Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922 - Владимир Петрович Аничков

не оклеен обоями. Десево уступил нам одну комнату с прилегающей темной прихожей и угол в столовой, где за буфетом мы устроили уголок для моей матери. Я поместился в прихожей, а жена и дочь – в снятой нами комнате. Плату за квартиру мы разделили с Десево пополам.

Мятеж Гайды

Первая Речка была предместьем Владивостока и соединялась с городом трамваем, который, к сожалению, прекратил свои рейсы. Поэтому в город приходилось ходить пешком или ездить по железной дороге. Расстояние версты четыре, а может, и более. Путь шел по горам, и извозчики брали триста рублей в один конец, а затем и все пятьсот.

Несмотря на эти неудобства в сообщении, мы все же решили покинуть дачу и перебраться в город.

К сожалению, в квартире кухня была общая, что приводило к столкновениям между хозяйками. Дабы устранить это неудобство, решили, что хозяйки, поочередно меняясь каждую неделю, будут готовить на обе семьи.

Наступала зима. Наташа получила еще один урок в семье у богатого корейца и получала шесть тысяч в месяц, что возвращало ей расходы по проезду в гимназию.

При наступлении морозов наше жилище оказалось настолько холодным, что почти все время приходилось лежать втроем на кровати, согреваясь моей дохой. Весь угол комнаты заиндевел.

Это время, проводимое на Первой Речке, самое тяжелое и неприятное в моих беженских воспоминаниях.

Эти неприятности заключались не только в холоде, но и в мелочных ссорах с семьей Десево.

Каждое воскресенье мы рассчитывались за произведенные расходы и приходилось выслушивать упреки в дороговизне стола. Когда же хозяйничали Десево, было голодно. И порции малы, и за завтраком подавались одни макароны, и нам приходилось прикупать закуски.

После одного неприятного инцидента с семьей Десево мне пришлось снова искать жилье. В поисках квартиры я обратился к полковнику Степанову, герою Казани, как он любил себя величать (под его командованием была взята Казань, где оказался золотой запас).

Его теплушка была прицеплена к эшелону Артиллерийского училища, и мы познакомились с ним еще в пути. Он имел связи и обещал посодействовать в поиске квартиры, но тут же предложил купить у него только что убитого на охоте оленя за пять тысяч рублей.

Я взял эту дичину, смотря на покупку как на некоторую компенсацию труда по подысканию квартиры. Но мои надежды оказались напрасными. Степанов покинул Владивосток. Против него подняли дело о браконьерстве. Он, забравшись в олений питомник, принадлежавший земству и находившийся на одном из островов, перестрелял чуть ли не с десяток этих животных.

Мы целый месяц питались этим превосходным мясом. Впрочем, наши дамы почему-то брезговали олениной, и эту тушу я уничтожил с приезжавшими юнкерами.

Юнкера обычно приезжали в субботу и оставались до воскресного вечера. Вваливаясь в нашу квартиру, они тотчас забирали простыни и мыло и отправлялись в баню – вымывать вшей, покрывавших их тела сплошными гнездами. Вымывшись, они с огромным аппетитом приступали к ужину.

С приездом молодежи в нашем доме поднималось настроение, становилось уютно и радостно.

По их словам, у них не только бани, но и достаточно белья не было. В казармах – холод, ибо в окна до сих пор не были вставлены разбитые стекла.

Деньги таяли каждый день. Цены на продукты невероятные, но, переводя на иены, жизнь обходилась недорого, – не более полутора иен в день.

Вопрос о заработке волновал меня все более. Наконец я решился обратиться в редакцию одной из газет с предложением своих услуг по финансово-экономическим вопросам. Обещали подумать, но я чувствовал, что ничего из этого не выйдет. Сделал визиты Исаковичу и Степанову, управляющим местными банками, но никаких надежд на получение места не было.

Толкнулся к маслоделам, но и здесь, кроме обещания подумать, ничего не нашлось.

Приблизительно в первых числах ноября газеты сообщили об эвакуации Омска. Правительство Колчака перебралось в Иркутск. С падением Омска во Владивостоке заметно поднялось враждебное настроение низов. Оно ярко выражалось в грубом отношении рабочего люда к беженцам.

Приезжая в город с девятнадцатой версты, я обратил внимание на стоящий на запасном пути поезд. Мне сказали, что это Штаб-квартира чешского генерала Гайды, с которым я раза два виделся по делам в Екатеринбурге. Подумал было зайти к нему. Но сухой прием, оказанный мне когда-то в Екатеринбурге английским консулом, охотно посещавшим наш дом, а здесь даже не ответившим на визит, подсказывал бесполезность свидания и с Гайдой. Адъютантом его оказался знакомый моих детей, прапорщик Трутнев, сын екатеринбургского мукомола Николая Ивановича Трутнева, однажды побывавший у нас.

Неприятное сожительство с Десево частенько заставляло меня ходить в город в поисках новой квартиры. Прогулку эту я обычно совершал пешком. Иногда, когда в город собиралась за покупками жена, мы делали ходки в один конец пешком, а обратно, уже с покупками, на извозчике.

В одну из суббот стояла очень скверная погода, моросил дождик со снегом. Возвращаясь домой на извозчике, мы делились впечатлениями. Нас встревожили слухи о предстоящем выступлении Гайды, который совместно с Якушевым и Моравским, о коих я почти ничего не знал, будет поддержан американцами с крейсера «Бруклин», стоявшего в заливе.

Светланка, обычно переполненная публикой, на этот раз казалась зловеще пустой…

Было это 17 или 18 ноября 1919 года.

Вечером приехал Толюша с Шаравьевым, и почти одновременно с их приездом послышались винтовочные выстрелы, а затем и пулеметная дробь. Стреляли где-то за вокзалом. Раздавались и пушечные выстрелы. Темное небо рассеклось прожекторами с кораблей. Несмотря на большое расстояние, тихонько дребезжали стекла. На душе было пасмурно, и даже присутствие юнкеров не радовало, а вносило в душу тревогу.

Я не спал почти всю ночь, и только под утро, когда стрельба прекратилась, мне удалось заснуть.

Как потом оказалось, что в противовес слабой поддержке американцами генерала Гайды японцы оказали мощную помощь гардемаринам – единственным защитникам Розанова. Прожекторами военных судов они осветили вокзал, около которого собирались повстанцы. Гарды же находились в полной тьме и, будучи неуязвимыми, стреляли… Весьма возможно, что и японские войска, пользуясь тьмой, тоже принимали участие в перестрелке.

Под утро Гайда поднял белый флаг и сдался на милость Розанова. Рассказывали, что он, будучи привезен в Штаб, плакал и молил о пощаде. За него заступились чешские войска. Это причина того, почему этого авантюриста, вместо того, чтобы повесить, Розанов выпустил на свободу, взяв с него письменное клятвенное обещание, что с первым же пароходом тот навсегда покинет Россию.

Все мы были в восторге от победы Розанова. Нарыв прорвался, думалось мне, теперь настанет успокоение.

Вечером юнкера выехали