Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В письме же А.П. читаем: «...Авторы абсолютно не правы. Им неизвестны ни работы Пандера, открывателя и автора трохилисков, ни статьи Эренберга об этих ископаемых; и т.д. Познакомившись с моей работой о загадочных ископаемых, хорошо известные японские ученые прислали мне ископаемые... и просили меня проверить... Я их описал как остатки морских известковых водорослей...» Далее А.П. в двух строках характеризует свой — карпинский — метод работы: «Мой метод научных исследований совершенно иной. Я тщательно изучаю все детали, как макро-, так и микроскопические, хорошо сохраненных образцов».
Такова небольшая иллюстрация переписки А.П. с иностранными учеными о трохилисках. Но, как уже было отмечено, А.П. не упускал случая также во время своих поездок за границу распространять взгляды на природу ископаемых остатков, в частности трохилисков. Для этих целей он изготовил специальные «наглядные» таблицы по трохилискам и другим водорослям и возил с собою образцы».
Умилительная деталь, эти таблицы и коробочки с образцами, обложенными ватой, которые президент возил с собой по заграницам, чтобы при встречах, образно выражаясь, тыкать в них носом своих оппонентов. В 1922 году он получил дополнительное подтверждение своей правоты: в Шотландии были найдены споры с выраженными чертами, свидетельствующими об их принадлежности к той группе растений, к которой их отнес Карпинский.
В том же году, как уже известно читателю, Парижская академия присудила Александру Петровичу премию имени Кювье — почетнейшую палеонтологическую награду.
Глава 15
200-летний юбилей
200-летие можно условно считать датой окончательного становления с о в е т с к о й Академии наук, с того дня она и носит название Советской, но дело еще не только в названии, но и во внутреннем его наполнении. В сентябрьские дни 1925 года (торжественная сессия проходила 4 — 7 сентября) была продемонстрирована огромная н а р о д н а я любовь к академии, она получила множество приветствий, причем большая часть их от людей, к науке как будто бы отношения не имеющих: от красноармейцев, писателей, крестьян, артистов, рабочих — они считали академию с в о е й, гордились ею, внимательно следили за переменами, в ней происходящими; со стороны правительства академии были оказаны честь, внимание и забота, каких она и ожидать не могла; и, наконец, сама академия в отчетных докладах (а они были составлены по отраслям знаний) показала, сколь велик ее вклад в мировую цивилизацию и русскую культуру. 200-летие несколько даже неожиданно для самих организаторов вылилось во всенародный праздник Науки и Просвещения — праздник, почти лишенный оттенка официальщины и казенщины, всегда сопутствующих таким мероприятиям. Но подготовка к нему сопровождалась немалыми трудностями.
Необозримое количество дел нужно было переделать, готовясь к юбилею! Отремонтировать конференц-зал, обдумать, где и как разместить гостей, оборудовать стенды, составить программу экскурсий, договориться с превеликим множеством различных организаций и направить им превеликое множество бумажек с входящими и исходящими номерами (так что в различных архивах осталось несметное количество автографов Карпинского, Стеклова и Ольденбурга, о ценности которых получатели даже не догадывались); затеяно было также издание юбилейных сборников. В разгар суматохи Александр Петрович вспомнил, что на заре своей академической карьеры довелось ему видеть мозаичное панно работы Ломоносова...
Удалось его отыскать. Остальное для Александра Петровича труда не составило. Он поехал к художникам, с которыми у него сложилась давняя дружба. Он состоял почетным членом общества живописцев имени Чистякова, его приглашали открывать выставки, многолетние приятельские отношения связывали его с И.Е.Репиным — их, судя по воспоминаниям родных, обширную переписку, прервавшуюся лишь со смертью Александра Петровича, еще предстоит разыскать. Объяснил им свои замысел. Нашлись энтузиасты. Работа закипела.
Замысел же президента состоял в том, чтобы украсить мозаикой стену, в которую упирался марш лестницы, ведущей на второй этаж, в конференц-залы. Все, кто будет подниматься туда, будут видеть «Баталию», вначале охватывая глазом всю ее с маху, а по мере подъема — для пожилого человека весьма даже продолжительного — рассматривая детали: идеальное место для картины! Сам Михаил Васильевич не мог бы мечтать о лучшем. Промерили стенку — размеры достаточные. И вскоре на ней заголубело — еще не отмытое от пыли — вполоборота глядящее на зрителя, моложавое, разгоряченное схваткой и сосредоточенное лицо Петра...
Торжественное открытие «Полтавской баталии» состоялось накануне юбилейных торжеств — тогда же ее впервые запечатлели на кинопленке, и с тех пор, надо сказать, она стала излюбленным объектом киносъемок; в сознании широкого зрителя лестничный пролет и «Багалия», венчающая его, так слились с обликом академии, что немногие подозревают, что так было «не всегда»... Возвращение к жизни ломоносовской мозаики (и после революции!) в период, когда за рубежом еще бытовали представления о бесповоротном разрыве со всей дореволюционной культурной русской традицией, предало юбилейным торжествам особый колорит.
Юбилей — пора подведения итогов — тривиальная истина! Тем не менее потребность оглянуться на сделанное и пройденное владеет каждым, кто готовится отметить знаменательную дату. Вероятно, потребность такую испытывали и «три старца»; их переписку и публичные выступления в эти месяцы невольно пронизывает оглядка назад: для себя они перерешали то, что давно решила жизнь и доказала, но уж такова человеческая натура!
Ольденбург пишет жене из Москвы (он в командировке) 12 января 1925 года:
«Ты веришь, как и я, что революция, как тяжела она ни была для всех, дала великое, дала новую жизнь, которая всюду пробивается могучими ростками. Когда видишь такую массу людей с мест, то понимаешь, как растет эта жизнь... Там бедные русские люди, за рубежом, ничего этого не видят и им все мерещатся разложение и раздоры».
А вот что сказал Карпинский в одной из речей (сохранился беглый черновик):
— К а к ж е н е л ю б и т ь н а м с в о е й Р о д и н ы? Д а, м ы г о р я ч о л ю б и м с в о ю Р о д и н у и п е р е д а д и м э т у л ю б о в ь п о д р а с т а ю щ и м п о к о л е н и я м, к о т о р ы е в с т у п а ю т в ж и з н ь в н о в ы х с ч а с т л и в ы х у с л о в и я х е е с у щ е с т в о в а н и я.
Тут вся прелесть в вопросительной интонации: «Как же не любить нам своей Родины?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда. - Владимир Кизель - Биографии и Мемуары
- От снега до снега - Семён Михайлович Бытовой - Биографии и Мемуары / Путешествия и география
- Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн - Биографии и Мемуары
- Каменный пояс, 1989 - Александра Гальбина - Биографии и Мемуары
- Сотворение брони - Яков Резник - Биографии и Мемуары
- Власть Путина. Зачем Европе Россия? - Хуберт Зайпель - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- А мы служили на крейсерах - Борис Васильев - Биографии и Мемуары
- Второй пояс. (Откровения советника) - Анатолий Воронин - Биографии и Мемуары
- Топи и выси моего сердца. Дневник - Дарья Александровна Дугина - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране - Владимир Виноградов - Биографии и Мемуары