Холодные песни - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

не выдумываю!

– Ты, наверное, просто еще с детками остальными не сдружился. Поэтому не хочешь в садик ходить? Я права?

– Не права! Лера тоже его видела, плохого мальчика! Он и ее закрывает! Он… он…

Адам расплакался.

– Ш-шиповник… ш-шелк… ш-шпулька… – доносилось из класса. – Что такое шпулька? Ах ты мой любознательный! Это такая маленькая катушечка с нитками в швейной машине…

Альбина улыбнулась, испытывая гордость за сына. Адам и вправду был очень любознательным, не пропускал ни одного нового слова, предмета.

– Приползет ужик и пошипит на ежика: ш-ш-ш… Губки сдвинулись в дудочку, делаем хоботок… Шипи на ежика… Молодец, умничка…

Альбина покрутила в руках сотовый. На экране высветился номер мамы. «Позвони, хватит играть в гордую!» Ей не нравилось, как дышит Адам: скорее всего, опять аденоиды – откликнулись на мелкую болячку, хотя ведь не кашляет и не сопливит…

– Вкусное варенье, облизываем… Умничка…

На этот раз Адама почти не было слышно. Наверное, такое занятие. Слушай и облизывайся.

– Дуй, как на блинчик… Смотри, как надо… Ф-ф-ф… Послушай, какой звук получается, если долго дуть. А теперь сам… Молодец, очень красиво…

Педагог замолчала.

Альбина встала и заглянула в класс. Стол для занятий прятался за перегородкой; она видела лишь локоть и ногу женщины. Неподвижные локоть и ногу. Логопед молчала две или три минуты. Что случилось? «Их парализовало от укуса ядовитого паука… Или они превратились в восковые фигуры?»

– Делай, как на картинке нарисовано, – тут же раздалось из-за перегородки, локоть шевельнулся. – Хорошо, умничка…

Альбина покачала головой: это ж надо так себя накрутить. «Ядовитый паук… Господи, и у кого тут больная фантазия?»

На напольном мате лежали разноцветные кубики с буквами. Альбина читала об игровой методике Зайцева, сделавшего ставку на слух, зрение и тактильные ощущения. Какой звук издаст кубик с «МА» на одной из граней? Глаза наткнулись на слово «АД» на верхнем кубике пирамиды, а под ним «КИШКИ». «КИ», «Ш», «КИ»…

Альбина вернулась в коридор, осмысливая увиденное. Может, показалось? Она лишь мазнула по кубикам взглядом, а потом домыслила? Правильно? Там были «КОШКИ» и «ДА»… или что-то еще. Разумеется, никто не будет учить детей по словам «КИШКИ» и «АД»…

Она снова высунула голову за порог.

Никаких жутких посланий. С пирамиды и разбросанных по коврику кубиков на нее шипела буква «Ш».

Сплошное ШШШШШШШШ…

Альбина помотала головой. Откуда столько «Ш»? Не может на кубиках Зайцева быть столько «Ш», там ведь сплошные склады, звонкие склады, приглушенные склады, кубики с гласными и знаками препинания. А кубиков-дубликатов, кажется, всего шестнадцать, чтобы можно было составить «ДЯ-ДЯ», «МА-МА». Но не «ШШШШШШШШ»…

Она поняла, что смотрит на свое отражение в зеркале у входа. Коврик с кубиками не попадал в картинку – дубликат реальности. Альбина ощутила копошащееся в животе беспокойство. Кубики в ее голове беспрестанно складывались в разные гадости.

Что же все-таки не так с этой пирамидой?

Она повернулась, но тут в поле зрения возникла фифа-директорша. Женщина бесшумно вышла из туалета, хотя Альбина была уверена, что после Адама никто туда не заходил.

– Здравствуйте. Рада, что вашему сыну понравилось.

– Все упиралось во время, – зачем-то оправдываясь, сказала Альбина.

– Ну да, ну да. Воды хотите?

