Дикое правосудие - Крэйг Томас

Тургенев ненавидел своего отца. К матери, этому ничтожеству, безвольному слепку своего супруга, он испытывал смутную нежность. Одновременно она вызывала у него сильнейшее раздражение. Оба уже давно умерли.

Подойдя к автомобилю, Тургенев усмехнулся. Иранец озадаченно взглянул на него, не понимая причины его веселья. Не в этом ли кроется простое, самое простейшее объяснение тех радостей, которые доставляет ему капитализм? Антитеза, полное отрицание лакейской, идеологически выдержанной лояльности его отца.

Он дружески хлопнул Хамида по плечу, удивив иранца.

– Через два часа, друг мой, вы будете парить над облаками по пути в Тегеран. Не вешайте нос!

Он рассмеялся. Остатки недавнего унижения и негодования бесследно исчезли, не оставив в душе горького осадка.

Воспоминания об отце всегда оказывали на Тургенева такое воздействие. В них словно ощущалось первоначальное жжение, слабый укол, словно от погруженной в вену иглы, и эффект напоминал действие наркотического снадобья. Удовлетворение, мечтательная уверенность в своих силах, наслаждение властью и богатством. Как отец ненавидел бы его сейчас! До какого вопиющего позора и краха всех привычных истин не довелось дожить старому ублюдку!

– Поехали, Хамид, время не ждет!

Пребывая в самом лучшем расположении духа, Тургенев сел в лимузин.

* * *

Лок жевал бутерброды с жестким засохшим сыром, но никак не мог насытиться. Каждый глоток скорее увеличивал, чем смягчал его голод. Воронцов наблюдал за американцем с сардонической усмешкой, которая, однако, не отражалась во взгляде его жестких серых глаз. Рассвет медленно просачивался из-за плотных облаков, подкрашивая их равномерным серым свечением. Падавший снег больше не ослеплял, а казался тонкой завесой, за которой отчетливо проступали контуры аэропорта: одинокие самолеты, здание главного терминала, снегоуборочные комбайны, заправщики, грузовые амбары.

Вокруг не было признаков какой-либо деятельности, однако Лок соглашался с выводами Воронцова, оценивавшего численность людей ГРУ примерно в пятьдесят человек. Американец и русский майор сидели в автомобиле, где пахло пылью, потрескавшейся пластиковой обивкой, затхлой пищей и немытым человеческим телом.

– Нельзя, это слишком рискованно, – заключил Лок, сжевав остатки последнего бутерброда. Воротник и грудь его пальто были усыпаны крошками. – Мы попадем в ловушку, из которой нет выхода, разве вы не понимаете?

– Лок, я очень устал, – Воронцов немного сдвинулся на заднем сиденье и скривился от боли. Дыхание с сипением вырывалось из его груди. – Мы уже в тупике, прижаты спиной к стене. Самолет – это лазейка, путь к спасению. Мы должны выбраться отсюда, и как можно скорее. Разве вы этого не понимаете?

Любин находился в здании аэропорта, переодетый уборщиком. Дмитрий устроился на крыше, наблюдая за дорогой, по которой должны были привезти ученых… если их привезут. Марфа вела разведку вокруг ангара, где стоял «лиар-джет»[7] Тургенева, и выясняла расположение людей ГРУ. Слушая редкие отчеты Любина и Марфы по портативным рациям, украденным из сейфа в дежурной комнате милиции аэропорта, Лок остро ощущал полную бессмысленность происходившего. Безумная схема Воронцова, предусматривавшая похищение самолета Тургенева и вылет из Нового Уренгоя вместе с заложниками, казалась совершенно неосуществимой.

Но что можно было предложить взамен?

– Ну? – настаивал Воронцов. – Что скажете?

– Это же безумие!

– Согласен. Что еще нам остается?

Они обменялись яростными взглядами, словно коты с выгнутыми спинами и вставшей дыбом шерстью. Затем Лок пожал плечами и отхлебнул кофе из пластикового стаканчика. Теплая сладкая жидкость приятно согревала горло.

– Я по-другому смотрю на вещи, – тихо сказал он. – Тургенев может не приехать. Мы даже не знаем, собирался ли он это сделать!

– Послушайте меня, Лок, – левая рука Воронцова вцепилась в рукав пальто Лока. – Вы хотите выбраться отсюда или нет? Ваша жизнь имеет для вас значение или нет?

– А что?

– А то, что мы здесь не одни, – отрезал Воронцов. – Лок, мне, вероятно, так же наплевать на свое будущее, как и вам, но я несу ответственность за своих людей. Мне было достаточно трудно убедить Любина в том, что он не бросает свою жену и ребенка на произвол судьбы! Никто из моих людей не заслуживает смерти. Понимаете? – его глаза горели, губы дрожали от ярости. – Я не позволю вам это сделать! Вы обязаны нам жизнью, черт бы вас побрал!

