Особенности национального пиара. PRавдивая история Руси от Рюрика до Петра - Владимир Мединский

Всех наших московских и питерских историографов переплюнул немец Карл Маркс. Помимо всего прочего ведь он был еще и историком — ну, в своем роде.

Ненависть к капиталистам у Маркса органично сочеталась с русофобией. Благодаря последнему малопочтенному качеству его слова об Иване Калите до сих пор любят повторять украинские националисты: «Карл Маркс писав, що вiн поэднував "риси татарського ката, блюдолиза i головного раба"». По-русски это будет так: «Смесь татарского заплечных дел мастера, лизоблюда и верховного холопа» (эти слова мы и вынесли в эпиграф)[79].

Хуже не скажешь.

Постпиар Даниловичей

Надо сказать, советская школа давала определенные конкурентные преимущества (хотя тогда говорилось про «крепкие знания»). Все мы кое-что помним из истории. И у всех нас есть представление о том, что на протяжении древних веков нами правили мудрые князья, под руководством которых наши предки и создавали великую страну. Данное представление — базисное, оно заложено где-то в фундаменте мировоззрения, в основах культуры. Конечно, мало кто перечислит московских князей с той легкостью, с которой мы делаем это в данной книге[80].

Но в целом советское образование сделало Даниловичам хороший PR.

Будущий Донской. Путь на Куликово поле

ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ (1350-1389) — в нашей истории он отпиарен не меньше, чем Александр Невский, и уже трудно понять, где правда, а где вымысел. Но очевидно, что Дмитрий Донской руководил войском не чисто русским, а войском смешанным: русско-татарским и Бог весть еще каким. Так же, как и на стороне Мамая были не только татары, но и литовцы, и русские

Были среди Даниловичей и выдающиеся личности. Даже убежденный критик московских князей Ключевский не находит, что бы такого плохого сказать про этого князя: «В шести поколениях один Дмитрий Донской далеко выдался вперед из строго выровненного ряда своих предшественников и преемников. Молодость (умер в 38 лет), исключительные обстоятельства, с 11 лет посадившие его на боевого коня, четырехсторонняя борьба с Тверью, Литвой, Рязанью и Ордой, наполнившая шумом и тревогами его 30-летнее княжение, и более всего великое побоище на Дону положили на него яркий отблеск Александра Невского».

Аналогов в более поздние времена Дмитрию Донскому найти трудно.

Если они и находятся, то не среди монархов, а в рядах военачальников.

Суворов, Кутузов, Румянцев, Багратион, Нахимов, Скобелев... Полководцы. Воины. В первую очередь, именно воины, как и первые русские князья.

Дмитрий взошел на московский престол в 9 лет. Соседи решили воспользоваться тем, что Русью теперь собирается править третьеклассник. К тому же в Орде тут же началась, по выражению летописца, «великая замятия». Ханы постоянно менялись, причем каждый последующий убивал предыдущего. Сбывалось то, на что рассчитывал Александр Невский, родоначальник московской династии.

Первым подсуетился суздальский князь, в неразберихе отхватив ярлык на великое княжение.

И в 1363 году 12-летний Дмитрий выступил из Москвы в свой первый поход, чтобы изгнать суздальского самозванца из Владимира. И изгнал.

Несколько позже он повторил PR-прием своего деда против Пскова (Ключевский был прав, говоря про «наследственный запас понятий, привычек и приемов княжения»). Когда в Нижнем Новгороде возникли сепаратистские настроения, Дмитрий отправил туда послом Сергия Радонежского. Сергий затворил все церкви и запретил все церковные службы. Опять — ни креститься, ни жениться, ни помереть. Естественно, Нижний вскоре выразил лояльность Москве.

У этого случая на Руси был широкий резонанс. Страна получила новый сигнал о том, на чьей стороне церковь. Молодой Дмитрий не был наивным человеком, а уж окружавшие его бояре и вовсе съели не одну сотню собак в делах войны и мира. К небесной защите было решено добавить реальные укрепления, поэтому в 1367 году князь заложил каменный Кремль. Москва стала Белокаменной. Разумное и дорогостоящее мероприятие по укреплению столицы московских князей отозвалось мощным PR-эффектом. В глазах Руси Москва превратилась в твердыню, объединившую военную силу, политическую и церковную власть. «Как за каменной стеной» — это с той поры про Москву.

Белокаменная — это уважительное имя держится за столицей вплоть до сегодняшнего дня (хотя еще в конце XV века был построен новый Кремль из красного кирпича с его знаменитыми двурогими зубцами-мерлонами)[81].

Оборонительное значение новый Кремль, построенный Дмитрием, разумеется, тоже имел. И вскоре его проявил. В рамках вновь открывшегося противостояния с Тверью к Москве подошли литовские войска. Литовцы рассчитывали взять деревянный Кремль с ходу, поэтому осадными орудиями не запаслись. К их вящему удивлению, вместо деревянного частокола пришлось упереться во вполне приличную европейскую фортецию, построенную на холме, внутри завитка Москвы-реки по всем законам тогдашнего фортификационного жанра. Да к тому же еще издевательски белого, слепящего на солнце цвета.

Васнецов А. М. (1856-1933). Московский Кремль при Дмитрии Донском

«Фигасе заборчик, предупреждать надо...», — наверное, почесали в затылке горе-захватчики.

Простояв под новыми каменными стенами три дня да по-разоряв посады, больше они ничего сделать не смогли и понуро убрались восвояси.

Между тем в Орде после кровавой чехарды вроде бы утвердился новый правитель Мамай, и очередной тверской Михаил сумел выпросить у него ярлык на великое княжение. На всякий случай тот отправил его назад на Русь с военным отрядом некоего ордынского вельможи.

Дмитрий, узнав эту новость (ах как хочется написать историко-приключенческий роман о работе разведки и контрразведки в период ордынского ига, но, ясное дело, не найдется на это времени), взял клятву с горожан: на великое княжение Михаила не пускать, а от татар отбиваться. Сам он встал с московским войском под Переяславлем.

Татарский посол отправил гонцов к Дмитрию с приказанием явиться к ярлыку — к присяге. В ответ он получил: «К ярлыку не еду, Михаила на княжение Владимирское не пущу, а тебе, послу, путь чист!»

Такого на Руси не было с рокового 1237 года, когда явились полчища Батыя... «Путь чист!» Это обычно понималось как «Пошел вон!»

Однако посол проявил невиданную для того времени дипломатическую гибкость (Восток все-таки — дело тонкое!) и предпочел сделать вид, что это приглашение в гости. Он не поскакал жаловаться в Орду, а дисциплинированно сам (!) прибыл к Дмитрию. Был принят с почетом, получил богатые дары. Никаких репрессий со стороны татар не последовало.