Осенний призрак - Монс Каллентофт

Вот он достает нож и подносит его к моим глазам, прежде чем вонзить его мне в щеку. На рукоятке печать замка Скугсо.

Боль обжигает меня, и я больше не в силах сдерживать крик.

Беттина! Неужели я наконец тебя увижу? Ты можешь гордиться мной. Я не хочу лежать в часовне, мое место рядом с тобой, в лесу.

В конце концов, что такое этот замок? Несколько гектаров леса? История, которая никому не нужна?

«Я должен довести это дело до конца, — думает Дальстрём, — совершить задуманное, как раньше».

Сейчас у него твое лицо, отец. Или вы с ним одно целое?

Здесь не о чем думать. Разве они сомневались, когда гнали меня голого через школьный двор?

Кровь хлещет из щеки Акселя Фогельшё, и Андерсу хочется вонзить нож в его толстый живот. Но что-то удерживает его, словно кто-то шепчет ему в ухо: «Нет, еще не время».

И тогда Дальстрём бросает нож в угол и затыкает пальцами одной руки ноздри Фогельшё. Другой рукой он засовывает в рот графу тряпку. Теперь старик не может ни дышать, ни кричать, и гордость в его взгляде постепенно сменяется выражением ужаса.

Черно-белое кино.

Те, кто ползает в моей крови, должны навсегда исчезнуть. Я чувствую, рядом кто-то стоит. Это ты, Андреас?

Воздуха! Больше воздуха!

Я хочу встретиться с вами, Беттина, Фредрик, но только не сейчас! Катарина! Где ты?

Я был не прав, признаю это, пустите, простите меня, я ошибался, но я не готов умереть, я хочу еще жить, мне страшно, я чувствую, как огонь лижет мне лодыжки. Пусти! Я раскаиваюсь! Я хочу прокричать, что люблю тебя и всех остальных, что я твоя единственная надежда, но кровь все хлещет и хлещет, и твои пальцы все глубже проникают в мои ноздри.

Воздуха! Дайте мне больше воздуха!

71

— Мама?

Малин открывает дверь подъезда своего дома, когда голос Туве вырывает ее из размышлений.

Рядом Харри Мартинссон, ему не терпится снова запрыгнуть в машину.

— Туве?

«Я не могу сейчас говорить, милая».

Только что в квартире на Дроттнинггатан они обсуждали, что делать дальше. Где могут быть Андерс Дальстрём и Аксель Фогельшё? Ведь они наверняка вместе.

— Если Дальстрём перевез тело Фредрика на территорию замка, можно ожидать, что туда же он направился и с Акселем Фогельшё, живым или мертвым. Малин, Харри, поезжайте в Скугсо. Поговорите с Катариной и другими родственниками. Андерс Дальстрём сейчас очень опасен, и мы должны схватить его как можно скорее.

— Мама, а если я…

Малин бежит к автомобилю, прижимая к уху мобильник. Она не понимает, что говорит ее дочь.

— Туве, я не могу разговаривать.

А через несколько секунд ей хочется снова перезвонить дочери и попросить у нее прощения за то, что в тот вечер все так получилось, что она позволила ей уйти из квартиры ночью, за то, что она худшая мама на свете, и за то, что в жизни все так сложно.

По другую сторону Дроттнинггатан раскинулся парк. Сейчас в нем темно, холодно, и с дороги в нем ничего не видно из-за дождя.

Малин задается вопросом, хочет ли Туве, чтобы она перезвонила ей? Она знает, что должна это сделать, что сейчас как никогда нужна дочери.

— Быстрее, ради бога быстрее, — торопит она Харри.

Автомобильные фары освещают мокрый асфальт, словно два прожектора.

У Малин снова звонит мобильный. Туве? Только не сейчас! Но на дисплее высвечивается другой номер.

— Малин.

— Это Юхан Стеченгер.

Адвокат, занимающийся наследством Йерри Петерссона. Тот, кто нашел тело Фредрика Фогельшё.

— Я только хотел сообщить, что замок вчера продан. За сумму вдвое большую, чем заплатил Петерссон. Его отец согласился на сделку.

— Кто же купил Скугсо?

— Это… я… — мнется адвокат.

— Говорите, вам ничто не угрожает, уверяю.

— Я…

— Ну же! — теряет терпение Малин. — Я от вас не отстану!

— Аксель Фогельшё, кто же еще! Вчера я подписал последние бумаги и торжественно передал ему ключи от главных ворот. Вся коллекция Петерссона оценена и выставлена на аукцион. Фогельшё долго смеялся, когда получил ключи, говорил, что у него припрятана парочка дубликатов. Не думаю, что Петерссон сменил замки.

— Фогельшё выкупил Скугсо, — говорит Малин Харри.

