История Петра Великого - Александр Брикнер

Положение гетмана во время Северной войны было чрезвычайно тяжело. В Малороссии не прекращался ропот на постоянные жертвы, требуемые войною. Каждую минуту в Малороссии можно было ожидать бунта.

Мазепа не мог не задать себе вопроса: на чьей стороне большая вероятность победы? От решения этого вопроса зависел образ действий гетмана. Предположение, что не Петр, а Карл останется в выигрыше, заставило Мазепу изменить России. В этом взгляде умного, опытного, действовавшего не по какому-либо минутному увлечению, а по холодному расчету гетмана заключается самое ясное доказательство страшной опасности, в которой находился Петр. Мазепа ошибался: будущность принадлежала не Карлу, а Петру. Если бы Полтавская битва кончилась победою шведского короля, образ действий Мазепы считался бы героическим подвигом, целесообразным средством освобождения Малороссии от московского ига, поступком, свидетельствовавшим о политических способностях гетмана. В нравственном отношении его образ действий нисколько не отличался от образа действий молдавского господаря Кантемира, двумя годами позже заключившего такую же сделку с Петром, какую заключил Мазепа с Карлом XII. Мазепа окончил свою карьеру сообразно с общим ее характером. Бывши рабом Польши, подданным султана, вассалом царя, он, соединившись с шведским королем против России, мечтал о самостоятельности. В ту самую эпоху, когда развитие понятия о великих державах уничтожало возможность дальнейшего существования множества мелких государств, гетман надеялся напрасно спасти какую-нибудь самостоятельность для Малороссии. Подобно тому, как Паткуль обманулся в подобных же расчетах относительно Лиф-ляндии, и Мазепа жестоко ошибался в отношении к Малороссии. Промах, сделанный гетманом при оценке сил и средств, которыми располагали Карл и Петр, не заслуживает упрека. Никто не мог в то время предвидеть исхода Полтавской битвы.

По мнению многих, уже гораздо раньше нельзя было вполне надеяться на Мазепу. При агитации польских эмиссаров, постоянно находившихся в Малороссии, при тайных сношениях малороссиян с крымским ханом, Мазепа не раз уже оказался более или менее компрометированным. Однако иногда он действовал весьма решительно против недоброжелателей Москвы, доносил на них властям, выдавал тех, которые делали ему преступные предложения, и вообще показывал вид безусловной преданности царю.

В 1705 году, когда Мазепа стоял лагерем под Замостьем, к нему явился какой-то Францишек Вольский с тайными предложениями от короля Станислава Лещинского. Мазепа велел арестовать и пытать Вольского, а прелестные письма Станислава отослал к царю, которому при этом доносил: «Уже то на гетманском моем уряде четвертое на меня искушение, не так от диавола, как от враждебных недоброхотов, ненавидящих вашему величеству добра, покушающихся своими злохитрыми прелестями искусить мою неизменную к вашему величеству подданскую верность… Первое от покойного короля польского, Яна Собесского… второе от хана крымского… третье от донцов раскольников… а теперь четвертое искушение от короля шведского и от псевдокороля польского, Лещинского… И я, гетман и верный вашего царского величества подданный, по должности и обещанию моему, на божественном евангелии утвержденному, как отцу и брату вашему служил, так ныне и вам истинно работаю, и как до сего времени во всех искушениях, аки столп непоколебимый и аки аламант несокрушимый пребывал, так и сию мою малую службишку повергаю под монаршеские стопы». Немного позже, однако, беседуя с некоторыми представителями партии недовольных, Мазепа говорил: «Какого же нам добра впредь надеяться за наши верные службы? другой бы на моем месте не был таким дураком, что по сие время не приклонился к противной стороне на такие пропозиции, какие присылал мне Станислав Лещинский».

Затем Мазепа завязал сношения с княгинею Дольскою, сделавшеюся посредницей между ним и Станиславом Лещинским. С ней он переписывался посредством цифровой азбуки. То он в беседе с друзьями издевался над княгиней и ее внушениями, то казался склонным следовать ее советам и верил ее рассказам о разных интригах, направленных против него со стороны царя и его соратников. Так, например, он узнал, что Меньшиков желает сделаться малороссийским гетманом, и это известие сильно раздражило его.

В это время усиливалось общее неудовольствие в Малороссии. Постройка Киево-Печерской крепости, рекрутчина, чрезмерные налоги и подати, ограничение прежней вольности — все это заставляло недовольных надеяться на Мазепу и его готовность к измене. Ежедневно он слышал жалобы на москвитян; весьма часто полковники умоляли его избавить Малороссию от московского ига так же, как когда-то Богдан Хмельницкий избавил ее от польского. Однако Мазепа держал себя осторожно, медлил решением, участвовал в военных действиях против шведов, побывал у царя в Жолкве, где присутствовал в заседаниях военного совета.

