Наследие Евы (СИ) - Рицнер Алекс "Ritsner"

Стах знает Тима. Тим не дерется. Этого нет в его картине мира.

«Вас избили?..»

— Не подружились они. Обидно, конечно. Тиша сам-то… Мне воспитательница часто говорила, что он все время грустный и один, и ни во что не играет, и к другим детям не тянется. То у окна все стоит и ждет… не знаю уж кого сильнее — маму или папу… Такое детство у него: все один да один… А детки, они ведь жестокие, они не понимали… Всякое было. Я сразу вспомнила, когда ты про класс сказал… как они толпой его погнали по улице… Я думала сначала: играют. А он обернулся — и они с криками разбежались. Что он вроде привидений видит или что-то такое… Так… что там случилось, в классе?

«Это с садика. Мне иногда кажется, что ты просто не замечаешь…»

«Чего не замечаю?..»

«Какой я…»

«И какой?»

Стах хочет уйти. У него ком в горле. Не хватает воздуха. Он поднимается, он спрашивает не своим голосом:

— Где у вас ванна?

— Вторая дверь направо…

VII

Стах включает воду. Щекочет щеку — он вытирает рукой, раздраженно, с отторжением. Шмыгает носом. Поджимает губы.

Умывает лицо. Закручивает краны. Спешно собирается — прочь из квартиры, которая когда-то была Тиму вторым домом, и, не простившись с хозяйкой, выходит.

В последнее время он бежит и бежит… От собственных чувств.

Но они всегда догоняют.

VIII

Стах сидит на низкой ограде во дворе чужого дома. Он знает, на что способна детская ревность — даже спустя годы, даже когда уже от детства не осталось и следа. Он знает, кто потащил в школу «могильные шуточки».

«Я думаю… что ему объявили бойкот когда-то».

«Мне одноклассник не сказал про очки, чтобы не тронули меня. Ты молчишь, чтобы не тронули Тима. А Тим — почему?..»

«Семью. Я выбрал семью…»

Когда Денис подходит к дому, Стах поднимается навстречу.

— И в какой момент? В какой момент это зашло слишком далеко? Когда они толпой его избили или когда сломали ему палец? Или когда облили грязью? Ты поэтому свалил?

Денис встает на месте. Как загнанный в угол. Стах делает шаг — он отступает.

— Чем вы шантажируете его? Матерью?

Денис пятится, а потом срывается с места — в противоположную сторону от дома. Стах несется за ним. Хватает за капюшон, валит на спину. Они возятся посреди тротуара, дерутся.

— Отвали! Отвали!

— Как тебе спится по ночам?!

— Мы не делали ничего, чего бы ни делала его больная мать! Отвали!

Пользуясь замешательством Стаха, Денис вырывается и пробует подняться. Но Стах быстро приходит в себя и роняет его обратно на землю.

— Что это значит?!

— То и значит! Что его мать была той еще сукой!

— Я тебе переломаю пальцы.

Стах планирует держать слово. И проверять, хватит ли выдержки — не вскрикнуть. Он валит Дениса на живот, заламывая ему руку за спину — и загибает палец.

— Я не шантажировал! Я в этом больше не участвую! Я ушел!

— Ты ушел! Хорошо тебе?! А он не уходит. Почему?! Кто тогда, кто его шантажирует?!

Денис молчит.

Стах перехватывает палец покрепче, но тот не идет наверх, дрожит от напряжения.

— У них ее дневник, понятно?! У них ее дневник… Отвали! Я все сказал, отвали! Я все тебе сказал! Хватит!

Стах отпускает. Не понимает:

— Что за дневник?..

— Такой! Со всякой дрянью! Мать Лаксина со своими подружками довела одноклассницу до самоубийства. Девочка сиганула с многоэтажки. Затравили. А все вокруг говорили: «Ах какая была красавица, ах какая была замечательная». Да уж, замечательная! Мы почитали, что она понаписала. «Ой, так херово, ой, я чудовище, ой, хочется придушить сына». Жаль, что не придушила. Лучше бы он сгорел.

Стах не верит. Ни единому слову.

— Откуда?! Где вы его взяли, этот гребаный дневник?! Где?

Денис молчит.

— Откуда?!..

-

Что, в таком не признаются?..

Стах осознает. И просит уже ровно, без эмоции:

— Скажи, что это не ты…

Но Денис молчит.

-

-

-

Раздается хруст.

