Железный век (сборник) - Святослав Логинов

Семь дней Рено шел, поднимаясь на небесный купол. Свод под ногами опалово мерцал, временами становясь почти прозрачным, и тогда можно было видеть лежащий внизу темный земной круг. Там люди мерли от голода на истощенных, залитых водой нивах, а здесь, сколько видел глаз, расстилались поля, покрытые густой и тяжелой пшеницей. Там умирали в черных корчах среди грязи и смрада, а здесь лазоревый туман укреплял тело, журчащая музыка нежила душу. Внизу в тесных городах истощенные мастеровые день и ночь готовили все, что может понадобиться земле и небу, пьяные бароны грабили их, сами не становясь богаче, и не было видно смысла земной работе и конца земной бедности. Здесь же всякий камень стоил дороже целой деревни, но не было никого, чтобы поднять этот камень.

— Кто сделал все это? — спросил Рено, и удивительная мысль пришла в его голову: Быть может, господь столь озабочен украшением и прославлением вертограда своего, что забыл о земле, изнывающей без его милостей. Значит, надо напомнить создателю о земной скудости.

Рено ускорил шаг, ему казалось, что он стоит на месте, но огненные стены становились все ближе, вздымаясь на недостижимую высоту, и вот, наконец, Рено добрался к их подножию.

Здесь он первый раз остановился в затруднении: дверей не было.

Врата были словно нарисованы на стенах струящимся пламенем, пройти сквозь них Рено не мог. Растерявшись, он стоял, не зная, как быть дальше.

Тут-то и подошел к Рено Ангел. Настоящий Ангел в одеянии из снежно-белого виссона, с огромными изогнутыми крыльями за спиной и прозрачным нимбом вокруг головы.

— Мюжик! — произнес Ангел, — Что ты здесь делаешь?

Рено, уже готовый пасть ниц, при этих словах медленно выпрямился и, глядя в знакомое лицо, проговорил:

— Прошу прощения за дерзость, господин Ангел, но мне нужно попасть во дворец.

— Ты подл и грязен, — промолвил Ангел, — ты даже не можешь правильно обратиться к благородному духу…

— Я все понял, господин Д'Анжель, — перебил Рено.

Он поклонился так низко, что Ангел не мог видеть, что он делает, и, нащупав монету там, где куртка протерлась всего сильнее, дернул. Выпрямившись, он показал Ангелу поблескивающий золотой. Ангел попытался выхватить его, но Рено был наготове и мгновенно зажал кулак.

— Золото будет вашим, — твердо сказал он, — как только я смогу поговорить с богом.

— Мерзавец! — прошипел Ангел. — Понимаешь ли ты, что стоит мне позвать силы небесные, и ты будешь ввергнут в ад?

— А деньги достанутся кому угодно, но только не вам, — закончил Рено.

— Негодяй! — великолепное лицо Ангела исказилось гримасой. Потом он, словно отряхивая что-то, похлопал крыльями и презрительно бросил: — Ступай за мной.

— Они прошли через раскрывшуюся стену, и Ангел повел Рено по блестящим коридорам небесного дворца. Медные скобки на башмаках Рено звонко цокали по бриллиантам, устилавшим пол.

— Не думай, что ты подкупил меня, — не оборачиваясь говорил Ангел. — Я беру эти деньги потому, что мне нужно поддерживать достойный образ жизни. Древностью я равен Архангелам, я создан в один миг с ними. Чтобы стать Архангелом, мне недостает только золотого нимба. К сожалению, на небесах есть все, кроме золота…

Рено не слушал. Он шел за Ангелом, кроша каблуками бриллианты, шел, уже зная, что его опять обманули, и все-таки шел, чтобы пройти путь до конца. Глаза застилал кровавый туман бешенства, он мешался с небесной дымкой, превращая ее в гадкую коричневую зелень. Вновь нахлынуло ощущение, что это не в первый раз, но теперь Рено знал, когда так было.

Они остановились возле занавеси из прямых разноцветных лучей, и Ангел прошептал:

— Господь там. Давай золото…

Рено осторожно выглянул. Стены из сапфиров и кованного серебра окружали, казалось, целую площадь. Витые колонны из лилий и нарциссов поддерживали теряющийся в высоте купол. Зал был полон небесных духов. Серафимы, Силы и Херувимы окружали престол владыки. Господь восседал на троне, — Рено сразу узнал его, он был очень похож на изображения в храмах, только остроконечная бородка по-модному загнута вперед.

— Деньги давай! — просипел Ангел.

Рено оттолкнул его и, отдернув взвихрившуюся северным сиянием занавеску, выбежал на середину зала.

Его появление было подобно камню, врезавшемуся в гладкую поверхность цветущего пруда. И как ряску раскидывает от упавшего камня, так духи отшатнулись от человека, и Рено один очутился напротив бога.

Десятки раз за свое долгое путешествие Рено представлял, как он припадет к ногам спасителя, как вместе с рыданием вырвется из его груди крик: «Господи!», и как остановятся на нем обжигающие и бесконечно добрые глаза.

Казалось, сбылись все мечты, он стоял перед богом, но то ли слишком много прошел он по земле, или слишком долго жил свободным человеком, но колени не сгибались, а глаза, видевшие бездну неправды, не опускались ниц. Рено стоял, широко расставив ноги, и прямо смотрел в лицо вседержителя.

— Ты видишь, — сказал он наконец, — ты все видишь и знаешь, а мы на земле темны и немощны разумом…

При первых звуках человеческого голоса сидящий на престоле вздрогнул, брови его изумленно поползли вверх.

Рено говорил, сначала глухо, потом все громче и тверже:

— Я пришел, чтобы спросить тебя: «Почему?» Почему умирают дети, даже безгрешные младенцы? Почему на свете так много злых, ведь ты создал всех, значит, и их тоже. Зачем голод и мор, для чего костры и убийства? Страшно жить в царстве твоем, господи!

Наконец тот, к кому обращался Рено, сумел, ухватившись скрюченными пальцами за подлокотники, встать. Рено замолк, почувствовав вдруг, какая глубокая, сверхъестественная тишина повисла вокруг.

— Это же… — растерянно произнес господь, — это же прямо, я даже не знаю что… Откуда ты взялся? Что тебе надо?

— Господи, крик мой — вопль всей земли…

— Так и вопили бы себе внизу. Места что ли мало? Ох, знал я, что и сюда доберетесь, настырное племя! А ты подумал, для этого ли я спускался на землю, для того ли проповедовал смирение, муки принимал? Понимаешь ли ты, — голос его сорвался, — что трое суток моей вечности пришлось отдать страданиям! Взгляни, шрамы еще можно рассмотреть. А как безбожно скучно там! Но я терпел! И велел терпеть вам. Меня никто не заставлял, я сам пошел на это, чтобы вы, мужичье, серое быдло, жили смирно, повиновались власти, ибо власть есть опора, чтобы не лезли грубыми лапами куда не просят. Какое мне дело до ваших хвороб? Лучше всего было бы, чтобы все вы передохли, да только тогда работать будет некому. Ах, непокорные скоты! Почему ты здесь, а не на барщине? Когда последний раз платил десятину? Забыл?! Богу — богово, — говорю я, — а кесарю — кесарево.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});