Когда к нему приехал иезуит Зеленский с предложениями перейти на сторону Карла и Станислава Лещинского, он не задержал его и не отправил к царю.

16 сентября 1707 года в Киеве Мазепа получил вместе с письмами от княгини Дольской и письмо от Станислава Лещинского. Всю ночь провел он в раздумье и наконец решил перейти на сторону Карла и Станислава Лещинского. В присутствии своего писаря Орлика он клялся, что делает это не для приватной пользы, не для каких-нибудь прихотей, но для всего войска и народа малороссийского. Орлик на это заметил: «Ежели виктория будет при шведах, то вельможность ваша и мы все счастливы, а ежели при царе, то и мы пропадем, и народ погубим». Мазепа отвечал: «Яйца курицу не учат! Или я дурак прежде времени отступить, пока не увижу крайней нужды, когда царь не будет в состоянии не только Украины, но и государства своего от потенции шведской оборонить». Таким образом, и тогда еще Мазепа представлял себе действовать сообразно с обстоятельствами. Станиславу Мазепа отвечал, что пока не может предпринять ничего решительного, обещая, однако, в то же время не вредить ни в чем интересам Станислава и войскам шведским.

Эти сношения не могли оставаться тайной. Двусмысленное поведение Мазепы решился разоблачить перед царем генеральный судья Кочубей, дочь которого находилась в близких сношениях с гетманом.

В сентябре 1707 года в Преображенском Приказе явился монах, который по поручению Кочубея, личного недоброхота Мазепы, донес о намерении гетмана передаться на неприятельскую сторону. Доносу этому не придали никакого значения, и он не имел последствий. Тогда Кочубей в начале 1708 года отправил другого доносчика, полковника Искру, с подробным изложением всех обстоятельств измены Мазепы.

Петр до того верил в преданность гетмана, что сообщил ему о доносе, сделанном Кочубеем и Искрой. Доносчики были арестованы и подвергнуты допросу. Кочубей поддерживал свои обвинения и сверх того представил думу, сочиненную будто бы Мазепой. В этой думе выражалось сетование на печальное положение Малороссии.

Доносчиков пытали; не выдержав пытки, они отреклись от своих показаний и объявили, что подали статьи и словесно доносили по злобе гетмана и все затеяли ложно. Их казнили близ Киева.

Таким образом, чрезмерное доверие царя к Мазепе и безрассудное варварство тогдашних приемов уголовной практики отделили на некоторое время катастрофу Мазепы. Он остался цел и невредим и мог по-прежнему сообразовывать свои действия с обстоятельствами.

Недолго, однако, можно было медлить решением. Летом 1708 года Карл XII вступил в Малороссию. Ему казалось легкой задачей довести общее раздражение, господствовавшее в этой стране, до открытого бунта. Шведский генерал Левенгаупт в воззваниях ко всем жителям Украины проповедовал необходимость отложиться от царя, свергнуть ненавистное московское иго.

Узнав о приближении Карла, Мазепа сказал: «Дьявол его сюда несет! Все мои интересы превратить и войска великоросские за собою внутрь Украины впровадить на последнюю оной руину и на нашу погибель» [614].

Петр, не переставая верить в преданность гетмана, давал ему разные поручения, приказывал наблюдать за тем, чтобы не было никакой подсылки от неприятеля прелестных листов и т.п. Вместе с тем царь звал гетмана в главную квартиру. Мазепа не поехал, извиняясь старостью, болезнью, но уверяя царя в своей преданности. В то же время у него происходили совещания с полковниками о положении дел, о соединении с шведским королем. И тут Мазепа предоставлял исключительно себе право определить время, когда нужно будет приступить к крайним мерам. «Сам я знаю, когда посылать к шведскому королю», — говорил он.

К царю и Меньшикову Мазепа отправлял письма с объяснениями, почему ему нельзя двинуться из Малороссии. Повторяемое Меньшиковым приглашение немедленно явиться в главную квартиру начало беспокоить гетмана. Он боялся, что его хотят приманить и возобновить дело Кочубея или что узнали подробно о его сношениях с Станиславом Лещинским и Карлом. Он дал знать Меньшикову о тяжкой, предсмертной болезни своей и об отъезде из Батурина в Борзну для соборования маслом от киевского архиерея. В то же время он сообщил в главную квартиру Карла XII о том, как обрадованы малороссияне пришествием королевского войска, и просил протекции Карла и освобождения от тяжкого ига московского.