Мёртвые душат - Александр Бреусенко-Кузнецов

Удалось узнать, что владения эти — вполне приличные, и густо заселены мертвецами. Хотя само селение Батурм, давшее название замку, не сохранилось, зато великанской семье принадлежало целых четырнадцать деревень, своевременно спасённых от естественного вымирания путём поголовного введения крестьян в посмертие.

— И сколько же у вас мёртвых крестьян? — поинтересовался Чичеро.

— Я знаю точную цифру, — сказала младшая дочь Ногера — Ала (или Гала), которая не только с гордостью носила наряды западного кроя, но к тому же оказалась не чужда познаниям в арифметике, — восемь тысяч девятьсот двадцать шесть!

— Я восхищён! — сказал Чичеро. — Что за поразительная точность! — более чем точность, его, понятное дело, восхитила сама цифра.

— Мне легко было запомнить, — скромно потупилась юная великанша, — ведь эта цифра очень давно не меняется. Мёртвые крестьяне не мрут, но и не размножаются.

— Да, гордо подтвердила её мать, — дар посмертного размножения был дан Владыкой Смерти немногим: только всем великанам, пришедшим в здешние места из Менга, да ещё нескольким из монархов прежних западных государств.

Поскольку проблемы размножения западных мертвецов Чичеро не волновали, он постарался вернуть разговор к крестьянам. Бытом своих крестьян — ничуть не более западным, чем в прежние времена — великанши, понятно, не могли гордиться, поэтому отвечали с несколько поджатыми губами. Вопрос же о «призрачной шкатулке» поставил их в полный тупик. Им ничего не сказало и более «западно» звучащее выражение «киоромерхенная суэнита» — хотя его они, уж наверное, постарались запомнить на будущее.

Чичеро, понимая, что его посещение Батурма может обернуться пустой прогулкой, стал объяснять дамам, какова суэнита из себя. Младшая из дочерей великанши с некоторой неуверенностью (может, лишь из вежливости к настойчивому гостю?) признала, что такая штука, как он описывает, у них была — но они её выбросили.

— Выбросили? — поразился посланник.

— Конечно. Мы ведь много всякого старья повыбрасывали! — с вызовом заверила его великанша-мать. — Свалили прямо в ров: пусть берёт, кому нужно!

Чичеро после этих слов долго удостоверивался, не смеётся ли она над ним. Нет, не смеялась. Впору было смеяться самому Чичеро.

Эта строительница новой жизни в замке Батурм из-за своих эстетических пристрастий избавилась от вещи, которая гарантировала благосостояние многим поколениям её мёртвых потомков! Право же, здесь пахло столь же острым великанским умом, который обнаруживал бедняга Ом из Мнила. Вопрос ещё, что хуже: расковырять свою суэниту ножичком, или выбросить в ров собственного замка на радость нищим, ищущим обогащения?

— Когда это случилось? Когда вы выбросили коробочку? — уточнил посланник.

— Да с полгода уже. Видите, мы расчистили от хлама целое крыло замка, усовершенствовали башни… В одной из трёх башен, подвергшихся реконструкции, наверное, и лежала эта ваша суэнита.

— Как думаете, есть ли надежда её найти? — спросил Чичеро у младшей великанши.

— Не думаю, что есть. Сейчас весь ров запорошен снегом, и только к поздней весне сойдёт (Клямщина всё-таки на севере Цанцкого воеводства). Но, если эта коробочка так важна для вас, мы велим слугам поискать её — когда сойдёт снег, разумеется…

Ну вот, а удача мелькнула так близко! Подумать только: восемь тысяч девятьсот двадцать шесть теней своих мёртвых крестьян эти жертвы западной моды просто швырнули в ров замка!

— А может, эта «суэнита» у отца? — спросила вдруг вторая, старшая из молодых барышень, Гала (или Ала). Она отличалась особенно ярко выраженным простодушием, и на неё тут же зашикали мать и сестра. Что же она произнесла недозволенного, интересно знать? И отчего же в категорию недозволенного попал великан-отец? Не запятнал ли он своё имя каким-то неудобовспоминаемым преступлением?

О том, что случилось с Ногером, посланник больше прямо не спрашивал, но косвенным путём выяснил, что хозяин замка вроде бы жив. Жив, и, похоже, может иметь идеи на тот счёт, где найти «призрачную шкатулку», которая бы так выручила посланника Смерти. Но как ему выйти на Ногера, если само имя его супруга и дочери избегали произносить.

Чичеро невольно вспомнилась притча о крестьянине, которому надо было купить осла в местности, в которой слово «осёл» считалось непристойным. Уж неизвестно, чем именно ослы заслужили в тех местах столь неодобрительное к себе отношение (может, дело в том, что у них такие большие…э… уши?). Вот бы вспомнить, как в притче вышел из своего положения крестьянин! И вышел ли? Может статься, что вместо осла ему пришлось купить какое-то другое четвероногое, например, табуретку или шкаф. Как бы и Чичеро вместо желанной суэниты не обрёл какой-нибудь иной, отдалённо похожий на неё предмет! Например, изразцовую печь.

Всё было проговорено, осталось прощаться и уходить, и Чичеро тянул время, сам не зная, для чего, когда в пустынной гостиной, где Ногерша с дочерьми принимала посланника, появился мёртвый слуга, одетый несколько более старомодно, чем те слуги, которым до сих пор отдавали распоряжения хозяева. Этого слугу здесь явно не ждали.

— В чём дело, Хоб? — ледяным голосом произнесла старшая великанша.

— Прошу прощения, госпожа Ногер, но господин спрашивает, что за гость нынче пожаловал в замок.

По лицу великанши было видно, что она собирается немедленно выставить этого слугу вон, но Чичеро, наделённый карличьей быстротой реакции, сориентировался скорее:

— Меня зовут Чичеро, я — посланник Смерти, с которым ваш господин познакомился на осеннем симпозиуме у Цилиндрона.

Слуга кивнул и двинулся к выходу из гостиной; но на пороге он обернулся и сказал:

— Простите, господин посланник. Я доложу о вашем приходе господину Ногеру, но если мне… не удастся сюда вернуться, знайте: мой господин находится в неперестроенном крыле замка, и он всегда рад гостям.

Госпожа Ногер вслед этому Хобу только что стул не бросила — а могла бы.

— Госпожа, я не в курсе ваших домашних событий, — мягко сказал Чичеро, — но мне надо повидаться с вашим мужем. У меня к нему важное дело, имеющее значение для самого Владыки Смерти.

— Но мой муж не в себе! — резко сказала великанша, — он странно себя ведёт уже с начала зимы. Нам с Алой и Галой очень стыдно за него, поэтому мы к нему никого не приглашаем.

— Как он себя ведёт? — спросил Чичеро.

— Ужасно. Собирает выброшенные вещи, не даёт работать каменщикам. Посылает своих слуг вниз, в ров, велит тянуть оттуда в замок всякий мусор!

— Он, наверное, не желал перестройки замка? — предположил проницательный Чичеро.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});