The Мечты. О любви - Марина Светлая

вообще что такое творится? Куда ни пойдешь — отовсюду твое имя выскакивает в самых нелицеприятных формулировках. А каков охват! С душой же делают, а!

— Значит, кому-то очень нужно, — спокойно проговорил сын. — Кофе, кстати, хочешь?

— Потом, — мотнул головой отец. — Мы с Жекой договорились вместе в ее перерыв… Значит, кому-то ты очень сильно дорогу перешел.

— Возможно. Но я решу. Ты так же, как и я, знаешь, что этот тендер чистый.

— Да в том-то и дело! — всплеснул руками Моджеевский-старший. — Ладно бы реально вляпались… А тут… как будто пальцем в небо целят и пытаются попасть. И реально — им ты покоя не даешь, на меня насрать. Узнаю, кто эта гнида — удавлю!

— Нафига? — рассмеялся Богдан.

— Вот вырастет твой Андрей — узнаешь нафига.

— Я к тому, что есть и другие способы. Более цивилизованные.

— Не всегда работает, но хрен на него, набивай свои шишки сам. Идеи хоть есть, кто и почему?

— Думаю, есть. И Савелий работает, — Богдан снова стал серьезным. — Не переживай и береги нервы. У тебя еще тоже есть, кого растить.

Роман Романович помолчал, внимательно разглядывая своего старшего детеныша. Вполне собственноручно выращенного. Тянуло растянуть лыбу, но сдержался. Проблем — гора, чтоб лыбиться. Да и вообще, это было довольно странно — оказаться несколько даже отстраненным от разбросанного вокруг компании дерьма… вернее, кризисной ситуации. Непривычно. Выходит, что вместе с Бодькой выросло и что-то новое?

За этим было и радостно, и забавно наблюдать.

Но все же, напустив на себя серьезный вид, Роман Романович счел нужным проговорить:

— Ты уверен, что мне не стоит подключаться? Черт с ним, с министерством, там вечный бардак, но антикоррупционное бюро…

— Ну давай начнем сначала, — развел руками Богдан. — Коррупция есть?

— Да где ж ее нету… в смысле, по стадиону — не подкопаешься!

— Ну и все!

— То есть вот так просто?

— Нет, конечно, — хмыкнул Моджеевский-младший. — Будто сам не знаешь. Они будут рыть, мы будем разгребать отвалы. Но это нормальный процесс, потому будем решать проблемы в процессе их поступления.

— А вот интересно… это у тебя в развитии сейчас наступила стадия «я сам», как у трехлеток, или это я правда старый и кипишный стал?

Богдан хмыкнул и на мгновение задумался, подбирая слова. Отец как-никак. И наконец проговорил:

— Кипишный ты по жизни, вообще-то.

— Ну спасибо, сын, — хохотнул Роман Романович и растер переносицу. После пошарил в кармане пиджака, вынул футляр с очками и напялил их на нос. — Я на той неделе уезжаю в столицу, надолго. Курировать стройку. Минимум на пару недель, потому как у нас не только на бумагах надо, чтоб никто подкопаться не мог. Если будет усугубляться — звони, слышишь? Да даже просто посоветоваться — звони. Ты всем доказал давно, что справляешься и справишься самостоятельно. Но в том, чтобы посоветоваться, — точно ничего такого нет.

— Надеюсь, не понадобится, — легко проговорил Богдан, — у тебя и своих хлопот предостаточно. Но я знаю, правда. Если что — обязательно позвоню.

— Хорошо. Тогда я погнал, а то и правда обед скоро… Стратегически важный кофе с супругой. Все еще не теряю надежды убедить Жеку приехать ко мне с Лизкой, у мелкой как раз неделя каникул.

— Сопротивляется?

— Работа у нее! Трудится. Некогда вздохнуть. Скоро убедишься, что у твоей сестры Малич тоже дел слишком много по сравнению с тобой, олигархом несчастным, — расхохотался Роман Романович, подхватываясь со стула.

— Придумаю ей благотворительный фонд со свободным графиком, — сообщил на прощание Моджеевский-младший.

— Ну попробуй, с удовольствием на это посмотрю! — обнадежил его отец и свалил.

А стало быть, теперь, скорее всего, как минимум, до второй половины апреля они не пересекутся. И желательно добиться до этого времени устранения хотя бы части навалившихся катаклизмов. И на корпорацию, и лично на него, Богдана Романовича Моджеевского. Потому что сдерживать отца, даже когда тот делает вид, что полностью доверяет и стоит в стороне, чем дальше, тем будет труднее.

С другой стороны, Богдан прекрасно отдавал себе отчет, что Моджеевский-старший прав. Раз уж столь пристально внимание к строительству стадиона, то на объекте он нужнее. На месте. Там и мышь не проскочит в присутствии отца. И значит, этот фланг закрыт абсолютно и полностью. Рита отмашется перед министерством. Антикоррупционное бюро — не факт, что вообще припрется, а даже и если — у него к тому времени, даст бог, будут результаты независимой проверки на руках. Ну пусть не возьмут во внимание и начнут свою — но их это явно расслабит.

И, следовательно, оставалось решить еще одно. Самое главное. Но при этом и самое сложное. Потому что подвешенное состояние их текущего положения начинало накалять, а Моджеевский не любил никаких подвешенных состояний в принципе. И в особенности того, что касалось ее. Его Юльки. И без того слишком долго ждал.

Десять лет ее ждал.

Десять чертовых лет.

Уезжал на край света и возвращался. Жил. Учился. Работал. Ездил в отпуск. Катался на лыжах. Играл в поло. Возводил бизнес-империю и строил космические корабли из Lego. Ел. Пил. Курил. Бросал курить. Встречался с девушками. Избегал чего-то серьезного, не подпускал никого близко, ограничиваясь теми, кто готовы «дружить». И держал в голове, что на земле есть Юля. И что он — ее.

Без надежды на будущее.

Без надежды хоть на что-то.

Просто ждал до тех пор, пока не дождался.

Неожиданно обнаружив, что это была их проверка временем. И они ее прошли, пусть и порознь. В том единственном, что действительно имеет значение — они ее прошли.

Чудом — у них сын. Готовая семья.

Но все эти неурядицы, жалящие то тут, то там, — начинали откровенно доставать. Особенно при условии, что Богдан и половину информации до сведения Юльки не доводил. В первую очередь, ради нее самой. Но почему-то уверенный, что сейчас она шипы выпускать не станет при любом раскладе. Научившись ему доверять, быть может. Может быть, потому что при ситуации, подобной отцовской, Юльку приехать в столицу уговаривать было бы не надо. Она бы сама