– Нет, спасибо.

Директорша увлекла ее к мягким креслам коридора.

– А у нас еще дошкольная подготовка есть. По кубикам Зайцева читать обучаем, вы, наверное, видели в комнате. А еще – английский. Музыка, рисование…

Альбина отрешенно кивала.

– А муж не может раньше водить? – спросила директорша, резко сменив тему. – У нас после пяти столько желающих.

– Ну… Нет, не может.

Фифа понимающе улыбнулась.

– Он часто моется? Не боится грязи?

– Кто? Что?.. – Альбина заморгала.

Лицо женщины дрогнуло, рот скривился, она схватилась за живот и резко встала.

– Извините, мертвые устрицы.

Директорша зацокала каблуками по ламинату, наткнулась на мягкий тоннель, едва не упала и, пошатываясь, исчезла за углом.

Альбина зачем-то поднялась, глядя вглубь пустого коридора. Куда пошла фифа? Забыла, где туалет? Что-то коснулось плеча Альбины, и она тихо вскрикнула. Мышцы словно натянули на барабан.

Она медленно повернула голову к правому плечу.

Вилка, всего лишь сетевая вилка. С полки, на которой стоял старенький магнитофон, свисал пожелтевший шнур.

– Мам, мы сейчас домой?

Она снова вздрогнула, но тут же улыбнулась сыну:

– Да, солнышко. Беги, переобувайся.

Логопед встала рядом. Сложенные на груди руки, сонные глаза.

– Адам перестал стараться. Постоянно отвлекается.

– Паясничает? Похоже, привык.

С чавкающим звуком логопед протерла глаза ладонью.

– Нет. Даже не знаю, как это назвать… играет, что ли.

Альбина молчала.

– Разные роли… – Логопед покосилась на Адама, заталкивающего ногу в кроссовок. – Как будто изображает другого мальчика. Причем довольно жутко.

– Что именно он делает?

– Говорит странные вещи не своим голосом. Иногда без спроса встает, начинает ходить по классу… Он меняет походку, словно одна нога длиннее другой. Он делает так дома?

Альбина покачала головой.

– А еще часто подходит к окну, смотрит на что-то и хихикает.

– Ясно, – сказала Альбина и пошла к сыну, чтобы помочь обуться.

Она остановилась на пешеходном переходе и придержала за руку рвущегося домой Адама. Обернулась и глянула на полуподвальные окна центра детского развития, потом туда, куда они смотрели.

На детский сад.

Укладывая сына спать, Альбина вспомнила, как бывший муж выдумывал на ходу истории и как Адам слушал всю эту несусветную глупость – про побеги из садика, синих ниндзя и полеты в космос на карамельных ракетах… Она часто злилась: лучше бы что-нибудь познавательное рассказал. Но сейчас, господи, сейчас… она бы и сама не отказалась от карамельной ракеты.

Она зашла в спальню. Адам уткнулся лицом в подушку и делал вид, что спит. Каждый раз одно и то же…

– Солнышко, вставай, – сказала Альбина. – Маме на работу надо, а тебе в садик.

Адам замотал головой. Он боится, поняла Альбина. Не просто капризничает, а боится. Но не испытала щемящего чувства, не в это утро. Вместо этого она рассердилась.

– Вставай, – приказала Альбина.

– Не пойду.

– Вставай!

Адам нехотя сел на кровати.

– Писать хочешь? Пить?

Он помотал головой.

– Тогда одевайся.

Альбина кинула ему в ноги одежду, скрестила руки на груди и стала ждать.

Утро выдалось пасмурным, в окне высилось здание бизнес-центра, угрюмое, вдавленное в серую хмарь.

– Я не хочу в садик…

– А мне плевать, – сказала она и стала резкими нервными движениями натягивать штаны на худые ноги сына. – Надо – значит, надо.

– Но там грязная комната… Я больше не выберусь…

Адам был напряжен,