История Византийских императоров. От Василия I Македонянина до Михаила VI Стратиотика - Алексей Михайлович Величко

отнесся к женитьбе царя-вдовца на вдовой императрице и наложил епитимию на св. Никифора, запретив тому причащаться Святых Таинств в течение года. Император смирился и выполнил все, что требовал от него архиерей. Но затем св. Полиевкт неожиданно отказался признать каноничным сам брак св. Никифора с Феофано, поскольку, как ему сообщили, император некогда стал восприемником от святой купели детей царя Романа II. С большим трудом василевсу удалось доказать патриарху, что восприемником являлся не он, а его брат Варда Фока — в качестве свидетеля явился один священник и показал, что св. Никифор не имеет никакого духовного родства с императрицей. Епископы, присутствующие при обсуждении вопроса, настойчиво убеждали патриарха, что закон о невозможности брака при духовном родстве был принят при императоре-иконоборце Константине V Исавре, а потому необязателен к исполнению[500]. Скорее всего, патриарх не поверил, но, покинутый даже ближайшим окружением из числа клириков, смирился и сделал вид, что его устроили объяснения. Впрочем, по Константинополю все равно ходили упорные слухи, будто этот брак является кровосмесительным. Данное событие окончательно испортило отношения царя с патриархом, да и Феофано затаила лютую злобу на св. Полиевкта, видя в нем угрозу своему статусу[501].

Надо сказать, что популярность императора у населения Константинополя постепенно угасала, и на то были причины. Святой Никифор откровенно лелеял военное сословие и прощал своим солдатам многие правонарушения в мирной жизни. Кроме того, для пополнения казны он ввел новую монету с собственным изображением, имевшую меньшее содержание золота, но заставил принимать ее по искусственно завышенному курсу, что очень не понравилось населению[502]. А брат царя Лев Фока, некогда блестящий военачальник, став куропалатом, переродился в плохого администратора. В 968 г., когда случилась большая засуха, он в нарушение закона, запрещавшего должностным лицам заниматься торговлей, открыто спекулировал хлебом, покупая его за бесценок на стороне и продавая в столице втридорога. Торговля в Византии тогда осуществлялась через специальные корпорации, и государство тщательно следило за тем, чтобы цены на продукты питания и товары держались в установленных рамках. Поэтому использование Львом своего должностного положения являлось вопиющим попранием закона, в частности § 10 главы VI и § 4 главы 16 «Книги эпарха»[503].

Куропалат добился резкого повышения цен на продукты и повсеместного негодования. И хотя сам св. Никифор не имел никакого отношения к рыночным махинациям Льва, все посчитали, что братья поровну делят барыши. Однажды, когда царь в поле упражнял свое войско, к нему подошел седовласый старик и попросил зачисления в стратиоты. Император недоуменно спросил: «Ты же старый человек. Как ты сможешь выдержать всю жизнь солдата?» — на что старик не без иронии ответил, что он сейчас сильнее, чем во времена своей юности. «Ранее, я мог погрузить хлеб, купленный за одну монету на двух ослов, а сейчас, купив его за две монеты, могу нести на плечах». Довлели и налоги, которыми император вынужденно облагал население для обеспечения своей многочисленной армии. В общем, общественное мнение стало склоняться против царя[504].

Его авторитет упал еще больше после того, как царь наказал любимца войска и константинопольцев Иоанна Цимисхия. Видимо, к этому времени заслуженный полководец, обладавший острым умом и непомерным честолюбием, убедился в непрочности положения св. Никифора II, и в его голове созрели мысли о том, чтобы взять власть в Византийской империи в свои руки. Лучшим средством составить себе положительный образ являлось заступничество за обиженных константинопольцев против нарушителей закона. Цимисхий воспользовался этой возможностью — он горячо выступил против злоупотреблений Льва Фоки, за что поплатился чином стратига Азии, отставкой и ссылкой в имение без права посещать царский дворец.

Другим шагом, постепенно приведшим к политической изоляции императора, стало восстановление прежних царских прерогатив в части церковного управления. При всем своем благочестии и преклонении перед монашеством св. Никифор II вовсе не собирался мириться с тем, что при некоторых прежних императорах столичный клир и Константинопольский патриарх довлели над статусом василевса. То, что касалось лично его, благочестивый император, как мы видели, спокойно принимал. Но, как царь, категорически не терпел каких-либо попыток ограничить свою власть, если видел в том угрозу общему благу — абсолютной для византийского сознания категории.

Еще будучи полководцем, император пришел к тому нелицеприятному выводу, что существующая практика приобретения монастырями земельных наделов резко подрывает благосостояние Римского государства. Известно, что многие цари пытались ограничить права Церкви на земельные наделы, но в целом добились немногого. Как и ранее, монастыри владели гигантскими площадями сельскохозяйственной земли, не облагавшейся налогами, и тем самым вольно или невольно уничтожали основной финансовый источник Византийской империи для формирования и обеспечения армии. И так же, как в предыдущие времена, здесь создавалась основа для всевозможных спекуляций и злоупотреблений со стороны заинтересованных лиц, подрывавших экономические и финансовые основы государства.

Уже в 964 г. император издал новеллу, вызвавшую крайнее раздражение у клириков, которые считали, что она «дышит ненавистью к монашеству». В своей новелле св. Никифор обращал внимание в первую очередь на печальное состояние монастырей и монастырского благочестия.

«Не каждый ли час они стараются приобретать тысячи десятин земли, строят великолепные здания, разводят бесконечные табуны лошадей, стада волов, верблюдов и другого скота, обращая на это всю заботу своей души, так что монашеский чин ничем уже не отличается от мирской жизни со всеми ее суетами? Разве Слово Божье не гласит нечто тому противоположное и не заповедует нам полную свободу от таких попечений? Разве оно не поставляет в посрамление нам беззаботность птиц? Взгляни, какой образ жизни вели святые отцы, которые просияли в Египте, Палестине, Александрии и других местах, и ты найдешь, что жизнь их была до такой степени проста, как будто они имеют лишь душу и достигли бестелесности ангелов. Христос сказал, что только усиливающийся достигает Царствия Небесного и что оно приобретается многими скорбями. Но когда я посмотрю на тех, кто дает обеты удаляться от сей жизни, и переменой одежды как бы знаменуют перемену жизни, и вижу, как они обращают в ложь свои обеты и как противоречат поведением своей наружности, то я не знаю, как назвать это, как не комедией, придуманной для посрамления имени Христова. Не апостольская эта заповедь, не отеческое предание — приобретение громадных имений и множество забот о плодах, приносимых деревьями. Кто из святых отцов учил их этому и каким внушениям следуют они, дойдя до такого излишества, до такого, по слову Давидову, суетного безумия?»[505]

В качестве мер, направленных на устранение этих откровенно неблаговидных поступков, император, во-первых, хотя