Хасидские рассказы - Ицхок-Лейбуш Перец

То верблюды и ослы в пустыне падают от жажды, то бури едва не разбили его корабль на море. Но заслуги ребе Хии перед небом велики были, и он, одолев все препятствия, добрался благополучно до дому… Застал он жену уже при смерти.

Однако, увидев супруга, праведница, пересилив свою боль, приподнялась на постели, произнесла хвалу и славу Творцу мира, услышавшему горячие молитвы ее и давшему ей перед смертью попрощаться со своим благоверным супругом. После чего стала утешать ребе Хию, уверяя, что спокойно принимает суд небесный и муки смерти…

Потом праведница стала его просить заботиться после ее смерти об их единственной дочери, которую вынесли в обмороке из комнаты… И ребе Хия обещал ей заменять дочери и отца, и мать, что он не даст чужим рукам вредить их юному деревцу, не допустит ломать и гнуть его… Она же в свою очередь обещает не забывать о них в Царствии Небесном; молить Господа о суженом для дочери, женихе, достойном ее… Бели же случится сомнение или помеха какая, она постарается с разрешения небес явиться ребе Хии во сне, чтобы указать ему истинный путь… После чего, попрощавшись с ребе Хией, Сарра еще раз произнесла: «Слушай, Израиль», приоткрыв глаза, с любовью взглянула в последний раз на супруга, попросила передать привет и благословение своей дочери, еще раз напомнила ему, что Господний суд следует принять с верой и любовью и кротостью, опустилась на подушки, вытянулась, обернулась к стене — и чистая душа ее поднялась к небесам.

* * *

Едва минуло тридцать дней со дня смерти супруги, ребе Хия прекратил свою торговлю, распродал весь свой товар чуть ли не за бесценок, решив отныне посвятить себя науке и служению Всевышнему… Собрал он в свои палаты из Цфаса и окрестностей юношей, известных своим усердием к науке, и стал ежедневно читать им Премудрость Божию. И они жадно внимали его речам. Бедных юношей ребе Хия содержал за свой счет. Отводил каждым двум, трем юношам отдельную комнату, снабжал их платьем и обувью, точно родных, выдавал им даже карманные, чтобы юноши могли себе позволить кое-какие удовольствия и не стыдились своих зажиточных товарищей…

Когда какому-либо ученику исполнялось восемнадцать лет, ребе Хия посылал за сватами и, выбрав для него невесту приличную и подходящую, оделив его приданым и подарками, снабдив обувью и платьем, сам вел юношу под венец и увеселял гостей после венца. Для дочери же своей, Мирьям, он отыскивал жениха себе подстать, которому бы Господь и люди возрадовались… Он писал об этом раз своему бывшему учителю, главе вавилонской семинарии, с которым он вел постоянную переписку, как о научных вопросах, так и о семейных делах. Писал по-древнееврейски, так что в нашей передаче письмо много потеряет в красоте своей. Вот как писал он:

«По соизволению Господа, да будет благословенно Его Святое имя, я развел прелестный сад у себя (т. е. семинарию) с различного рода деревьями, носящими всякие плоды (т. е. учениками). Когда какой-либо плод делается зрелым и сочным (т. е. ученик достоин идти под венец), я отыскиваю приличного человека и предлагаю ему вкусить от плода. Когда же Господь мне поможет, и в саду моем созреет золотое райское яблоко, без всякого изъяна и недостатка, я возьму его для дочери своей единственной, Мирьям, да здравствует она».

Когда же вавилонский Рош-иешиво по своему обыкновению лаконически отписал ему:

«Неужели в твоей семинарии нет достойного ее ученого»?

Ребе Хия дал ему понять, что дело не в одной учености.

«Наука, — писал ему ребе Хия в ответ, — подобна воде. Не все воды текут однако из рая. (Т. е.: не всякий занимается наукой во славу Божию)… Один усердствует из-за гордыни своей, желая превзойти и одолеть своих товарищей… Другой — желая использовать славу, доставляемую наукой, стремясь не к возвеличению науки, а чтобы наука его возвеличила… Третий занимается наукой по страсти своей, из-за любви к мудрствованию; радуясь не так Божьему слову, как изобретаемым им новшествам, любуясь своим словопрением, плодами своего досужего ума… Ради своих фокусов, такой иногда готов даже коверкать смысл и слова Священного Писания. Некоторые же, еще боле простые, смотрят на науку, как на топор или лопату, которой можно разрывать мусор, найти плотское счастье: тестя зажиточного, стол сытный, богатое наследство в будущем… Правда, иногда начиная не во имя Господне, потом переходят к изучению во имя и славу Господню, но все же рубец на душе, пятно или след остается навеки! Словом сказать, много хороших яблок райских в саду у меня, мне же нужно особенное, внутренность которого вполне соответствовала бы его внешности. Но внутренность человека определить не так-то легко. Невольно закрадывается сомнение…»

Рош-иешиво, признав его правоту, опять-таки кратко ответил: «Ищи и обрящешь!»

Но как искать?

Ребе Хия бывало говорит:

— Человека было бы легко узнать по глазам… Душа заточена в теле, словно в тюрьме. Но Господь, по неизреченной милости своей, устроил в тюрьме два оконца: очи, через которые душа может на мир посмотреть и себя показать! И возможно было бы по глазам узнать человека. Но, к сожалению, у оконец имеются занавески — веки с ресницами… И если у человека душа с недостатком, он прячет ее, точно некрасивую невесту до венца. И, когда душа хочет выглянуть на свет Божий, человек, будто из скромности, опускает занавески…

— Легче поэтому узнать человека по голосу! — говорил ребе Хия и развивал свою мысль так:

— Человек подобен глиняному горшку: одинаково легко они превращаются в прах. Как горшок — воду, так человек может содержать в себе науку, не теряя ни капли. Но это лишь в том случай, когда горшок цел… Как же узнать, цел ли горшок, когда глазом нельзя заметить трещины? Приходится постучать по горшку, прислушиваться к его звуку. Если звук чист и гулок — хорошо! Если нет — горшок с изъяном. Так же и человек.

У человека нецельного голос будет звучать надголоском, подголоском, приголоском, он будет раздвоенный или дрожащий, но никогда не даст чистого, ясного звука, настоящего голоса он лишен.

Но человек все же не горшок. Когда пробуют человека, он, боясь выдать себя голосом, подлаживается под чужой… Точно попугай! Иной раз услышишь издали пение и думаешь: такая-то птица поет; а подойдешь ближе — замечаешь фальшь; то попугай старается… Поэтому ребе Хия стал поступать так. Свой урок он давал до обеда. А перед вечером выпускал учеников в сад: пусть гуляют в тени дерев, пусть вкушают от плодов, благословляя их Творца, пусть наслаждаются ароматами цветов, запахами