Габриэль Гарсиа Маркес. Биография - Джеральд Мартин

15 февраля 1956 г., через полтора месяца после закрытия El Espectador, была основана ее правопреемница — газета El Independiente. Два месяца ее возглавлял экс-президент страны и бывший генеральный секретарь Организации американских государств Альберто Льерас Камарго. После нескольких очень трудных и тревожных недель Гарсиа Маркес вздохнул свободнее. Плинио Мендоса, уезжая в Каракас в конце февраля, с легким сердцем покидал своего нового друга: тот снова прочно стоял на ногах, был материально обеспечен. Первая почти за три месяца статья Гарсиа Маркеса появилась в новой газете 18 марта. Он отправил состоящий из 17 частей репортаж — почти сто страниц (это выяснилось, когда статья была перепечатана и вышла отдельной книгой) — о судебном разбирательстве, связанном со скандалом о шпионаже: людям, представшим перед судом, вменялось в вину, что в период последних месяцев господства французов во Вьетнаме они передали коммунистам секретную информацию французского правительства. Таким образом, 12 марта 1956 г. El Independiente на первой полосе объявила «Специальный корреспондент El Independiente отправляется на самое сенсационное судебное разбирательство века». (Неудивительно, что позже Гарсиа Маркес будет пользоваться репутацией мастера гиперболы.) К сожалению, 15 апреля El Independiente закроют, и Гарсиа Маркес, затратив огромные усилия на серию очерков, так и не сумеет донести до читателя развязку скандального суда, что, конечно же, их расстроит, хотя это не самый лучший из его репортажей — как в плане занимательности, так и в плане литературных достоинств. И опять он, сам того не подозревая, окажется косвенно связанным с человеком, который позже войдет в его жизнь. Звездой судебного процесса был бывший министр внутренних дел, позднее министр юстиции Франсуа Миттеран — «белокурый молодой человек в светло-синем костюме, придавший судебному заседанию легкую окраску киношного действа»[508]. Сам Миттеран в этом деле тоже находился под подозрением, поскольку выступал против колониальной войны во Вьетнаме. Однако теперь и Миттеран, и весь остальной состав суда стали материалом для нового романа Гарсиа Маркеса.

На чердаке, где он жил, был слышен бой часов со здания Сорбонны. Когда он писал письма Мерседес Барча, своей невесте, которую едва знал, та смотрела на него с заключенной в рамку фотографии, висевшей над тумбочкой у кровати. Плинио Мендоса вспоминает, как он впервые поднялся в комнату друга: «Я шагнул к стене, чтобы посмотреть на висевшую там фотографию его невесты — симпатичной девушки с длинными прямыми волосами. „Это — священный крокодил“, — сказал он»[509]. После прибытия Гарсиа Маркеса в Европу Мерседес начала слать ему письма по два то и по три раза в неделю. Он отвечал ей столь же добросовестно[510]. Свои письма он обычно посылал ей через родителей: его брат Хайме (ему тогда было пятнадцать) вспоминает, как время от времени он доставлял Мерседес в Барранкилью послания Габито.

На создание нового романа Маркеса вдохновил небольшой захолустный городок на берегу реки, где он впервые увидел Мерседес, хотя в самом повествовании нет ничего романтичного. Своей книге он даст название «Недобрый час». Маркес даже не подозревал, что этот его злосчастный роман будет издан только в 1962 г. Действие в нем разворачивается не в те времена, когда в этом маленьком поселении жили семьи Гарсиа Маркес и Барча Пардо, а несколькими годами позже, в период, соответствующий времени написания романа. Главная тема — отголоски Violencia в контексте местной специфики. Это потому, что Violencia господствовала в мыслях всех колумбийцев как в самой стране, так и за границей, — Гарсиа Маркес сам в очередной раз косвенным образом стал ее жертвой; и то, с чем ему пришлось столкнуться в Боготе перед отъездом в Европу, обострило его антиправительственные настроения, что нашло отражение в его журналистике.

Город в романе Гарсиа Маркеса будто полностью списан с Сукре. Топографические детали столь точны, что читатель мог бы нарисовать карту места, где центральными объектами являются река, набережная, главная площадь и дома вокруг нее. Сукре будет местом действия нескольких коротких драматичных романов Маркеса: «Недобрый час», «Полковнику никто не пишет» и «История одной смерти, о которой знали заранее». В каждом из них будет отражена его жестокая судьба.

Пройдет много лет, прежде чем кто-то начнет задумываться о том, какой же город на самом деле стал прототипом небольшого поселения на реке, выведенного в этих произведениях. Большинство читателей по-прежнему будут тщетно пытаться найти в нем сходство с описаниями и атмосферой совершенно другого города — Макондо (Аракатаки). В будущем в своих интервью, говоря о Сукре, Маркес никогда не будет упоминать его название, так же как почти никогда не будет упоминать своего отца, и эти два факта, безусловно, неразрывны. Однажды он скажет: «Это поселок, лишенный магии. Вот почему, когда я пишу о нем, мое повествование всегда представляет собой некий журналистский вид литературы»[511]. Однако реальный Сукре, послуживший основой для формирования его критического реализма по отношению к отцу, к колумбийскому консерватизму и вдохновивший его на создание многострадальных персонажей, напоминающих героев фильмов Витторио Де Сики «Умберто Д.» или «Похитители велосипедов», — тот реальный Сукре мало чем отличался в социальном плане от Аракатаки; на самом деле братья и сестры Маркеса почти единодушно утверждают, что это в чем-то более необычное и романтичное место. Так что у каждого свое представление о магии. Просто, когда Габито жил в Сукре он уже смотрел на мир совсем не так, как в детстве, с младенчества до десятилетнего возраста, когда жил в Аракатаке. К тому же в Сукре рядом не было его любимого дедушки-полковника. Да и в любом случае полноценно в Сукре он никогда не жил, ведь его отправили в школу и, хотя учеба в школе считалась привилегией, он в то время наверняка думал, что его в очередной раз отлучили от семьи. Кроме того, если его аракатакский период жизни протекал на фоне утихающего экономического бума, то период жизни в Сукре совпал с началом Violencia.

Когда «Палая листва» была опубликована (незадолго до отъезда Маркеса в Европу), его друзья из числа коммунистов заметили, что книга, без сомнения, отличная, но на их вкус в ней слишком много вымысла и поэтичности. Гарсиа Маркес признается и Марио Варгасу Льосе, и Плинио Мендосе — они оба в то время были согласны с оценкой коммунистов, — что у него развился комплекс вины, так как в «Палой листве» он «ничего не порицает и не осуждает»[512]. Иными словами, данная книга не соответствовала коммунистическим концепциям социальной идейности литературы, которая призвана изобличать пороки капитализма и проповедовать лучшее социалистическое будущее. В принципе в понимании большинства коммунистов форма романа — это орудие борьбы буржуазии, а вот подлинно народное средство выражения XX в. — это кино.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});