Дипломаты в сталинской Москве. Дневники шефа протокола 1920–1934 - Артем Юрьевич Рудницкий

прочей мишуры и блеска, принятых в таких случаях в буржуазных странах. У нас дело сводится к обмену приветственными речами и интимной деловой аудиенции у Председателя ЦИКа, позволяющей обменяться мнениями по вопросам, интересующим обе стороны.

Чрезвычайно упрощены также и другие «дипломатические церемонии», как обмен визитов, обмен визитными карточками и т. д. Доминирует деловой подход к делу и проводится твердая линия упрощения всей этой «светскости», которая служит столь усиленным предметом забот буржуазных дипломатов и которой ими придается такое большое и чуть ли не первостепенное значение.

Флоринский

Москва, 7 января 1924 г.

Как должен одеваться советский дипломат

(«Вечерняя Москва»)

Недавно в советской печати т. т. Л. Сосновским и Б. Шумяцким (полпредом СССР в Персии) был задет уже не раз поднимавшийся вопрос о форме одежды (фрак, цилиндр) наших советских дипломатов за границей и о соблюдении ими этикета, принятого при буржуазных правительствах. В частности, полпред СССР в Персии т. Шумяцкий выступил с горячим предложением реформы, долженствующей отгородить большевиков-дипломатов от их буржуазных коллег.

Тов. Шумяцкий предложил установление для советских дипломатов самой скромной официальной формы одежды, например, черной тужурки с красным кантом у ворота и с гербом на лацканах, черных брюках и черной фуражке с советским гербом. По мнению т. Шумяцкого, при наличии этой обязательной государственной формы, советские дипломаты за границей не должны будут рядиться во фраки и цилиндры, потому что по дипломатическим правилам парадный костюм дипломатов является или фрак с цилиндром, или официальная форма, установленная для дипломатов тем или иным государством.

Ввиду большого интереса, который приобретает этот сравнительно небольшой вопрос в связи с предстоящим новым расширением сферы международных отношений СССР, редакция «Вечерней Москвы» опросила ряд виднейших деятелей советской дипломатии.

М. Литвинов, замнаркома по иностранным делам

Т. т. Сосновский и Шумяцкий на страницах “Рабочей газеты” дали, кажется, почти исчерпывающие объяснения печальной необходимости, заставляющей советских дипломатов иногда рядиться в чужие перья. Как бы ни были серьезны вопросы о новом быте, как бы сильно мы не хотели отличаться побольше от окружающей буржуазной среды, у советского дипломата на первом месте должны быть соображения дипломатической целесообразности того или иного поступка. Мы посылаем своих дипломатов ведь для налаживания добрых приличных отношений с буржуазными странами. Успех работы зависит в большей мере также от способностей дипломата наладить и личные хорошие отношения с представителями стран, с которыми ему приходится приходить в соприкосновение. Имея это в виду, приходится частенько, скрепя сердце, приспособляться к вкусам и привычкам этих людей. Как бы мы ни относились, например, к лорду Керзону, мы вынуждены обстоятельствами иметь с ним дело. Если бы советский дипломат, желая символизировать рабоче-крестьянский источник советской власти, явился бы к Керзону в рабочей блузе или крестьянской поддевке и смазных сапогах, «шокируя» (раздражая) при каждом посещении Керзона, то миссия нашего дипломата от этого вряд ли стала бы успешнее, а скорее наоборот. Керзон, конечно, не послал бы нам из-за этого второго ультиматума, но, желая избавить себя от “неприятного” ему зрелища, он старался бы избегать личных сношений с нашим представителем, а советское дело от этого, несомненно проиграло бы.

Если бы меня спросили, каким критерием (правилом) наши дипломаты должны руководствоваться в своих бытовых сношениях с внешним миром, я бы ответил: «Скромностью, но не в смысле обязательной чрезмерной скромности одежды, а в смысле избегания всего того, что внешне выделяло бы его в окружающей его среде…

В вопросах одежды мы и у себя дома ведь приспособляемся друг к другу и к общей среде. Мы все носим одежду того или иного покроя: тужурку, блузу, мещанский пиджак, не потому, что мы не можем придумать себе более изящной, более удобной, иногда даже более дешевой формы одежды. Если бы каждый решал этот вопрос индивидуально, по своему вкусу, то наша одежда была бы разнообразнее. Многие предпочли бы, например, летом, на курортах, нынешней обычной стеснительной одежде римскую тогу, греческий хитон, а может быть, гимнастические и даже купальные костюмы. Что мешает нам проявлять в этом деле свой индивидуализм, свой личный вкус? Я думаю, что, главным образом, здоровое, естественное чувство скромности, нежелание выделяться и привлекать к себе всеобщее внимание. Мы, таким образом, приспособляемся к чужим предрассудкам, которых мы сами не разделяем. Тот же принцип применим и к быту дипломата. Явиться в блузе или светлом пиджаке на банкет, где все присутствующие облачены, согласно установленному этикету, в черные костюмы, было бы проявлением такой же нескромности и дурного вкуса, как, например, если бы буржуазный дипломат вздумал прийти во фраке и цилиндре к нам на фабрично-заводской митинг. Помимо всего прочего, я полагаю, что именно чувство скромности должно заставлять наших дипломатов в торжественных случаях не выделяться по возможности из среды, в которую они попали. Они проявляли бы дурной вкус и нескромность, если бы явились хотя бы в самых изящных одеждах, во фраках или смокингах, там, где другие одеты в пиджаки, или если бы напялили на себя военную форму, когда остальные, тоже не военные, одеты в штатское платье. По этим соображениям я отвергаю предложение тов. Шумяцкого об установлении особой формы для советских дипломатов с красными выпушками, гербами и т. п., по той именно причине что они этим опять-таки становились бы центром внимания.

Пренебрегание местным этикетом (обычаями) иногда прямо-таки вредно. Я бы мог привести этому многочисленные примеры, но остановлюсь лишь на одном из них. Наша генуэзская делегация вполне правильно поступила, нарядившись по переезде границы в обычное заграничное платье. Лишь один весьма почтенный товарищ не захотел расстаться со своим рваным, довольно-таки неопрятным, картузом и черной блузой, «щеголяя» в них всюду: на улицах, на заседаниях конференции и т. д. Заграница сразу обратила на него внимание и стала придумывать объяснение такому странному поведению. Пошли догадки, предположения: “сверхкоммунист”, “чекист”, “око Ленина”, “политкомиссар при делегации” и т. п. Буржуазная пресса подхватила эти догадки и ими переплетала свои комментарии о выступлениях делегации на конференции. Товарищ, думавший, что, сохраняя свой быт, он проявляет особую скромность, на самом деле оказался, невольно, единственным щеголем среди нас. Смысл щегольства ведь в том и состоит, чтобы выделяться и привлекать к себе внимание. Этой цели, хотя бы и бессознательно, он и достиг. Это не было бы так опасно, если бы указанным поведением он не давал пищи буржуазной прессе для вредных догадок и затемнения действительного смысла того или иного выступления делегации.

Итак, резюмирую: приспособляться к заграничной среде заставляет наших дипломатов как чувство скромности, так и соображения дипломатической целесообразности. Мы можем предъявлять им лишь одно требование, чтобы они, как говорится, не