Ювенилия Дюбуа - Николай Александрович Гиливеря

свойства.

Разум Арсена Марковича наоборот, в настоящий момент был озабочен только полотном. Его живые и ясные глаза лукаво скакали по работе слева направо, сверху вниз, пытаясь не пропустить ни одной детали, а в лучшем случае, пытались найти те, которых и вовсе нет на плоскости.

Уголки тонких губ чуть приподнялись. Доктор на секунду косонул на автора, а вернув своё внимание снова на работу, заговорил:

— Вот скажите мне, голубчик, основное положение мне понятно. «Красный» Император с семьёй пребывают на небесах. Красные они, я так понимаю, потому что их убили красные? Или это очевидный символ крови?

— Да. — Коротко ответил Федя, не отрывая взгляда.

— Угу…Значит, да… Тогда, любезный, объясните мне, почему Ильич со своей «братией» окрашен голубым цветом? В чём здесь связь? Ты не подумай Федя, работа отличная. Я бы сказал, очень такая исторически-символическая. Просто я, сколько не думал, всё не мог взять в толк, причём тут голубой.

— Ну как же, Арсен Маркович, император он кто, по факту? Король, правильно. — Снисходительно ответил Мышкин, переводя свой взгляд то с картины на доктора, то снова на полотно. — А раз император по факту король, то у королей кровь голубая. Вот и товарищ со своей «братией» замарал свои маленькие ручонки об эту кровь, да не просто замарал их, а так сильно погряз в этой голубой крови, что вымазался ею навзничь.

— Как у тебя они лихо обменялись цветами! Но ведь Николай и после смерти оставил за собой титул последнего императора, то есть остался со своей метафорической голубой кровью, а «завоеватель», в свою очередь, только подтвердил свой красный флаг. Не считаешь? — Лукаво высказал своё предположения доктор, полностью довольный, что поставил своего друга в такой логический тупик.

— Полностью с вами соглашусь, хорошее замечание, но тут есть маленькая неувязочка. Во-первых, вне зависимости от социального статуса, кровь у всех одинаковая. Но здесь, знаете ли, тройное дно. Кровавое воскресение, равенство перед смертью и за что была пролита эта кровь. Проще говоря, Император и его семья как бы оказались на небесах уже не в привычной империи, а в совке под красным флагом. — Обычным голосом подытожил Федя.

— Очень любопытно, под таким углом я не думал, но ты мне не объяснил, почему «красные» покрашены в голубой цвет. Неужели причина только в этой символической голубой крови?! Фёдор! — Доктор говорил на повышенных, несвойственных для себя тонах. Он явно возбудился скорой разгадкой.

— Ну, тут есть ещё один подтекст, кхм… — Немного стушевался Мышкин. — Понимаете ли, в этом цвете и скрыт, скажем так, лёгкий «мазок» современного языка. Этот голубой цвет намекает на то, что «красные» поступили как… pidorasy. — Неловко закончил Федя. У него было такое чувство, что вот он маленький такой, нечаянно сказал бранное слово при отце. Но это, конечно, глупость, ведь он не был знаком со своим отцом лично, только по неохотным рассказам матери.

Наступило секундное молчание. В голове Мышкина эхом разносилось собственное последнее слово. Послышался гортанный непонятный звук, а затем Арсен Маркович зарвался громким хохотом. При виде того, как доктор захлёбывается в слезах, повторяя «pidorasy… мазок с… современного языка», Феде тоже стало смешно. Напряжение спало. Мужчина расслабленно улыбался. Даже девушка за стойкой отвлеклась от своего разговора, с улыбкой наблюдая такой редкий припадок смеха своего пожилого заведующего.

— Ой, Федя, ну насмешил старика. Слушай — это просто КЛАСС. Ха-ха, ну ты понял! Теперь одна из моих любимых работ, вот завернул, паршивец. Талант! — Похлопывал он друга. — Я бы с радостью с тобой ещё поболтал, но нужно подготовиться, сам понимаешь.

— Ещё успеется. — Ответил мужчина, собираясь уже идти в сторону лестницы, на втором этаже находилась его личная палата.

Второй этаж был отведён для самых спокойных пациентов, от которых не ожидалось проблем, и которые имели полное право спокойно передвигаться по клинике без особого надзора.

— А, Федя! Фёдор! На секунду. — Подозвал Арсен. — Совсем забыл о небольшой просьбе… это не обязательно, но, если вдруг у тебя получится…. Не сможешь ли ты прийти на общую терапию? Должны привести новенького пациента с похожей симптоматикой, как и у тебя. Я бы очень хотел, чтобы ты пришел и рассказал свою историю, чтобы эта заблудшая, испуганная душа увидела надежду, а самое главное, уверенность, что и она сможет преодолеть эту «стену». Что скажешь?

— Конечно приду, Арсен Маркович, какие вопросы, я вам всем обязан. После обеда? В двести первом?

— Да, mon cher, место встречи, как говорится. Буду рад тебя видеть. Ты, главное, не переживай. Просто посидим в доброй обстановке, как раньше.

— Тогда до скорого. — Улыбнулся Федя, отправившись к себе. Подобные собрания «откровения» он не посещал уже два года.

Ровно в четырнадцать часов пятьдесят пять минут Федя зашел в кабинет номер двести один. Все лица здесь были знакомые, некоторые завсегдатаи. Эта кучка, разумеется, имела друг с другом определённую дружбу. Не сказать, чтобы это была та самая дружба, о которой говорят «не разлей вода», скорее позитивное общение, иногда сводящееся к простым любезностям. В закрытых стенах головной мозг социального человека начинает находить замещение привычным вещам.

К примеру, палата становится комнатой. Общая столовая проговаривается про себя, как некая закусочная в прогрессивных жилых домах, а все пациенты — соседи, с которыми можно начать дружить, а можно держать вежливую дистанцию.

Вот и сейчас в кабинете собралось несколько соседей: молодая девочка Света, Ольга Павловна (бывшая учительница в государственной школе), очень экзотичный мужчина, просивший называть себя Бернар, и двое неразлучных друзей-дедов.

У всех, кто здесь находился больше года, вырабатывалась негласная привычка приходить на такие занятия заранее. Мотивы, разумеется, у всех разные. Кто-то хотел занять самое выигрышное (по его мнению) место, другой хотел занять место рядом с конкретным человеком. Фёдор же приходил всегда заранее, тем самым считая, что именно так он проявляет своё уважение доктору.

Он занял свободный стул между бывшей учительницей и Светой. Так получалось, что оставалось ещё два рядом стоящих стула. Для доктора и новенького.

Неужели главврач пригласил на сегодняшнюю терапию конкретных лиц? Но зачем? Или в Феде снова заговорил его «помешанный Фёдор». Возможно, старые привычки остаются с человеком надолго, тяжело от них избавиться вот так по щелчку. А если говорить про бзики…. Пути сумасшедших неисповедимы.

Вот по приоткрытой двери доносятся два вежливых стука. Стучащая рука распахивает дверь. Арсен Маркович настолько уважает каждую личность, что в собственный кабинет не может войти без этого вежливого «тук-тук». Он тихо произносит: «позвольте присоединиться», ведя за руку молодого парнишку. На вид тому лет шестнадцать, не