-

Кричит. Больно. Тим не кричал.

IX

«Да что ты знаешь обо мне?»

Стах не может спать. Перекладывается с боку на бок. Утыкается в подушку носом, сжимает в руках. Смотрит на фантом Тима, застывший у его подоконника.

«А твоя мама?..»

«Мама?..» — Тим как-то глухо повторяет — и уходит в себя, а потом растворяется.

Врывается мать, всегда врывается без спроса. Рушит моменты, сажает под домашние аресты, закатывает истерики. Спрашивает: «Что такое?.. Вы какие-то грустные».

Тим.

Вдребезги разбитый Тим.

Катастрофа в масштабе один к одному.

Стаху такое не собрать по осколкам, не склеить. Не осознать.

X

Стах замирает в проходе, перед Соколовым, когда в классах — еще по паре человек. Он решил головоломку. Он не знает, что с этим делать. Но в органы опеки уже поздно. Лет четырнадцать уже поздно. Стах больше не тронет — ни одного осколка. Пусть кто-нибудь вытащит их из него. Пусть кто-нибудь разберется. А он — больше не может.

«Ну что ты буянишь?..»

«Да потому, что мне больно! А ты дурак!»

========== Глава 38. Формула яда ==========

I

Стах видел Тима в гимназии только раз после всего. Тим отвел взгляд и поспешил исчезнуть. Он больше не появляется ни в северном крыле, ни в библиотеке. По крайней мере, Стах не пересекается с ним. А после уроков… сначала Стах был под домашним арестом за свои похождения по Тимовым мукам в гостях у Дениса, а потом…

Он не знает, что делать, если Тим не откроет. Он не знает, как после этого — надеяться.

И не знает, как говорить с ним, как его касаться, услышав это все…

II

У Стаха долгие выходные. Мать опять выводит его в город. Развеяться. Он бы хотел — прахом. Таскается за ней, как привязанный, волочится, как наказанный, как не на своих двоих.

— Аристаша, что ты такой грустный, милый?

— Устал, — не врет, но для пущей убедительности дарит ободряющую улыбку — не себе.

— Конечно, устанешь… Непонятно где ходишь целыми днями…

Стах обрывает:

— Нет, мам, не поэтому.

Какое-то время она идет молча. Потом предлагает:

— Может, попить витаминчики? Хочешь витаминчиков? Это от недостатка солнца.

Это от недостатка Тима.

— Сейчас за углом будет аптека.

Она может скупить хоть всю. Лучше снотворное. Обезболивающее. Антидепрессанты. Горстями. До беспамятства. Намешать — и не взбалтывать. До утра. До лета.

— Ты что-то такой задумчивый в последнее время… Что же это с тобой такое? Мне это не нравится. Точно все хорошо?

Задумчивость — хреново. Галочка. Пункт. Таблоид. Лозунг дома Сакевичей. Хватит мыслить, завязывай.

— Я устал.

— Ты уже говорил…

— Повторяюсь.

— Ты не голоден? Хочешь чего-нибудь?

Очень голоден. Мучает жажда. В бескрайней ледяной пустыне. Ей лучше не знать.

— Зайдем в кафе? — это вопрос-факт: она дверь уже открыла.

III

Стах ловит себя на мысли, что выбирает. Открытые продукты. Без красного. Какие-нибудь расчлененные на составляющие. Хочется с Тимом в кафе. Решать ребусы с меню.

IV

Мать даже ведет Стаха в книжный. Но его настроение стабильней, чем снег на апрельских улицах холодного серого города. Стах шатается среди книг бестолково, потерянный. Ловит в фокус «Большие надежды». Морщится. Хочет уйти.

— Ты же совсем не смотришь ничего… Ну что же это такое?..

— Я устал.

— Ну потерпи. Конец года…

Еще хуже. Конец года. Пауза размером в три месяца. Не видеть. Не слышать. Даже не ссориться.

— Да что ты?.. На тебе лица нет…

— Пойду посмотрю… что-нибудь.

Тошнит от классики. Стах уходит подальше, чтобы не напрягать мозг. Мать бродит у любовных романов. Смеется с продавщицей. Та подсказывает. Отвлекает. Стах отходит еще…

Тишина… без нее. Тишина так похожа на Тишу. Это сокращенно. У нее теперь есть свое имя, свой образ, глаза цвета Баренцева залива. Увлечение — бумажками, письмами. С белыми розами. У тишины белый цвет…