Лок подергал кончик сырого шарфа, обернутого вокруг его шеи.

– Мой план может показаться безумным, но он безопаснее любого другого, – продолжал Воронцов.

– Это зависит от того, приедет ли Тургенев. Иначе они просто расстреляют самолет из бронетранспортера или самоходной установки! Вы не подумали об этом?

– Я думаю в первую очередь о том, что если Тургенев действительно приедет, то вы убьете его при первой возможности, и тогда они наверняка уничтожат нас. Вот о чем я думаю, Лок. А вы?

– Но если он все-таки не приедет?

– Если мы достаточно быстро и скрытно сумеем проникнуть на борт самолета, у нас все равно останется шанс на спасение, – Воронцов уставился в пол, словно устыдившись собственной лжи.

– Если Тургенев не приедет, я не пойду с вами.

– Я знаю, – Воронцов немного помолчал и добавил: – Я и сам вряд ли доберусь до самолета.

Он смотрел на свою сломанную руку, болтавшуюся на перевязи под плотно застегнутым пальто, на тело, утратившее былую силу и подвижность.

– Для вас это единственный способ отомстить, Лок, – произнес Воронцов после очередной напряженной паузы. – Воспользуйтесь им. Ну что, вы согласны?

– Да.

– Отлично. Сколько сейчас времени?

– Десять минут восьмого. Светает.

Воронцов неуклюже поднял портативную рацию, лежавшую между ними на пластиковом сиденье, и прижал аппарат к небритой щеке.

– Дмитрий, есть что-нибудь новое?

Вой ветра почти заглушал голос Дмитрия.

– Пока ничего, Алексей.

Изогнув шею, Воронцов взглянул через заднее окошко на взлетно-посадочную полосу. Старый автомобиль, замаскированный снегом и припаркованный в ряду с другими автомобилями, принадлежавшими служащим аэропорта, утратил подозрительный вид. Снегоуборочные комбайны неподвижно стояли в конце полосы. Последняя расчистка прошла час назад, когда свет фар прорезал темноту, а снег летел в сторону огромными фонтанами.

Воронцов узнал от Лока о смерти Паньшина. Тургенев не знал о том, что им известно об аэропорте и тегеранском рейсе.

– Ладно, продолжай наблюдать… Любин?

– У меня все спокойно, майор, – хрипловатым заговорщицким шепотом отозвался молодой человек. – Увеличения активности не наблюдается. Ленивые ублюдки, – добавил он скорее для того, чтобы сбросить нервное напряжение, чем искренне негодуя на нерадивых служащих.

– Хорошо. Марфа?

Снова завывание ветра, ясно различимое в салоне автомобиля. При мысли о холоде снаружи Лок инстинктивно похлопал по коленям руками в перчатках.

– Они производят обычное патрулирование. Самолет прошел техосмотр, но не заправлен. И я не вижу никаких признаков пилотов.

Марфа говорила шепотом. Воронцов ощутил неприятную пустоту в желудке.

– Где ты находишься?

– В ангаре, за какими-то большими контейнерами.

– Еда была доставлена на борт?

– Думаю, да.

– Стюарды, бригада обслуживания?

– Видела только одного… хотя нет, там было двое: мужчина и женщина. Сейчас они внутри, и я их не вижу… Подождите-ка!

Ее возбуждение встряхнуло обоих мужчин. Затем она зашептала еще тише, и Лок склонился к Воронцову, пытаясь расслышать ее слова.

– В ангар только что въехал автомобиль, из него вышли двое мужчин… Они поднимаются на борт. Пластиковые кейсы, карты, должно быть, это командир и второй пилот!

– Отлично. Держись на связи. Дмитрий, оставайся на прежнем месте, пока не увидишь что-нибудь определенное. Любин, немедленно возвращайся!

Воронцов торжествующе посмотрел на Лока.

– Они должны приехать, дружище, теперь уже точно! – он засмеялся и сразу же зашелся в приступе мучительного кашля. – Тургенев сам дает нам веревку, на которой мы его повесим! – почти беззвучно просипел он.

Услышав рев мощного двигателя, Лок с безумным видом огляделся по сторонам. Один из снегоуборочных комбайнов ожил и двинулся к взлетной полосе.

– Мы можем взять ученых внутри ангара? – спросил он.

– Все зависит от того, где будет заправляться самолет.

– В ангаре или… – Лок видел, как второй комбайн выехал на взлетную полосу. Снег уже летел огромной волной в сторону от первой машины. – Или на взлетной полосе. На открытом месте всегда безопаснее. Как нам быть, Воронцов?