исключительно в телепортодромном доме утех. "Любовь в магическом поле грешна и нездорова", "Грешите в городе, как Бог велел".

Протестовали также купцы, сепаратисты, усматривающие в функционировании портодрома угрозу суверенности княжества и всего Вердена, сторонники интеграции Биплана, которые, наоборот, сокрушались по поводу фатального влияния трансферов на процесс взаимного познавания, устранения психологических барьеров и – как результат – объединения махрусианских народов. Ну и разумеется, святоши.

– Дебрен, – Пекмут повысил голос, заглушаемый гомоном, – я понимаю, что тебе скучно ждать, – он перешел на крик, потому что гомон перешел в гул, – минуты тишины! Но изволь не пользоваться магией! В моем каби…

Остальное понять не удалось. Веретено было большое и трансферировало из Драклена, а значит, тормозило долго и тяжело и садилось на полосе "север – юг". Каменистый, лесистый и холодный Дракленский полуостров был довольно беден и слабо заселен, туда легко можно было добраться морем, а дракленцы здорово досаждали североверленским княжествам, пытаясь улучшить жизнь грабежами и дебошами. По этим причинам трансферы в том направлении были явлением редким и не очень массовым. Потому-то здание управления и стояло посреди южного края телепортодрома. Вероятность того, что массивное веретено, проскочив всю трехмильную полосу и пробив сети, заберется так далеко, была минимальной, и мастера магии могли спокойно работать в своих тихих кабинетах со стеклянными окнами размером с городские ворота.

Дебрен взглядом извинился за бестактность. Он все еще не мог привыкнуть к работе в здании, в котором за каждой дверью, не исключая и тех, что вели в пристроенное к зданию отхожее место, работал какой-нибудь чародей. Даже туалетная уборщица чаще размахивала волшебной палочкой, чем тряпкой, проталкивая чарами через трубы то, что высший и средний персонал удалял в невероятно роскошных условиях, то есть не выходя во двор. Низший персонал, разумеется, бегал в кусты.

Выходя из "кишки" в реальное пространство, дракленское веретено стрельнуло молнией длиною в милю, промелькнуло над южной башней и с зубодробительным гулом начало тормозить, двигаясь над полосой по гиперболе. Полоса была целиком покрыта листовым железом, на нее ушло больше металла, чем потребовалось бы нескольким броневым армиям, но зато она была самой большой и самой тяжелой не только во Фрицфурде, но и вообще в мире. Именно отсюда обслуживались линии на Зулю, а толпы богатых паломников требовали особого к себе отношения. В остальных направлениях люди летали – потому что вынуждены были, – чтобы заниматься политикой, шпионажем, торговлей или информационной деятельностью. Таких было немного, они не перегружали веретен, а убогость удобств и элемент риска не вызывали недовольства. Зарабатывание больших денег, как правило, занятие муторное – хоть и не столь мучительное, как зарабатывание малых, – и не совсем безопасное. Другое дело, если есть желание большие деньги тратить.

Металл полосы передал силу торможения металлу веретена и значительно облегчил задачу коллектива телекинетиков южной башни. Но коллектив здесь был малочисленный и – как обычно на третьеразрядном направлении – не очень компетентный. В результате приземление получилось скверным, и Пекмут фонт Герсельбрюкер впервые за свою руководящую карьеру наблюдал за посадкой веретена, не вставая с кресла и не подходя к окну во фронтальной стене. Трансфер из Драклена не только пролетел по всей длине слабо или неумело питаемой магией полосы, не только врезался в растянутые на ее конце аварийные сети, но и пробил их, вспахал снег и землю к югу от здания управления и в конце концов замер меж досок разбитой ограды. Дебрен, даже не обостряя зрения чарами, заметил какую-то фигуру в лисьей шубе, мчащуюся к месту происшествия со стороны толпы горлопанов. Демонстранты не присоединились. Снега намело у ограды на три стопы, сама ограда успела ударить пришельца слабой молнией, но главное – неприятности, выпавшие на долю персонала портодрома, не задевали интересов пикетчиков.

– Выгоню! – рявкнул Пекмут фонт Герсельбрюкер, треснув кулаком по крышке секретера. – Намертво ослиные уши к башке приколдую! Дурни! Неучи! Свинские псы! Ты видел, Дебрен? Сквозь две сети пролетело! Пятнадцатистоповец, мать их так! Курсант бы его на половине полосы, сунув палец в зад, остановил, а эти тупицы забор раздолбали! Махрусе милосердный, и куда мир катится?!

Было бы тихо, если б не звон бочковоза, мчащегося во весь опор к дымящимся останкам веретена. Дебрен мог позволить себе многозначительно кашлянуть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});