Железный век (сборник) - Святослав Логинов

А снизу надвигался огромный шар Земли. Он вырастал, загибался чашей, неудержимо тянул к себе. Внизу обозначились пятна лесов и полей, узкие дорожки рек. Величественно синело море. На какое-то время Рено показалось, что падение прекратилось, и он просто висит на огромной высоте, а Земля тихо вращается внизу. Но потом он различил дома, дороги и отдельные деревья, земля вдруг оказалась устрашающе близко, а верхушки деревьев, выросшие до нормальных размеров, прыгнули ему навстречу.

Рено упал на маленькую полянку возле бьющего из под камня родника. Почва вокруг была усыпана мелкой галькой, и Рено в кровь разбил колени и локти. Он поднялся, обмыл холодной водой ссадины и огляделся. Место было знакомое: над голыми вершинами деревьев поднимались башни замка, а совсем неподалеку стоял его дом. Обгорелые стропила тянулись к небу, словно бессильно грозящие, сведенные судорогой руки. Небосвод возвышался над миром незыблемый как всегда, но за его кажущейся твердью Рено угадывал иное.

Рено зашел в дом, перебрал уцелевшие остатки барахла, на которые не позарились соседи, потом вышел на дорогу. Он не скрываясь пошел мимо замка и дальше, через леса и болота, через деревни, разграбленные войной, голодом или эпидемиями, через заваленные снегом горы, в солнечный просторный город, где ветер уносил с холма остывший прах седого еретика. Шел искать его учеников и последователей — должны же у него быть ученики и последователи!

Шел, потому что твердо верил в его правоту и знал, что нет в мире бога.

О вечности

Часы

У Севодняева остановились часы. Он купил их два месяца назад и с тех пор уже трижды ремонтировал. Теперь они остановились окончательно.

— Дешевле новые купить, — сказал знакомый мастер, возвращая замолкший механизм.

Севодняев покорно забрал часы. На всякий случай он зашел еще к двум знакомым часовым мастерам, но получил тот же самый ответ. Нет ничего удивительного, что у Севодняева было столько знакомых часовщиков. Часы у него ломались каждую неделю и непременно требовали капитальной починки. Так что большую часть жизни Севодняев ходил, имея самое смутное представление о течении времени, а приемщики ремонтных мастерских знали его в лицо.

Часы вообще давно и прочно не любили Севодняева. Свои первые часы Севодняев получил в подарок на шестнадцать лет и проносил ровно один день. К вечеру на запястье болтался лишь целехонький ремешок, а подарок исчез бесследно.

Ругали за часы долго.

— Подарили вещь, — жаловалась в воздух мать, — так ему непременно надо сгубить!..

Из этого первого урока Севодняев вынес только убеждение, что часы это «вещь», но что такой вещью ему никогда не обладать, дошло до него много позже.

С тех пор Севодняеву еще не раз дарили часы, и сам он покупал их, но конец всегда был плачевен. Часы или терялись, или безнадежно ломались, и их безжизненные корпуса отправлялись в ящик серванта, который с годами все больше напоминал склад металлолома.

Негативное влияние Севодняева распространялось и на чужие часы. Если родственники или друзья давали Севодняеву поносить свой хронометр, вскоре он уже стоял, и только немедленное возвращение в хозяйские руки могло спасти впавший в коматозное состояние механизм. Бывало, случайный прохожий, к которому несчастный Севодняев обращался со сакраментальным вопросом: "Который час?" — бросив взгляд на циферблат, недоуменно шевелил губами, тряс рукой, подносил ее к уху, а потом извинялся:

— Ничем не могу помочь. Мои остановились.

Над Севодняевым смеялись, ему не верили. Потом знакомые, уступая фактам, признавали, что дело неладно, и начинали искать причину. Причин не было. Севодняев отличался аккуратностью, часы не бил и заводил всегда в одно и то же время. Говорили, что он пережимает пружину, когда заводит часы. Тогда Севодняев предлагал эксперимент: пусть скептик сам заводит севодняевские часы в удобное ему время. Обычно эксперимент прерывался на четвертый день — часы переставали ходить.

Один приятель, слегка свихнувшийся на почве самосовершенствования, объявил, что Севодняев обладает мощным биополем, и посоветовал наклеивать под часы кусочек лейкопластыря. Кисть, стянутая лейкопластырем, болела, а часы все равно не ходили. Не помогал и лейкопластырь, наклеенный прямо на корпус часов. Тогда приятель начал таинственно рассуждать, что в присутствии инопланетян часы тоже не ходят.

Севодняев не был инопланетянином. Он хотел иметь нормальные часы, по которым можно узнавать время. Поэтому, сгубив очередной механизм, он вновь пошел в ближайший универмаг. Деньги на покупку были отложены давно, раньше, чем предыдущие часы первый раз попали в починку.

Знакомая продавщица, увидав Севодняева, приветливо заулыбалась. Когда-то она полагала, что Севодняев так часто появляется в ее отделе потому что влюблен, но потом узнала о его печальной способности и сразу уверовала в нее, поскольку эта способность поддерживала в девушке веру в сверхъестественное и помогала выполнению плана.

Часы, которые продавщица предлагала Севодняеву, неизменно отличались элегантным внешним видом, прекрасно смотрелись на руке, но, к сожалению, были недолговечны. Продавщица ставила свой эксперимент — испытывала на Севодняеве надежность различных часов и потому каждый раз предлагала изделие новой марки.

— Опять? — воскликнула она.

— Опять, — признался Севодняев.

— Шестьдесят три дня! — радостно сообщила продавщица, справившись по записной книжке.

— Двенадцать дней были в ремонте, — поправил пунктуальный Севодняев.

— Все равно, результат хороший… А для вас я припасла новинку, искры восхищения в глазах девушки потухли, она приступила к выполнению профессиональных обязанностей.

— Но ведь это электронные!.. — вырвалось у Севодняева, когда он открыл коробочку.

— Ну так что? Они теперь в моде, ходят прекрасно, а элемент вам в любой мастерской сменят. Заводить их не надо. К тому же, недорогие, стоят как часы марки «Полет»…

Севодняев взглянул на экранчик. На нем нервно прыгали цифры. Кончиком пальца Севодняев нажал кнопку подсветки. Сбоку мрачно мигнул багровый глаз.

— Ладно… — неуверенно сказал Севодняев, — давайте.

Он шел по улице и как всегда после посещения магазина, поминутно прижимал руку к уху. Тиканья не было, и каждый раз Севодняева пробирал озноб. Но на экране по-прежнему дергались секунды, и Севодняев успокаивался.

Через несколько дней Севодняев привык к молчащим часам, научился с одного взгляда определять время. Правда, за неделю часы ушли на минуту вперед, так что Севодняеву приходилось делать в уме поправку. Пользоваться утопленной кнопкой, чтобы изменить показания, Севодняев не решался, боясь испортить их окончательно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});