Взгляд Мартинссона прикован к дороге, руки крепко держат руль. Они выезжают из города и углубляются в осенний ландшафт.

— Быстро!

— Старый вояка, — замечает Малин.

Машина на всей скорости мчится в сторону Скугсо. Они должны быть там.

За окном мелькают поля, леса.

Откуда берется сила, заставляющая людей совершать немыслимые поступки? Взять, к примеру, убийство девочки, которое Малин расследовала в прошлый раз.

Какая сила может заставить мать отказаться от разговора с собственной дочерью?

Малин закрывает глаза и снова видит безумную женщину, склонившуюся над Туве.

Она вспоминает одинокую Марию Мюрвалль в больничной палате.

Туве Форс.

Фредрик Фогельшё.

Андерс Дальстрём.

Йерри Петерссон.

Я знаю, что вас объединяет, и я могу кое-что сделать для вас.

Если не я, то кто же еще защитит тебя, Туве?

Впереди из тумана возникает Скугсо, словно ковчег всевозможных человеческих страстей. Они — первая машина, прибывшая на место преступления.

Свет зеленых фонарей играет на воде замкового рва. Или свечение исходит от самой воды?

На замковом холме никого нет. Малин бежит к воротам — заперто. Черт!

Их нет здесь.

За спиной появляется Харри.

— Похоже, что их здесь нет, — говорит он почему-то шепотом.

— Проклятие! Я была уверена…

Тишина, только ветер шелестит в кронах.

— Он мог открыть и запереть ворота ключами Фредрика, — говорит Малин.

— Обойдем вокруг, — предлагает Харри.

Они идут, не спуская глаз с замка, проходят пустую часовню с опечатанной дверью. Куртки их промокли насквозь, а Харри сжался в комок от холода.

Оба молчат. «Где его машина? — думает Малин. — Она должна стоять где-то здесь».

Они осматривают торцовую стену, когда слышат, как на холм с противоположной стороны въезжает автомобиль. Полиция?

И тут Малин замечает свет, льющийся из занавешенного окошка в подвале. Они с Харри обмениваются взглядами, кивают друг другу и, вытирая капли с лица, бегут по мокрому гравию к главному входу замка.

Трое полицейских в форме выходят из машины.

— К воротам! — командует Малин. — Они должны быть в подвале!

Полицейские бросаются к воротам и вскоре понимают, что внутрь им так просто не пройти.

— Заперто! — кричит один из них.

Малин приказывает им отойти назад и вытаскивает из кобуры пистолет. Она садится на корточки, прицеливается и выпускает целую обойму. Черный железный замок, которому, должно быть, не одна сотня лет, падает на каменные ступени лестницы.

Малин первая врывается в двери. Она пробегает комнату за комнатой, минует кухню, больше похожую на бойню, и спускается в подвал, где сейчас должны находиться Аксель Фогельшё и Андерс Дальстрём.

Она не думает о том, что ей предстоит увидеть.

В подвале темно, мокро и тяжело дышится. Малин слышит за спиной шаги своих коллег по каменному полу, чувствует их страх. Она приседает на корточки, заглядывая в комнаты, толкает двери ногой. Не здесь ли держали русских пленников, прежде чем замуровать в замковом рву?

Одна, вторая, третья комната. Никого.

В четвертой комнате виден свет.

Малин хватается за дверную ручку. Что там?

Она открывает дверь.

72

Он все еще здесь?

Беттина, это ты?

Нет, но он все еще здесь?

Что он такое говорит, я не понимаю.

Кто-то вошел, это он?

Наконец он вынул из моих ноздрей свои вонючие пальцы, но тряпка все еще у меня во рту. Он больше не мучает меня.

Мои ноги и руки опутаны веревками, и, пытаясь освободиться, я раскачиваюсь на стуле то в одну, то в другую сторону.

Но я хочу, чтобы он вернулся, я хочу увидеть тебя, Беттина.

Хочу ли я этого?

Нет, я останусь здесь. Я знаю, что должен делать, и сейчас мои глаза снова наполняются светом. Я слышу, как открывается дверь. Кто это, живые или мертвые?

Пощадите меня.

Я всего лишь человек.

Комната наполняется светом.

Малин видит Акселя Фогельшё. Он сидит на стуле посреди комнаты; его лицо залито кровью.

Он здесь один, Андерса Дальстрёма нигде нет.

Где же теперь твое величие, Аксель Фогельшё? Ты жив или мертв? Малин замечает, что ее по-прежнему охватывает смущение при виде графа, и осторожно приближается к нему.

Тело старика будто слилось в одно целое с каменным полом, который, кажется, насквозь пропитался его кровью.

Малин кладет руку на плечо графа. Тот щурит глаза, глядящие как будто ясно.